Уйти, чтобы вернуться (СИ)

 Наконец-то омега справляется с парусом, и буер начинает медленное скольжение. Аскольд запрыгивает на корму, и они понеслись. Это я, конечно, преувеличиваю, правильнее сказать - поползли не спеша.
 - А-а–а! – стонет Алекс, спустя пятнадцать минут его личной регаты, – мой живот, теперь я понимаю, почему брат каждый день пресс качает.
 Я вспоминаю железные мышцы Александра, там действительно есть на что посмотреть, жаль, такая красота ни одному омеге не достанется, Аполлон. Именно таким нарисовал его недавно мой друг, правда, сам «Аполлон» ещё не в курсе, что стал моделью в жанре «Ню». Я даже боюсь представить его реакцию.
 Пока альфы наслаждались ветром и скоростью, мы с Алексом фотографировали и просто любовались великолепным пейзажем. Примерно спустя час, когда мы уже основательно продрогли, вернулись ребята. Ветер усилился и сменил направление, грозя порвать паруса.
 Аскольд пригласил нас навестить его дедушек, не принимая отказа. Там нас ждал просто замечательный обед. Я, практически один, съел все маринованные грузди, заедая рассыпчатой картошкой, вкусно. Мы выползли из-за стола гостеприимных профессоров едва живые. И, на предложение хозяев, остаться переночевать, ответили согласием, куда-то ехать после столь сытного обеда желания у нас не было.
 Аскольд вместе с дедом-альфой Иваном растопили баньку, где мы вечерком попарились. Ощущения непередаваемые, словно заново родился, а какой замечательный чай на травах мы сейчас пьём, мне так особенный заварили, с черникой. Хорошо-то как!
 Большой деревянный дом в два этажа, просторные комнаты, в камине потрескивают дрова, на улице шумит ветер, кот пригрелся на коленях. Алекс на диване сидит вплотную с Аскольдом, что-то просматривают в ноутбуке, Александр играет с дедом-омегой Михаилом в шахматы, его супруг Иван ушёл дорабатывать научную статью для журнала, что-то связанное с популяцией байкальской нерпы. Я за тысячу километров от дома, а, кажется, что в поместье Вернье, сейчас откроется дверь и зайдёт Поль с глинтвейном.
 Семейный очаг, дарящий тепло, защиту, уверенность в будущем и любовь, он везде одинаков, невзирая на национальные обычаи и границы. Его просто нужно построить, наполнить теплом, зажечь пламенем любви и не дать погаснуть, сколько бы лет не прошло, для этого не обязательно быть истинными, достаточно быть любящей друг друга парой.
 - Александр, - зовёт Алекс брата, мне показалось, или он действительно чем-то расстроен?
 Двойняшки, расположившись с двух сторон от Аска, уже втроём уставились в экран ноутбука. Я не выдерживаю и решаю присоединиться к ним, но, при моём приближении, они закрывают страницу.
 Я обиженно смотрю на своих друзей, что там такое, чего мне не следует знать?
 - Знаете, ребята, я думаю, вы не правы, чем раньше Лен узнает, тем для него будет лучше, - упрекает Аскольд двойняшек.
 А мне кажется, что сейчас у меня земля уйдёт из-под ног, неужели Алан женится? Неужели, все мои глупые мысли о примирении со своей парой были напрасны? Да я уже сейчас не могу без него, он снится мне каждую ночь, я сутками готов спать, лишь бы увидеть его во сне. Только гордость удерживает меня от желания всё бросить и улететь домой, нет, не домой, а к Алану! Да как же я без него?!
 
 Я трясущимися руками забираю компьютер и пытаюсь вникнуть в информацию. Перед глазами всё расплывается, но чьи-то сильные руки ложатся мне на плечи, и я начинаю понимать прочитанное.
 Просто статья, всего лишь одна статья, с нашей фотографией на премьере в опере и заголовок «Слияние двух бизнес империй, правда или миф?» Вроде всё вполне прилично, краткая информация о финансовом влиянии наших семей на внутренний рынок страны, немного о нас с Аланом, но как пощёчина комментарий Алана Дюпона: «Я не могу вам что-либо ответить на этот вопрос. Я не уверен в необходимости данного слияния».
 Он не может ответить! Он не уверен! Я отшвыриваю от себя ноутбук и, стряхнув руки Аскольда с плеч, вскакиваю с дивана. Обида сдавила горло, обида и боль непролитых слёз, что скопились в уголках моих глаз.
 - Он не уверен в необходимости слияния, Алекс, он не может что-либо сказать, - шепчу я, превозмогая боль в горле. - Это я был готов кричать всему миру о нём, едва почувствовав свою пару, это я…
 А он? Он даже не желает сказать, кто я для него. Ему просто нечего сказать, что он может поведать миру? То, как отказался от меня, едва увидев, как спорил на наследника Вернье, назначив цену - бутылку вина, как считая простым официантом, предложил стать содержанцем, мальчиком для эскорт услуг. Он просто не умеет любить, ему никто не объяснил, что значит любить. И глотая, наконец-то пролившиеся слёзы, я стал читать стихотворение:
 "Как объяснить слепому,
 Слепому, как ночь, с рожденья,
 Буйство весенних красок,
 Радуги наважденье?
 Как объяснить глухому,
 С рожденья, как ночь, глухому,
 Нежность виолончели
 Или угрозу грома?
 Как объяснить бедняге,
 Рождённому с рыбьей кровью,
 Тайну земного чуда,
 Названного Любовью?"*
 Почему стихотворение? Наверное, потому что именно стихами мне было легче всего выразить свои чувства, раскрыть свою душу. Как Алекс говорит своими полотнами, или Александр написанными им песнями, так я выплёскиваю боль, читая стихи любимых поэтов.
 Я плакал, уткнувшись в плечо Аскольда.
 - Ты такой желанный и убиваешься из-за какого-то чмо, тебе только стоит улыбнуться и тысячи альф упадут к твоим ногам, - пытался он меня успокоить.
 - Мне не нужны тысячи, а только Алан - мой истинный, пара моя, - ревел я, продолжая мочить слезами футболку Аска, - а он любить не умеет!