Старая Земля

Похоже, Равт наконец открыл истину, хотя, судя по частому механическому подергиванию, Аркборн отчаянно хотел высказаться. Медузон гадал, не было ли остальным приказано молчать после загадочных высказываний в рубке «Железного сердца».
— Наша цель состоит в исполнении воли Горгона, — заявил Равт.
— Это я уже слышал от вас раньше. — Медузон перевел взгляд на железного отца клана Фелг. — Или по крайней мере от одного из вас.
Он сделал еще шаг вперед, оставив позади свой военный совет. Нарочитый жест, демонстрация превосходства. И только тогда Медузон заметил, что орудия на гусеничном ходу беззвучно поворачиваются, следя за каждым его движением. Он не утратил присутствия духа, хотя мог только гадать, к чему все это приведет.
— В прошлый раз я подумал, что раны, полученные почтенным железным отцом клана Фелг, затронули и его разум, или же он имел в виду, что мы всегда служим воле Горгона, оставаясь его сынами.
Он заглянул в холодные глаза Бессмертных, связанных со своими железными отцами покаянной клятвой. Затем взгляд остановился на четверке фратеров, явно намеренных его осудить, как он уже понял. Это собрание обрело все признаки судилища, или, что еще хуже, гладиаторской схватки.
— Феррус Манус мертв, — произнес Медузон, удивляясь дрожи в собственном голосе.
А затем заговорил Аркборн, и Медузон понял, что сказанные им в рубке «Железного сердца» слова не были ложью, по крайней мере для него самого. Что еще хуже, Медузон осознал, что этим словам верили и остальные железные отцы.
— Горгон жив.
Несколько мгновений Медузон недоверчиво смотрел на Аркборна, затем нахмурился, не в состоянии принять это безумное высказывание.
— Кулег, — заговорил он, — ты же не можешь верить в…
Равт улыбнулся. Он действительно улыбнулся, и от этого зрелища у Медузона словно загорелись внутренности. Как же далеко зашло помешательство!
— Наш отец вернулся к нам. И он снова возглавит Железную Десятку.
— Ты бредишь, Кулег. Вы все сошли с ума! — в ужасе воскликнул Медузон, все еще не сводя глаз с четверки, но одновременно следя за подчиненными им воинами. Он махнул рукой, и Вулкан, сбросив с головы чешуйчатый капюшон, шагнул под свет натриевых ламп. — Я привел примарха. Вот он. Взгляните на него. Вы же говорите о его… — Он удрученно покачал головой. — Было бы безумием подумать…
— Не подходи ближе! — крикнул Равт, и Медузон только через секунду понял, что приказ предназначен не ему.
Все автоматические орудия повернулись в сторону Вулкана, а фаланга Бессмертных покинула свое место и заняла позиции по обе стороны от него. Десяток тяжеловооруженных сервиторов ожили гудением сервоприводов, их глаза сверкнули ослепительно–белым огнем, а оружие нацелилось на примарха.
— Это существо мне неизвестно! — с холодным высокомерием отрезал Равт.
— Мне тоже, — поддержал его Кернаг и скрестил руки на груди.
Норссон и Аркборн заявили то же самое.
Равт стукнул по полу арены металлическим ободком длинного топорища своего силового топора. Гулкий удар прозвучал обвинительным приговором.
— Перед нами стоит самозванец. Вулкан мертв.
— Вулкан жив!
Нурос, ни мгновения не колеблясь, обнажил свой меч и был готов активировать волкитный аркебуз, что грозило срывом собрания.
— Брат… — предостерег его Лумак, но и сам крепче сжал рукоять оружия.
— Я, предложу тебе еще одно имя, сын Ферруса! — прорычал Нурос. — И это имя — Измена. Подходит?
— Я окажу нам обоим услугу, притворившись, что не слышал этого.
— Лумак, Нурос… — воскликнул Медузон, решив, что должен вмешаться.
В этот момент оглушительный металлический лязг привлек всеобщее внимание. Замерли даже Бессмертные.
Между двумя группами лежал боевой молот, массивный, искусно украшенный.
Вулкан протянул вперед руки ладонями кверху.
У железных отцов не нашлось бы оков, чтобы его удержать. Жест был чисто символическим.
— Мир, — спокойным звучным голосом произнес Вулкан. — Железный отец прав. Вы не знаете меня, и никто, кому вы могли бы доверять, не в состоянии подтвердить мое происхождение.
 
Равт медленно кивнул, потом махнул рукой двум Бессмертным. Безликие воины оставили свои щиты, чтобы забрать молот Вулкана. Поднять его они сумели только вдвоем, да и то с огромным напряжением, что было заметно по дрожи в руках.
— Его имя — Урдракул, — сказал Вулкан вслед Бессмертным. — Это означает Опаляющая Длань. Помните, что я знаю каждую царапину на нем.
Нурос, несмотря на свой гнев, уже не так яростно взглянул на Лумака, а Медузон почувствовал, что напряжение слегка ослабло.
— Твой меч, Нурос! — потребовал Вулкан.
Мгновением позже послышался тихий шелест металла по кожаным ножнам.
Медузон повернулся к обвинителям Вулкана, уже не обращая внимания на орудия, направленные на него и его собратьев по Разбитым легионам.
— Что теперь, братья? Вы объявили самозванцем Владыку Змиев и утверждаете, что наш отец восстал из мертвых. Как долго вы сочиняли ваши выдумки? А следующим подсудимым стану я?
Норссон издевательски усмехнулся, и Медузона затошнило от его лицемерия.
— Все уже решено, если тебя это беспокоит… терранин.
Кернаг опустил ладонь на рукоять своего меча. Тоже исключительно символический жест.
— Шадрак Смит — не медузиец.
— Ты действовал безрассудно, — наконец заговорил Равт. — Ты сам не сможешь этого отрицать.
— Риск необходим, Кулег, — ответил Медузон. — Если не рисковать, остается только вечно прятаться или постепенно угасать. Уверен, тебе это известно, как никому другому.
Равт кивнул:
— Я не возражаю. Я только требую сдержанности. Мы должны выждать.
— Чего? Чем дольше мы колеблемся, тем ближе подбираются к нам враги.
— Ты не понимаешь, Медузон. Мы ждем не принятия решения — наша цель уже ясна. Мы ждем его…
— Чего? — спросил Медузон, ощутив, как напрягся Вулкан.
Примарх задумчиво молчал.
— Откажись от звания военачальника, — потребовал Равт, — и позволь железным отцам временно командовать легионом. Откажись, Медузон! — повторил он уже с оттенком гнева в голосе.
— Или вы примете меры? — спросил Медузон, нимало не впечатленный бравадой Равта. — Вы собираетесь напасть на примарха? Вы сошли с ума?
— Я не знаю, что он такое. Предатели не в первый раз приходят к нам под личиной союзников. Это был горький урок, и я не намерен повторяться. Откажись.
— То был Истваан.
— Медузон, я видел, как он погиб. Его поглотило пламя ядерного взрыва.
— А нашего отца обезглавили. Почему вы верите в одно чудо, но не верите в другое?
Равт помолчал. Подергивание бледной щеки выдало бушевавшую бурю чувств.
— Я мог бы задать тот же вопрос тебе.
Медузон сжимал и разжимал кулаки, стараясь сохранить самообладание. Потеря хладнокровия в этой ситуации могла стоить чрезвычайно дорого.
— Это измена Трону, измена Императору, измена Империуму, — заявил он. — Ты нарушаешь наши клятвы, Кулег.
Равт ударил себя кулаком в грудь:
— Я верен своим клятвам! Я изменяю только тебе, военачальник. Человеку, чьей власти не признаю.
— Ayг, образумь своих собратьев, — сказал Медузон, — и я не стану заострять внимание на этих смехотворных обвинениях.
Тот не ответил.
Медузон растерянно нахмурился:
— Джебез…
— Я не могу.
— Что ты сказал, брат?
Ауг встал бок о бок с другими железными отцами.
— Я сказал, что не могу. Такова воля Горгона, Шадрак. Я не могу идти против нее, даже если бы захотел.
Равт отступил в сторону, его примеру последовали Норссон и Кернаг. Аркборна пришлось слегка подтолкнуть, как будто он не хотел расстаться с фигурой, неясно видневшейся позади и до этого момента окутанной тенью.
 
Настала очередь последнего акта пьесы.
Лицо Ауга окаменело, словно высеченное из мрамора, и вместе с ним окаменели его братские чувства к Медузону.
— Мы культ Горгона, берущий начало с самого Истваана. Феррус Манус жив.