"Малышка Гретхен" (СИ)

— В точке JA52458gh366 угол тангажа при выходе из подпространства составил три градуса.
— Опять скажут, что недокрутили, — буркнул Рейф. — Перерасход надо обосновать.
— Предложить им самим поуправлять этим корытом.
— Предложи. — Рейф напрягся: еле различимое смутное беспокойство накатило и схлынуло. Он попытался разобраться в ощущениях, но не преуспел; под занудным ворчанием Инге Турнбьёрнсена непонятное предощущение растворилось, как легкий утренний туман под лучами солнца, оставив после себя воспоминание и тревогу.
— А если отметить, что по расчетам уровень возмущений должен быть больше и мы ориентировались на него?
— Напиши, — согласился Рейф и вдруг понял, кто стоит за дверью. Ему не было нужды сверяться с коммом, уточнять так ли это, он просто знал. Ощущал всей поверхностью кожи — в коридоре переминается с ноги на ногу Нотэм. От этого ощущения делалось жарко и тонкие волоски на загривке, еще даже не пробившиеся сквозь верхний слой эпидермиса, норовили встать дыбом.
— Расчеты прикладывать?
— А вдруг пересчитывать будут? — Рейф мотнул головой, повел плечами и покосился на дверь. — Чем меньше данных для проверки — тем лучше.
— Это точно, запросят — дадим.
Рейф испытал острое разочарование — техник не решился зайти в рубку. И это было так непохоже на Нотэма, на человека, которому плевать на субординацию и правила… Деликатность? Рейф не знал и злился, что его вообще интересуют такие вещи.
До вечера капитан был занят. Кто-то даже принес на мостик контейнеры с едой, но этот «кто-то» совершенно точно не был младшим палубным техником.
— Ну, вроде подчистили хвосты, — первый помощник потянулся, хрустнул пальцами и встал. — Я бы сейчас скромно вздремнул минуточек двести.
— Вахта закончилась, — хмыкнул Рейф. — Можно и нескромно вздремнуть все шестьсот.
Помощник загоготал, шутка после утомительной сосредоточенности на мелочах показалась ему смешной.
Рейф не стал дожидаться окончания приступа веселья и ушел к себе. Дверь каюты он открывал с опасением и морально приготовился ко всему — настроение было паршивым и хотелось одиночества, но искину удалось поразить его и в этот раз. Жемчужно-серые стены, подсвеченные будто изнутри солнечным светом, радовали глаз. Рейф не смог сдержать саркастичной ухмылки и пошел в душ. Здесь везение, или, точнее, благорасположение искина дало сбой. Санитарная зона являла собой тропический водопад, который производил, пожалуй, столько же шума, как взлетающий атмосферник с дюзами первого еще поколения.
Рейф смотрел на живописно извергающиеся потоки воды, протянул руку — на нее упало несколько капель реальной водяной пыли, все же сумасшедший искин был недостаточно не в себе, чтобы затопить корабль. Мысль показалась интересной: в глубоком космосе через несколько сотен лет «Малышку Гретхен» находит некий траспортник, открывает переходной шлюз и вырубает останки команды изо льда. Труп капитана непременно бы обнаружился на толчке, застигнутый катаклизмом в самый неподходящий момент. Да, с его везением все так бы непременно и было.
— Искин, убавить уровень шума до пятидесяти децибел. — Рейф ни на что не надеялся, но струи водопада почти сразу поредели и превратились в обычный дождь, который лил из клубящихся над головой кудрявых облаков.
Рейф закатил глаза, но постарался даже не думать о несоответствиях. Можно же считать, что это грибной дождь. И тут же с потолка почти вертикально повисла радуга, упираясь основанием в узкий шкафчик-утилизатор. Одежда окончательно промокла, Рейф бросил ее на пол, не заботясь уже аккуратным складыванием — все равно отправлять в чистку, и встал в зону душа. Облака над головой уплотнились, плотно облепили распылитель и дождь сконцентрировался в одном месте, превратившись в ливень, теплый и типично летний, точно такой как часто бывал на Кассе. Для полного сходства не хватало грозы, но и так было очень хорошо.
Возбуждение накатило внезапно. Рейф только что прошелся губкой по животу, поспешно размазывая мыльную пену по телу, как странная томность, списанная им на ностальгические воспоминания по родине, сконцентрировалась в паху, вызывая вполне определенное неудобство. И неудобство не в плане внезапного стояка — какого мужика удивишь эрекцией, — а скорее что-то необычное и щекотное где-то внутри, в районе прямой кишки. Яйца поджались синхронно с очком, член несколько раз дернулся сам, выдал пару капель густой смазки и Рейф не выдержал, положил руку сверху…
 
Он сидел на полу, неловко поджав под себя ноги. Оргазм накрывал медленно, тягуче, когда до высшей точки, казалось, оставалось совсем чуть-чуть, еще немного, уже вот-вот! Но приходилось стараться вдвойне, прилагать усилия, когда бросить было уже до невозможности обидно. И все равно как будто чего-то не хватало, несмотря на наступившее облегчение, на звонкую пустоту в голове и острое нежелание шевелиться. Рейф кое-как встал, домылся, каждую секунду ожидая прекращения немыслимо щедрой подачи воды — искин мог вполне опомниться и включить режим экономии, но хоть в этом ему повезло и воды хватило ополоснуться. Завернувшись в халат, Рейф упал на койку и прикрыл глаза. Усталость брала свое, а мерный шум листвы в кои-то веки не раздражал, а убаюкивал, и Рейф задремал. Во сне он видел себя у бабки на заднем дворе, она орала на него и лупила крапивой по его голому заду. Даже во сне Рейф вздрагивал от жгучих ударов по покрытой волдырями ожогов коже. Крапива проникала и промеж ног, попадая по яйцам и члену.
Раскат грома прервал экзекуцию. Бабка отшвырнула веник из крапивы, которым самозабвенно лупила его и, продолжая ругаться, ушла куда-то за дом. Рейф никак не мог сообразить чем так провинился и за что получил выволочку, но ничего путного в голову не шло. Выпоротая задница горела, и от каждого прикосновения становилось больней, но натягивать штаны и убираться с улицы нужно было поскорее — гремело уже совсем рядом. Рейф попытался нашарить брюки, но рука раз за разом натыкалась на голое тело.
— Что за… — он резко сел и проснулся. Помотал головой, приходя в себя и испытывая ни с чем не сравнимое облегчение от того, что сон оказался всего лишь сном.
В отдалении снова послышался раскат грома, он перекатывался, дробился на короткие залпы, и Рейф не сразу понял, что просто кто-то стучит в дверь.
Он взглянул на комм, пропущенных вызовов не было. Хронометр в левом углу экрана исправно показывал детское еще время — до полуночи оставалось целых три часа, самое подходящее время для частных визитов к капитану. Рейф вздохнул, попытался обратиться к искину, чтобы узнать, кто так настойчиво ломится в каюту, но тот стойко игнорировал вызов, возвращая сигнал с невнятной пометкой «отложено в очередь». Пришлось идти открывать самому, по пути затягивая пояс халата потуже.
На пороге оказался Нотэм. Рейф проглотил готовый сорваться с губ вопрос про восстание машин-уборщиков — вид палубного техника к шуткам не располагал. Взъерошенный, нервный, с упрямо выдвинутым вперед подбородком, он решительно отодвинул с дороги капитана и прошел вперед.
— Чему обязан? — Рейф терялся в догадках, совершенно не понимая, что происходит. Конфликт со старослужащими? Проблемы с уборкой? Острый приступ клаустрофобии? Ни одна из спонтанно пришедших в голову причин не казалась правдоподобной.
— Не могу больше! — с мукой в голосе сказал Нотэм и сделал подсечку. — Не могу, — прошептал он, наваливаясь сверху.
Рейф не ожидал такого коварства. Неловко упал спиной на койку, запутался в полах халата, а сверху уже лежал Нотэм, сверкая в полутьме безумными глазами.
— Слезь, — сдавленно прошипел Рейф и попытался увернуться от поцелуя, безуспешно впрочем.
Рука Нотэма шарила по промежности, ласкала яйца и член, и Рейф задыхался от нахлынувших чувств, от ненормальности ситуации, от ее запретной неожиданности и уверенных губ, все-таки добравшихся до его рта. Рейф попытался перехватить инициативу, но сознание мутилось от острого удовольствия, по телу растекалась блаженная слабость и вскоре осталось единственное желание — продолжать…