Эльфийская погибель (СИ)
Лианна призналась, что магистр давно стал за ней наблюдать; даже когда его не было рядом, ей повсюду чудились его желтые глаза. Судя по всему, её опоили или околдовали, потому как ни одна попытка воспользоваться магией не увенчалась успехом. Постаревшее, истерзанное тело друида оказалось бесполезным и стало для ее души клеткой даже более страшной, чем тюремная камера.
После десяти дней я почему-то стал сбиваться со счету. Еда была одинаковой, как и звук, с которым она появлялась; дни сливались воедино, и в какой-то момент я перестал считать. Кажется, именно в тот день — или ночь? — ко мне впервые пришел посетитель.
— Териат? — прозвучал знакомый голос.
— В конце коридора, — прохрипел я в ответ.
Из-за долгого молчания и постоянной тишины звук показался мне чужим и отталкивающим. Лишь завидев свет факела, я инстинктивно потянулся к нему, и вскоре лицо, промерзшее и иссушенное за недели в темнице, обдало волной жара.
— Дракон тебя побери…
— Зрелище настолько ужасное?
— Отвратительное.
Капитан усмехнулся сквозь плотно сжатые челюсти, вставил факел в держатель и опустился на колени, чтобы наши глаза могли оказаться напротив. Черный мундир свежего пошива едва не лопался на его спине, и Кидо расстегнул пуговицы, чтобы устроиться поудобнее.
— Как они узнали?
— Я не сказал ни слова, — тут же стал оправдываться он. — Ты знаешь, я бы…
— Тебе нечего было им сказать, — недоумевал я.
Капитан посмотрел на меня со всей добротой, на какую был способен.
— Териат, я знал. И знал всегда.
Я изумленно застыл. Моя ложь ему цвела все больше с каждым днем, из-за чего та тяжким грузом лежала на сердце; я действительно считал капитана другом, и оттого каждое слово давалось мне с трудом. Зная истину, он не должен был быть так любезен со мной; не должен был помогать, улыбаться, хлопать по спине в знак приветствия.
— Ариадна в красках делилась подробностями ваших встреч. Знаешь ли, гвардейцы не без ведома капитана оставляли башню Восхода без присмотра, — объяснил Кидо, некоторое время понаблюдав за замешательством на моем лице. — И хоть она предусмотрительно не называла твоего имени, едва ты взглянул на неё, появившись в замке, я понял, кто ты. Так что я тоже немного врал.
— И ты даже не подумал рассказать обо всем короне, что должен беречь?
— Я хотел позаботиться о счастье младшей сестры, — улыбнулся он, и на щеке его отпечаталась ямочка; точно такая же, как у лисицы, только на другой стороне. — Тех, кто пытается отобрать его, и так предостаточно.
— Я бы обнял тебя, если бы мог подняться на ноги, — прошептал я.
— Ты забыл, — напомнил он, сдерживая улыбку. — Рыжие не в моем вкусе.
Капитан объяснил, что прошла всего неделя; оказывается, еду приносили дважды в день. Впрочем, я все равно ее не ел. Все это время наверху, как я теперь называл замок, шли ожесточенные споры о моей дальнейшей судьбе. Кидо удавалось сохранять относительный нейтралитет, не выполняя грязные поручения Минервы и не будучи посвященным в самые глубокие детали, и все же оставаться в курсе основных планов, даже если ему о них рассказывал лишь Лэндон, как всегда болтливый в ходе ночных встреч.
С тех пор он стал появляться каждый день. В связи с нахождением под стражей важных заключенных — нас с Лианной любезно окрестили таковыми, — посещение темницы капитаном участились, и стражники перестали спать большую часть дня. Порой на время проверки Кидо выгонял их, устав от бесконечных оправданий и плохих шуток, и в те редкие минуты нам вновь удавалось поговорить.
Ариадна была в безопасности, и это, пожалуй, было лучшей новостью за последние дни. Она без конца ссорилась с мужем, что не слишком отличалось от любого другого дня, потому никто не заметил перемен в ее настроении. Они с Кианом поддерживали на удивление тесную связь и, вероятно, вынашивали какой-то план; капитан и тут оставался за бортом, но, зная о недоверии разведчика, терпеливо мирился со своей ролью.
Картина ночи, после которой я очнулся в темнице, постепенно складывалась из обрывков рассказов Кидо. Магистр приказал Фэй занести в мои покои порцию свежих одеяний из прачечной — её ночной визит удивил меня, но не настолько, чтобы заподозрить в сговоре с Рагной, — среди которой, предположительно, лежало нечто, погрузившее мой беспокойный разум в глубокий сон. Убедившись, что заклинание сработало, седовласый колдун привел к моей постели принцессу и советника, и они лично осмотрели каждый уголок всех прилегающих к спальне комнат. Разумеется, они нашли и золотые нити в швах моих одежд, и книги, чтение которых едва ли выглядело уместным, и, наверняка, что-то ещё, о чем сам бы я никогда не вспомнил.
Рагна не был тем, чьи чары требовали долгой подготовки и специальных зелий; к тому же, он многое знал и без нее. По словам капитана, впервые магистр убедился в моей лжи, когда я предусмотрительно спрятал от него свою кровь в саду, во второй раз — когда он направил в меня стрелу молодого ученика. Замедлив время, я ни на мгновение не подумал взглянуть на мага; тот, в свою очередь, не спускал с меня змеиных глаз. Он надеялся раздобыть больше сведений в ночь заключения под стражу, но то, что заставило меня провалиться в небытие, через кровь передалось и магистру. Все, на что у того хватило запала — узнать, что я не имел ничего общего ни с Сайлетисом, ни со странствующим образом жизни, ни с рыцарским титулом, и этого хватило, чтобы немедленно отправить меня в подземелье.
Уверен, даже если бы от капитана скрыли наличие у меня необычных сил, Лэндон все равно вскоре проболтался бы, потому как минимум одна тайна оставалась у меня в запасе. Одна из важнейших; единственная, что могла помочь мне выбраться. Но, как и предвкушая нечто недоброе в отведенных мне покоях, я не спешил сбегать.
Пока меня и Лианну держали под землей, троица считала, что у них были заложники, за которыми Маэрэльд непременно захочет прийти; я же был убежден, что азаани оставит это без внимания, и видел это единственным верным решением. Спасти целый народ куда важнее, чем вытащить из темницы неудачливого лжеца и отрекшегося от семьи друида. К тому же, наше спасение дорого обошлось бы королеве: Минерва наверняка давно составила список требований.
Однажды Кидо появился в поле зрения с таким мрачным лицом, что я на мгновение перестал ощущать биение своего сердца.
— С ней все в порядке, — сразу предупредил он.
— Выглядишь так, будто провел все эти дни в соседней клетке, — выдохнул я с облегчением.
Ничего не ответив, капитан просунул сквозь прутья лист бумаги; он был развернут и прочитан столько раз, будто, прежде чем спуститься в темницу, побывал в десятках стран и переплыл множество морей. Я с трудом вчитывался в слова, уже успев позабыть, каково это — концентрировать внимание на буквах.
— Двадцать ударов плетьми ежедневно? — усмехнулся я. — Что ж, это можно пережить.
Поджав губы, капитан вынул факел из держателя и поднес его к самой решетке, подсвечивая написанное в документе.
Двести.
— Я… вызвался делать это сам, — прошептал брат принцессы, аккуратно подбирая слова. — Решил, так они поверят, что я на их стороне.
— Хорошо, — равнодушно отрезал я, стягивая с себя рубашку.
— Хорошо? — изумился Кидо, едва не переходя на крик. — Тер, двести ударов! Через пару дней от тебя ничего не останется, а ты… Хорошо!?
— Хорошо, что их будешь наносить ты, — уточнил я. — В отличие от любого другого палача или надзирателя, ты не будешь испытывать удовольствия, глядя на нанесенные увечья.
Фалхолт потер глаза, и темные локоны упали на его лоб. Я не произнес это вслух, надеясь, что он знал об этом и без слов, но, если бы у меня был выбор, какому человеку вверить свою жизнь, я бы без раздумий выбрал его — лучшего из людей, что мне доводилось знать.
Кидо вернул факел в держатель и принялся открывать дверь моей камеры. Давно позабывший прикосновения ключа замок поддался не сразу, и разгневанный бессилием мужчина несколько раз ударил по железу, едва не лишив себя необходимости пользоваться ключом. Орудие для наказания — или, скорее, пыток, — оказалось новым, словно выделанным специально для меня: свежая кожа, плотные узлы и еле заметные стальные шарики, звенящие при соприкосновении. Я глубоко вдохнул.