Конец детства (сборник)

— Первый: разрешат ли нам завтра вести прямую телепередачу с близкого расстояния? Если да, то мы хотели бы, чтобы вы в ней участвовали.
— Не ближе двух километров. Но предупреждаю: помощи от нас не ждите.
— О, конечно, мы сами справимся, не беспокойтесь. Вести передачу будет Вероника, она у нас главный специалист по интервью с учеными.
Ткаченко, красивая брюнетка, одетая ярко и броско, оценивающе посмотрела на Ивашуру, улыбнулась крупными, умело подкрашенными губами и проговорила, как говорят все москвички, растягивая слова:
— Вячеслав, как всегда, преувеличивает. Просто мне везет на технических специалистов и ученых.
Голос у нее был хрипловатый, мягкий, выразительный.
— Простите, я не представился. — Ивашура встретил взгляд женщины и подумал, что она умеет держаться, что у нее красивый голос и красивые глаза. — Игорь Васильевич, начальник экспедиции. В неофициозе просто Игорь. Итак, следующий вопрос.
— Что случилось с экспертом вашего Центра Рузаевым, — спросил “вельветовый” корреспондент Агентства печати “Новости”. — Он пропал и снова появился…
— На этот вопрос я вам не отвечу, — спокойно сказал Ивашура. — Рузаев действительно исчез неизвестно куда во время выхода из Башни “призраков”, а потом так же неожиданно объявился на том же месте четырнадцать часов спустя. Где он был, в каком “измерении”, сказать не могу. Он, кстати, тоже.
— Объясните, пожалуйста, что такое “призраки”, — попросила соседка парня, пухлая блондинка в желтом свитере и джинсах.
— А заодно расскажите и об остальных ваших чудесах, — добавил парень, державшийся с подчеркнутой серьезностью.
Ивашура, прищурясь, оглядел компанию.
— Неужели вам еще никто ничего не рассказывал? Ну, хорошо. А ваш вопрос? — обратился он к последнему члену компании, женщине среднего возраста с лицом строгим, почти мужским, обладающей тяжелым властным взглядом.
— Курить можно? — спросила та.
Все засмеялись. Улыбнулся и Ивашура, хотя женщина ему не понравилась.
— Конечно, можно. Что ж, отвечаю на вопрос о “чудесах”.
Он сжато рассказал обо всех эффектах, связанных с Башней, показал несколько фотографий, которые оказались под рукой, и в это время пришел Рузаев, Гаспарян и эксперт Валера, возбужденные спором с молодыми представителями Госкомгидромета.
В вагончике сразу стало шумно, журналисты насели на экспертов, разговор стал общим, Ивашура, махнув рукой на отдых, приказал готовить стол.
Поставили чай, достали консервы, Валера сбегал на кухню за стаканами и хлебом, у Гибелева “случайно” оказалась бутылка “Киндзмараули”, “вез товарищу в качестве сувенира”, — как он объяснил, и первоначальный официальный тон разговора уступил место легкому застольному, дружескому, с шутками и анекдотами, которыми отличался Гаспарян.
Ивашура больше молчал, говорил скупо, все время чувствуя оценивающий взгляд Вероники. Ведущая программ Центрального телевидения тоже говорила мало, но за ее словами незримо присутствовала тактичная сдержанность умной женщины, Ивашура оценил это очень скоро.
Гибелев сначала разговаривал с Рузаевым, потом снова обратился к начальнику экспедиции:
— Ну, а ваше мнение, что здесь происходит? Что такое Башня? Вот мы все говорим, говорим, а никто прямо не скажет. Мы встречались с учеными разных направлений науки, у каждого есть своя точка зрения, и только эксперты вашего Центра уходят от прямого ответа.
— Наверное, потому, что мы привыкли опираться на здравый смысл и логику. — Ивашура иронически прищурился. — Мы скованы цепью фактов, не соединенных ни с якорем заблуждений, ни с кораблем надежд. Но и у нас есть кое-какие предположения. Я знаю, в стане ученых преобладает мнение, что с нами начинает контакт иная цивилизация, и многие факты как будто подтверждают это мнение. Вы их тоже знаете: пауки, не похожие на пауков и живых существ вообще, “мертвые выбросы”, “призраки”, сама Башня, наконец! Башня в этой гипотезе представляется космическим кораблем-автоматом, опустившимся на Землю и пробуждающимся от долговременного “анабиоза”. Есть и другое мнение, что Башня — лифт, вернее, станция передачи информации из “соседнего измерения” или из антимира, “вложенного” в наш материальный континуум.
 
Журналисты заговорили все разом, но Гибелев погрозил им пальцем, и они умолкли.
Ивашура задумался на несколько секунд, решая, выносить ли на суд гостей то, в чем он сам сомневался, потом махнул в душе рукой.
— Я не отношусь к числу оригиналов, отстаивающих заведомо обреченные на успех мысли. По-моему, Башня не связана с пришельцами из космоса или иных измерений, несмотря на нечеловеческие масштабы и всякого рода чудеса. Но вот со временем она каким то образом связана. Начать с того, что мы уже не раз обнаруживали вокруг Башни скелеты и даже свежие останки доисторических животных, двое из наших специалистов “видели” пейзажи палеозоя, трижды отмечены случаи с несовпадением отсчета времени механическими и электронными часами вблизи Башни, физики зафиксировали на микроуровне нарушения причинно-следственных связей, и главное — случай с Михаилом. Он, по его часам, пробыл в “тумане” около двух часов, а на самом деле отсутствовал четырнадцать часов с минутами и вышел в том же месте, где исчез.
— Что же, по-вашему, Башня — машина времени? — спросила блондинка, не сводящая круглых глаз с начальника экспедиции.
— Определять не рискую, — покачал головой Ивашура. — Машина не машина, однако время вблизи нее течет не так плавно, как в других районах Земли. Наш молодой коллега Валера назвал Башню “преобразователем времени”. Якобы Земля вмещает огромное количество цивилизаций, неощутимых друг для друга потому, что каждая из них существует во времени, “повернутом” относительно другого времени на какой-то “угол”. Вот с нами и хочет познакомиться одна из соседних цивилизаций, создавшая нечто вроде хрономоста из своего “угла времени” в наш.
Журналисты снова попытались задавать вопросы, но Гибелев решительно встал и поднял руку:
— Коллеги, пора и честь знать. Уже второй час ночи. Все вопросы завтра, хозяева устали за день больше, чем мы.
— Да я, вообще-то, готов хоть сейчас… — пробормотал Валера, косивший на Веронику голубые бесхитростные глаза.
Все засмеялись, даже мужеподобная журналистка, курившая одну сигарету за другой. Журналисты и телекомментаторы стали прощаться. Ивашура подал Веронике ее белую шубку, накинул на плечи свой видавший виды кожаный полушубок и вышел следом.
Шел второй час ночи, и небо вызвездило. Башня на этом искристом фоне выглядела колонной тьмы, перечеркнувшей звездный узор, нематериальная, полная той неестественной черноты, которая бывает только глубоко в подземелье.
Что-то вспыхнуло там, в вышине, у вершины черной полосы, посыпались долго не гаснущие искры, словно окалина с проводов от токосъемов троллейбуса. Издалека сквозь тишину — ветер тоже утих, впервые за много дней, — докатился тонкий понижающийся вой. В вагончике зазвонил телефон. Гаспарян, провожавший гостей, нырнул в дверь и через минуту появился снова.
— “Глаз дьявола”, первый после пульсаций.
— Да, это грандиозное явление! — тихо проговорила Вероника, спрятав руки в рукавах шубки. — В нем есть нечто инфернальное, внушающее слепой ужас. Помните, у Пушкина:
 
 
А там в безмолвии огромные чертоги
 
На своды опершись, несутся к облакам…
 
 
— Не здесь ли мирны дни вели земные боги? Не се ль Минервы росской храм? — так же тихо докончил Ивашура.
Вероника оглянулась, глаза ее отразили иглы звезд.
— Вы не откажетесь завтра повторить свою гипотезу для телезрителей? Или и вы смелы только в маленькой компании дилетантов?
Ивашура засмеялся:
— Не откажусь, хотя предчувствую, что меня будут бить коллеги. Заходите к нам в свободное время, тема Башни неисчерпаема. Кроме того, есть и другие темы.
Вероника молча подала руку и пошла по скрипящему снегу к “гостинице” — вагончику для гостей. Остальные, переговариваясь, гурьбой повалили следом. Гибелев пообещал навестить экспертов в ближайшем будущем и догнал журналистов. Они скрылись в “гостинице”, и только тут Ивашура почувствовал, что вышел без шапки.