Восток Соф (СИ)
Однако в последнее время в центре внимания чаще оказываемся мы, а не ее буйный муж.
Шептания проносятся, когда мы разбитые возвращаемся с работы. Нас пару раз приглашали в компанию, но каждый раз мы отказывали, тем самым вызвав всеобщую неприязнь. Возможно эта женщина думает, что мы презираем ее или пытаемся выделиться в глазах у хозяйки. Но откуда ей знать наше душевное состояние. Больше всего ее раздражают наши опущены глаза. И в течение каких-то пяти дней о нас начинают ползти слухи. После этого обращение хозяйки к нам изменяется. Она начинает более сосредоточенно напоминать о сроках выплаты и каждый раз недоверчиво оглядывает меня. Призраки прошлого и настоящего давно бы свели меня с ума, если бы не инстинкт выживания. И я стараюсь держаться спокойно хотя в каждый раз трепещу от мыслей, что быть может она уже нашла наших соседей.
44
Прошла первая неделя, а мои страхи к счастью не оправдались.
Работа только-только начинает набирать обороты. Наши руки до этого не приспособленные к физическому труду терпят сильные муки. Иногда боль доходит до того, что я не могу спокойно прикасаться к чему либо. Наши метла быстро изнашиваются и к концу недели превращаются в тонкие палки. Но мы все равно придерживаемся бодрого духа, вспоминая ту страшную ночь в больничной беседке и продолжаем подметать.
От утомления мы перестаем кого либо замечать. Иностранцы больше не забавляют нас. Индусы меркнут, а турки раздражают. Все наши мысли охвачены заботой о содержании чистоты своего участок.
Мы двигаемся с одного направления в другое и снова обратно, как заводной механизм. И начинаем посещать работу как некий храм, постоянно думая о ней, переживая и молясь. Но есть еще одно, что не позволяет нам превращаться в роботов — это мысль о том, как выжить до следующего месяца. В четверг Холида Зокири сообщает нам о предстоящей свадьбы своей младшей дочери. Так что, — говорит она, — постарайтесь поработать на славу. Нам нужно помыть подъезд и если вы согласитесь, тогда я заплачу вам двадцать сомони.
Наши последние деньги ушли на покупку чашек без которых мы не могли заваривать чай. И сейчас это предложение сравнивается с благословением небес. Нилу тут же соглашается и мы продолжаем работать, но еще с большим старанием, изливая свою радость на мётлах. Мы порхаем и за несколько дней очищаем не только двор, но и вымываем все скамейки и столы во дворе. Вернувшись домой молча съедаем лапшу с хлебом и тут же ложимся спать. Во сне голод чувствовался меньше. Но последние два дня не осталось и лапши. Остается пить только горячий чай с тем же благословенным хлебом. И несмотря на крайнее истощение в субботу мы спешим на работу. Но голод мучает как никогда в жизни. Когда истощение доходит до предела человек теряет самообладание. Душа просит пощады прекратить эту муку, но тело ничего не может поделать. Слюни всё больше и больше появляются во рту, желудок начинает жечь себя своим же соком и рассудок теряется. Уплывают чувства опоры, покидают силы и остается лишь невыносимое чувство голода. Это самое страшное, что может пережить разумное свободное существо умеющее мыслить и чувствовать. Даже звери бояться голода, потому что они знают — весь смысл жизни в пропитание. Дойдя до работы мы не осознаем что делаем. Руки сами тянутся к тряпкам, понимая, что это единственное наше спасение.
Подъезд был вымыт, и блестел, когда счастливая невеста спустилась под музыку к жениху. По обычаю Зокири бросает конфеты, когда невеста проходит по красной дорожке и все мальчишки начинают собирать их. Я хочу подбежать и тоже собрать несколько штук, но слишком истощена, чтобы двигаться так быстро. Мы сидим на скамейке опустив руки и сгорбившись терпеливо ждём пока нам не заплатят. Шум и веселья круживший вокруг двора не трогают нас. Мы словно за стеклом, невидимые и не замечаемые ни кем, только дышим глубоко и вдыхаем тяжко. Молодые девушки ищущие уединение для свежих сплетен подходят, садятся рядом, но заметив нас тут же брезгливо убегают. Мне даже смешно видит, как они боятся нашего вида. Когда-то и я боялась, — мелькает мысль. Нилу опускает голову на железный стол и засыпает, но я продолжаю ждать. Жду наших заработанных денег. Стихает музыка и машины постепенно увозят гостей в ресторан. Нилу поднимает голову и спрашивает.
- Еще не заплатила?
— Нет, — отвечаю я.
— Тогда придётся подняться на верх.
Я встаю и плетусь к подъезду. Поднявшись на второй этаж стучу в дверь, но никто не открывает.
Может у меня не осталось сил? — думаю и начинаю заново стучать. Но по-прежнему внутри тишина. Вернувшись объясняю Нилу, что никто не открывает дверь и она снова опускает голову.
— Я все равно буду ждать.
— Не надо, — отвечаю я, — давай лучше уйдем. Нас просто забыли.
— Нет я буду ждать, а ты если хочешь, возвращайся одна.
Я не смогла оставить Нилу в таком отчаянном и бессильном состояние и молча сажусь рядом.
Впервые мы просто сидим без дела, не думая о мётлах, взглядах и осуждений.
Жители проходят в недоумение и презрительно оглядывают нас. Тем временем ветер начинает то усиливаться, то стихать облака убегают думая где лучше пролить свои прохладные капельки.
Мы сидим мечтая поскорее взять свои деньги и купить горячий хлеб и сливочное масло. Я уже предвкушаю тот блаженный миг, когда возьму в руки свежий ломоть ароматного хлеба намазанного тонким слоем золотистого масла и подношу ко рту. Но вдруг мои мечты нарушает голос.
— Почему вы бездельничайте?
Оборачиваюсь и вижу ту самую худощавую женщину.
— Немного устали, — отвечает Нилу.
— Ну да понимаю, сама тоже умираю от усталости.
Я смотрю на ее твердый стан и улыбнувшись говорю.
— Но мы устали больше вас.
— Больше меня никто не устает, хотя ваш вид и впрямь уставший. Не уходите пока, я сейчас вернусь.
Она исчезает под аркой и вскоре с балкона кричит нам.
— Дворники, подойдите сюда.
Мы подходим под ее окно, и она бросает нам пакет.
— Там еда, поужинайте!
Я судорожно поднимаю пакет с земли и увидев внутри макароны от радости чуть не плачу.
Мы тут же садимся на скамейку и забыв помыть руки начинаем есть. После пятого глотания я вдруг опомнилась и на минуту вижу себя со стороны. С той жадностью и ничтожеством с которым мы ели не сравним ни с чем. Мне становится стыдно. Где мои прошлые манеры, — думаю я, — неужели мы дошли до безумия?
Нилу видимо тоже опомнилась и посмотрев на меня спрашивает.
— Почему не ешь?
— Больше не могу, желудок болит.
Она заворачивает пакет говоря: — Остальное съедим дома. Через пол часа к нам возвращаются силы хоть и малые, но достаточные, чтобы продолжать сидеть несмотря на сумерки. Ночь наступает быстрее чем мы ожидали и мы наконец слышим голос Зокири.
Быстро встаем (на сколько это возможно в наших состояниях) и подходим.
— Вы не заплатили нам за мытье подъезда.
Она смотрит на нас удивлённо.
— Неужели? Простите ради Бога, наверное забыла. Открывает кошелёк и начинает перебирать купюры, а потом застыв произносит. У меня сейчас нет мелких денег, приходите завтра.
— Мы можем поменять, — отвечает Нилу с надеждой смотря на кошелёк. Но Зокири задумавшись закрывает его.
— Нет, лучше приходите завтра. И подходя к машине начинает помогать сыну заносить пакеты с продуктами. Мы застываем на месте увидев как выгружается еда. Чего только не были в ящиках.
— Это с ресторана для гостей, — оправдывается она, когда замечает наш голодный взгляд.
От увиденного мы не можем двинуться с места. Сначало заносят рыбу, птицу, говядину, потом нескончаемые сладости трюфели, урюк, курагу, за ними следуют напитки и прочее питье. А мы потеряв дар речи продолжаем стоять до тех пор пока багаж машины не опустел. Старший сын женщины кидает на нас двусмысленный взгляд и что-то шепчет матери.
Но та отрицательно качает головой и они входят в подъезд с последними ящиками. Мы даже не замечаем как остаемся одни. И только сигнал въезжающей машины заставляет опомниться.