Последствие (ЛП)
Его слова задели что-то обнаженное внутри меня. Я хотела наклониться, чтобы защитить эту раненую часть себя, свернуться в клубок и спрятать это от него.
— Мы закончили? — мои слова были обдуманными, каждый слог я произносила медленно.
— Такая нетерпеливая. Так уверена, что ты на правильной стороне в этой войне, — подзадоривал Аттикус. — Что действительно удивительно, так это то, что спустя столько времени ты все еще не знаешь правды.
Он дразнил меня. Я видела крючок. Я знала этот трюк. И все же я не могла не потянуть за ниточку. Совсем немного. Я пообещала себе, что меня не поймают, что я не буду глупой рыбой, которая клюнула и навеки попалась в ловушку.
Слова Мейсона вернулись, чтобы преследовать меня.
«Запертая в клетке, которую сама же и создала…»
Может быть, я ничего не могла с собой поделать. Может быть, я бы всегда предпочла неприятности миру.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Аттикус. Мы закончили здесь? Я хочу уйти.
Он еще не закончил сводить меня с ума.
— Это начало, Каро. Самое начало.
На этот раз я не смогла сдержать закатывания глаз.
— Да ладно.
— Нам нужно идти, Кэролайн, — предложил Гас. — Мы закончили с этим.
Я позволила Гасу идти впереди, но люди Аттикуса не облегчили мне уход. Они встали перед нами, преграждая путь.
Очевидно, я сошла с ума, потому что я должна была чувствовать панику, страх и все виды ужаса. Вместо этого я почувствовала только любопытство. Однако я была полна решимости игнорировать Аттикуса. Он пытался залезть мне в голову. Он пытался подшутить надо мной.
Я ненавидела то, что это работало.
— Гас знает, о чем я говорю, — настаивал Аттикус. — Он был там.
— Не обращай на него внимания, — сказала я себе. — Он сумасшедший, — прошептала я вслух.
И он был таким. И он явно пытался вывести меня из себя.
Но потом Гас сказал:
— Каро, не обращай на него внимания. — Он сказал это таким образом, что мне захотелось сделать все, что угодно, но только не «не обращать на него внимания».
Гас всегда был ужасным лжецом. У него не хватило на это терпения.
— Прекрасно, — рассмеялся Аттикус. — Не верь мне на слово. Спроси Сойера.
Это был первый раз, когда он произнес имя Сойера. Этого было достаточно, чтобы привлечь мое внимание и заставить меня обернуться.
— Спросить Сойера о чем?
— Спроси Сойера об ирландском оружии и о той ночи, когда тебя впервые привели к Пахану.
Я уперлась пятками, совершенно потрясенная, вспоминая ту ночь, о которой шла речь. Пятнадцать лет назад я была десятилетним ребенком, которого мой отец затащил на склад посреди ночи. Глупое любопытство, опасные выходки и некоторое невезение привели к тому, что его впервые вызвали к начальству.
Сойер нуждался во мне, чтобы украсть его ожерелье обратно у Аттикуса. Я сделала это. Но в попытке замести следы я стащила бумажник Аттикуса. Он заподозрил, что я что-то замышляю, и устроил сцену. Из-за этого у нас обоих были неприятности. И когда я продолжила лгать Пахану о том, что я украла, они потребовали, чтобы я вступила в братву, когда мне исполнится тринадцать.
Именно та ночь решила все мое будущее. В тот день я была связана с Сойером, братвой и русским синдикатом на всю жизнь.
Очевидно, что та ночь имела для меня большое значение, но я не понимала, почему Аттикус запомнил это. Или почему он заговорил об этом сейчас.
Я решила не вступать с ним в контакт. Мне не нужно было знать. Я не хотела знать.
Вопреки тому, что я решила, я услышала свой вопрос:
— Что насчет той ночи?
Аттикус ухмыльнулся мне.
— Это была подстава, Каро. Вся ночь. Ожерелье. То, что ты забрала его у меня. Пахан. Сойер тебя подставил.
— Каро, пойдем, — настаивал Гас.
— Мы должны вернуться, — эхом повторил Кейдж.
— Аттикус, о чем ты говоришь?
Его победная улыбка растянулась.
— Сойер подставил тебя, — сказал он медленнее. — Он подставил тебя перед Паханом, так что у тебя не было выбора, кроме как стать братвой.
— Это невозможно, — прошипела я, во мне закипал гнев. — Он сам едва ли был братвой. — Я вспомнила ту ночь, его совершенно новую татуировку…
— Это было их условие, Валеро. Он появился, беспризорный мальчишка, ищущий дом, с информацией об ирландском оружии. Волков сказал, что этого недостаточно. Они также хотели тебя. Если он хотел быть в братве, он должен был дать им шанс привлечь и тебя тоже. Конечно, он справился с этим гораздо быстрее, чем даже они могли предсказать, но он справился. Он отдал им оружие и в ту же ночь умудрился преподнести тебя на блюдечке с голубой каемочкой. И все это время ты думала, что оказываешь ему услугу. Это слишком хорошо. Ты не можешь выдумать это дерьмо.
— Ты можешь, — возразила я. — И ты такой. Ты это выдумываешь. — Я посмотрела на Гаса, надеясь на подтверждение того, что его брат лжет, как и всегда. Но он смотрел в землю. Он не хотел встречаться со мной взглядом. — Гас, скажи ему, что он лжец.
— Давай, Каро, — вместо этого сказал Гас. — Мы должны возвращаться.
Я снова посмотрела на Аттикуса, снова ненавидя его. Ненавидя его лицо и то, что он сделал с Джульеттой. Я ненавидела то, как он держал моего отца связанным, как заключенного. И я ненавидела слова, которые он произносил. Я ненавидела все и хотела, чтобы это прекратилось.
— Ложь! — прорычала я на него. — Это все ложь.
Жалость. Он посмотрел на меня с жалостью. И это стало самой последней каплей. Я развернулась и протолкалась сквозь людей Аттикуса, остановившись, чтобы поцеловать отца в щеку.
— Я собираюсь вытащить тебя из этого, — сказала я ему.
— Я могу позаботиться о себе, милая Кэролайн. Тебе не нужно беспокоиться обо мне.
Это было неправдой. Я никогда не должна была переставать беспокоиться о нем и бросать. Святой ад, что я наделала?
Нет, настоящий вопрос был в том, что сделал Сойер?
— Это скоро закончится, папа. — Я положила руку ему на щеку и наблюдала, как он расслабился. Мое сердце болезненно сжалось, и все мое тело задрожало от волнения.
Мне нужно было убираться отсюда. Мне нужно было вспомнить, как дышать. Мне нужно было разобраться в этом беспорядке и найти правду.
Мы все были лжецами. Все мы.
Даже Аттикус.
Может быть, особенно Аттикус.
За исключением того, что там было слишком много точных деталей.
— Готова? — тихо спросил Кейдж.
— Нет, — честно сказала я ему.
— Мы все равно должны уйти.
Я наконец кивнула, позволяя ему вывести меня из переулка. Было чертовски больно оставлять там моего отца. Мне хотелось верить, что Аттикус держал его только в качестве залога, но кто на самом деле знал… Если бы мой отец потерял руки из-за этой дурацкой игры, я бы никогда себе этого не простила.
Кейдж поймал такси и усадил меня на заднее сиденье. Гас последовал за мной, в то время как Кейдж занял место впереди.
Этот день вымотал меня, вымотал так сильно, что я не была уверена, смогу ли когда-нибудь восстановиться. Между ФБР и встречей лицом к лицу с Аттикусом, а затем, наконец, с моим отцом, не говоря уже о надвигающейся задаче очистить имя Волковых, я хотела проспать следующие три года.
— Ты в порядке? — тихо спросил Гас, напомнив мне об источнике моего истинного кризиса.
Сойер подставил меня. Много лет назад та роковая ночь была подстроена заранее. Я почувствовала тошноту в животе, уверенная, что меня сейчас вырвет.
— Нет, — икнула я, рыдания захлестнули меня, как внезапный потоп.
— Он тоже был ребенком, — тихо сказал Гас. — У него было испорченное детство…. Он не знал, как сильно ты ненавидишь братву…
— Замолчи, — прошептала я. — Пожалуйста, замолчи.
— Каро…
Я отвернулась от Гаса, уставившись в окно. Я даже не знала, что делать с этой информацией, как разложить ее по полочкам или убрать подальше.
Сойер был причиной всего.
Я повторяла это снова и снова в своей голове. Сойер был причиной всего.
Час назад это предложение означало бы нечто совершенно иное — любовь, благодарность, боль надежды и обещание.