Счастье в декларацию не вносим (СИ)

– Я что тебе говорил? – бубнил Келен, выбираясь из кустов, отряхиваясь на ходу. – Когда священник спросит, ты должен сказать. Что должен был сказать мой умственно отсталый братик? А, что с тебя спрашивать! Но ведь сколько талдычил! «Я против, чтобы этот день стал счастливым только для двоих. Поэтому…»
– Что всё это значит? – осведомился а’Дагд у таможенницы, по-прежнему скромненько разглядывающей пол.
– Они женятся, – пожала плечами Эль. – мы убедили, вернее, он сам понял… В общем, у них с Валем как-то само общее дело образовалось. Валь же всё-таки добился того места в новом министерстве, ты слышал? Ну вот, а жена из Рагоса даст вампиру двойное гражданство и всякие льготы при провозе товаров через таможню, в туризме тоже, поэтому мы…
– Я не об этом, – даже на собственный слух слишком уж жестяным голосом перебил её а’Дагд. – Ты из меня дурака сделала!
– А ты из меня кого сделал? – Эль, наконец, подняла голову, глядя прямо на сеидхе и никакого благолепия в её глазах не было. Алеку эдакий взгляд только раз или два приходилось видеть: у противника на дуэли, например, или того тролля, который его дубиной огреть жаждал. – «Я тебя люблю, но мы не можем быть вместе!» Идиот!
– Не отрицаю.
– Да-да, мы это уже выясняли, помню!
– Что значит: «по крайней мере, сегодня»? Ты сказала, что, по крайней мере, сегодня замуж не собираешься.
– А то и значит! Или, по-твоему, я себя должна в башне запереть и всю оставшуюся жизнь по тебе слёзы лить? Не дождёшься!
И только тут до сеидхе дошло, что глаза её блестят не только, и, наверное, не столько от злости. Эти самые упомянутые слёзы – по нему ли или иными причинами вызванные – совсем рядом.
– Ясно, – кивнул Алек, потянул девушку за руку, заставляя развернуться её к жрецу, – начинайте, – приказал.
– Что начинать? – не слишком уверенно уточнил старик, успевший подрастерять свою благость.
– Свадьбу.
– Э-э… – протянул дедан, промокая лысину краем шитого золотом шарфа, висящим у него на шее, – вы бы не могли посторониться? Разрешите пройти брачующимся. Дело в том, что свидетели должны стоять чуть в стороне.
– Пусть стоят, – разрешил сеидхе, – ну а мы здесь останемся. Жените.
– Вас? – от удивления реденькие брови жреца очень даже не фигурально полезли на затылок. – Но мы здесь собрались сегодня, чтобы связать священными узами брака совсем другую пару и…
– А есть разница? – отчеканил Алек, с трудом сдерживая острое желание взять дедана под складки красной шеи и хорошенечко сдавить.
Он бы, наверное, так и сделал, да побоялся руку Эль отпустить – сбежит ещё или что-нибудь другое учудит, с неё станется.
– В общем-то, конечно, нет, этот вопрос не принципиальный, – проблеял старикан, – если вы так настаиваете, то… – а’Дагд глянул на него исподлобья. – Дамы и господа, – торжественно зачастил беломантьевый, – в этот счастливый день мы собрались здесь, чтобы…
– Короче! – гавкнул Алек.
– Но мы даже не знаем, согласна ли на брак невеста! – возмутился дедан. – А вы требуете от меня…
– Ты согласна? – рявкнул почти до края доведённый сеидхе.
– Надо же! Здесь кого-то интересует моё мнение! – поразилась Эль.
– Ты согласна или нет? Лучше ответь «да», иначе… – а’Дагд рывком развернул девушку к себе.
– Что? Ну что ты сделаешь?
– Как ты меня достала!
– А ты-то меня как! Ну всё, я…
– Кольца, кольца возьми, – зашипел на ухо Келен, – у них без колец нельзя.
– У вас даже колец нет? – оскорблённым петухом кукарекнул старик.
– Отцепись! – Алек раздражённо отмахнулся и от брата, и от жреца. Вытащил из-за отворота сюртука короткую золотистую стрелу с наконечником сердечком и розовым, изрядно помятым оперением, вложил в ладонь Эль, сжал на древке её пальцы, накрыв руку девушки своей. – Это твоё.
– Та самая?.. – почему-то тихо спросила таможенница.
– Ну да.
– Я так и не поняла, зачем ты за неё тогда схватился.
– По-моему, это очевидно. Чтобы ты не умудрилась влюбиться в кого-нибудь другого. Моя кровь нас связала. Купидонья магия.
– Но она же ничего не значит, – Эль снова посмотрела на него, только никакой ярости в её глазах уже не было. А плескалост там что-то такое, чему сеидхе названия подобрать не мог, но был бы не прочь, чтобы это «что-то» никогда не исчезало. – Их магия всего три дня действует.
 
– Я не хотел, чтобы ты даже три дня… – Голос а’Дагда неожиданно сел, съехал в хрип. – Не хотел, чтобы ты о другом… С другим…
– Я же тебя тогда не знала совсем! Тебя никогда не говорили, что ты слишком самоуверен?
– Говорили.
– А ты в кусе, что у тебя самомнение выше сеидховской макушки?
– В курсе.
– А…
– Эль.
– Не помнишь, что у нас было последним? – помолчав, неожиданно перешла на едва слышный шёпот Эли. – Пощёчина или поцелуй?
– Это имеет значение?
– Ни-ка-кого, – совсем уж одними губами выговорила девушка.
Между прочим, привлекательными губами. Очень-очень привлекательными, красивыми даже, младенчески гладкими и прохладными, сладковатыми, чуть слышно пахнущими мятой.
– Подождите! Это в конце, в конце! – завопил жрец. – До этого рано! Я ещё должен услышать согласие…
Вроде бы Келен что-то сделал – Алек не разглядел, что именно, да и не старался разглядывать, занят был.
– Объявляю вас мужем и женой! – охнув, провозгласил дед.
Только и это уже не имело ни малейшего значения. И грохнувшие следом аплодисменты тоже.
[1] Антимония – пустые, бессмысленные разговоры.
КОНЕЦ