Люби меня (ЛП)

— Когда ты растёшь в нищете и вынужден проводить время на улицах, это открывает тебе глаза на по-настоящему хреновый мир, в котором мы живём.
Он вздохнул.
— Я должен тебе кое-что сказать, но ты не должна рассказывать это Кенни.
Моё сердце ускоряется, и триллион сценариев всплывает в моей голове за считанные секунды.
— О, Боже. Что?
— Детка, обещай мне. Ты должна пообещать.
— Просто скажи.
Вон качает головой, и правый уголок его рта приподнимается.
— Я не скажу тебе, пока ты не пообещаешь.
Чёрт побери, моё слово — это мой залог, и он это знает.
— Я обещаю, если это не то, что может причинить ему боль.
— Это не так.
— Мы с Брэдом не родственники.
— Что? — какого черта ему врать о чём-то подобном?
— Я познакомился с ним в колонии.
— Ладно, — я потираю пульсирующие виски кончиками пальцев. — Что?
— Мы были сокамерниками около восьми месяцев. Он прикрывал меня, а я его. Я был там до него и после; он вышел за два месяца до меня. Когда я освободился, я не собирался снова его видеть. Каким-то образом я столкнулся с ним примерно через неделю после того, как вышел.
— Из-за чего у него были неприятности?
— Продажа. Он действительно не хочет, чтобы Кеннеди знал. Он стыдится этого.
Я почти не могу в это поверить.
— Я ничего не скажу.
— Так вот, когда я столкнулся с ним, он сказал, что скоро уезжает на юг, чтобы работать в строительной компании своего дяди. Мы оба уехали и работали там. Через два года Брэд решил вернуться. Когда в прошлом году я сказал ему, что тоже возвращаюсь, он спросил, не представлюсь ли я Кенни, что я его кузен. Так я и сделал.
— Какое это имеет отношение к делу?
— Брэд работал на Пити.
— Нет, — я качаю головой. — Не может быть. Он не торговец наркотиками.
— Сейчас нет, но был. За это его и арестовали, детка. Суть всего этого в том, что даже после того, как Брэда поймали и бросили под стражу, когда он вышел Пити всё ещё ждал своих денег из запасов, которые полиция конфисковала у Брэда. Это была даже небольшая сумма.
— Господи, Вон.
— Видела этот шрам на шее Брэда?
— Да? — у него прямая линия, параллельная ярёмной вене.
— Это предупреждение Пити о том, что однажды ему перешли дорогу. Если бы Брэд не заплатил ему до того, как мы отправились в Теннесси, он бы перерезал вертикальную линию горизонтальной. Это его «символ».
Всё это как будто проклятый фильм о гангстерах, Бог мой.
— Как он ему заплатил?
Вон смотрит в потолок и тяжело дышит.
— Вон.
— Я не… Он продал золотое ожерелье, а потом я помог ему ограбить дом за остальные восемьсот семьдесят пять долларов. Мы уехали после того, как долг Пити был выплачен.
— О Боже. Ты помог ему где-то ограбить дом, и тебе это сошло с рук. Зачем ты это сделал?
— Мне было восемнадцать. Я не горжусь этим, Рейн, но мы должны были выбраться отсюда. Если бы я не помог ему раздобыть деньги, чтобы расплатиться с долгом, единственным вариантом для меня было бы работать на Дирта или Пити, и я знал, что, если это случится, я никогда не выберусь из этой грёбаной Долины. Я закончу, как и все остальные.
Я ему сочувствую, правда. И я понимаю его борьбу. Не то чтобы это было правильно, но я спрашиваю его:
— Где ты ограбил тот дом? Это был чей-то дом или…
Он скрещивает руки на груди и смотрит на меня, избегая моего взгляда. Пока я жду, что он мне скажет, я сдуваю прядь волос с лица. Внезапно меня осенило.
— Нет, — это был не он. Не может быть. — Пожалуйста, скажи мне, что это не ты, — вместо ответа его плечо опускается в знак поражения. — Нет.
— Мне очень жаль.
— Вон, нет.
— Меня убивает, что я скрывал это от тебя, но Брэд…
— Вот почему ты так настаивал на том, чтобы проводить меня. Ты знаешь, как чертовски легко кому-то ограбить кафе! — я делаю шаг назад, когда он отталкивается от стойки. — Не надо.
— Чёрт возьми, Рейн. Это было ужасно, я знаю.
В горле пересыхает, и я сжимаю губы, чтобы не расплакаться.
— Я даже не знаю, что сказать. Я не могу тебе поверить. И Брэд. Боже мой, вы двое были теми, кто ограбил нас, — ещё больше слов гнева умирают на моём языке, когда он подходит ко мне. Я помню это. Я помню, как это повлияло на моих родителей.
 
Когда он хватает меня за руку, чтобы притянуть ближе, я отдёргиваю руку.
— Не прикасайся ко мне, мать твою!
— Рейн, детка. Пожалуйста.
У меня такое ощущение, которое появляется, когда ты бежишь так быстро, что теряешь равновесие и знаешь, что вот-вот упадёшь, но ничего не можешь с этим поделать.
Когда он снова тянется ко мне, я спотыкаюсь, чтобы отойти от него.
— Так вот почему ты со мной? Тебе стыдно за то, что ты сделал много лет назад?
— Чёрт, нет. Господи, как ты можешь так думать?
— Потому что ты только что сказал мне, что ты и жених моего лучшего друга были ответственны за ограбление кафе моих родителей! О Боже, Кенни! Я должна ему сказать! — я бросаюсь в гостиную, чтобы схватить сумочку, и когда мои пальцы задевают ремень, Вон обнимает меня сзади.
— Отпусти меня! — я изо всех сил пытаюсь вырваться из его объятий, но он просто поднимает меня вверх. Когда он начинает нести меня по коридору, я пинаю его по голени.
— Чёрт возьми! Остановись.
— Нет. Отпусти меня!
Он приносит меня в свою спальню, кладёт на кровать и ползёт по ней. Мои руки вытягиваются, но не болят, когда он держит их над моей головой. Прежде чем Вон успевает зажать мои ноги, я пытаюсь ударить его коленом, но он уклоняется. Я сейчас так расстроена, что, клянусь, сделаю ему больно, если он меня отпустит.
— Посмотри на меня, — его голос мягче, чем раньше. Ему не хватает сил, но он определённо полон сожаления.
Я закрываю глаза и отворачиваюсь так, что оказываюсь лицом к стене. Ему нужно сотрудничество, но он его не получит.
— Прекрасно, — его вес становится тяжелее, когда он прижимается ко мне верхней частью тела. Щетина на его подбородке щекочет мне щёку, когда он прижимается губами к моему уху. — Я не могу потерять тебя из-за какой-то глупости, которую сделал, когда боролся за свою чёртову жизнь. Мог ли я оставить Брэда делать это в одиночку, бросить единственного долбаного человека, который прикрывал мою спину? Да, мог бы. Но в чём, я сказал, моя самая большая ошибка? Я слишком предан.
— Если бы я этого не сделал, если бы не помог ему, то, наверное, был бы уже мёртв. Брэд, вероятно, тоже был бы мёртв. Мы сделали то, что должны были, чтобы выжить.
Я даже не хочу думать о том, через что они прошли, тем более, если бы их здесь не было. Брэд делает Кенни таким счастливым, а Вон, ну, Вон заставляет меня забыть, что такое грусть.
— Мне очень жаль, — он целует меня в щёку, и хотя я злюсь на него, меня пробирает дрожь. — Мне очень жаль, Рейни. Я планирую, что мы будем вместе очень долго, и я не хочу скрывать от тебя хоть что-то. Я не хочу ничего от тебя скрывать, понимаешь? И я знаю, что прошу у тебя слишком многого, чтобы ты простила меня, но я буду умолять тебя, если придётся. Я не могу потерять тебя. Я люблю тебя слишком сильно, и часть моей любви к тебе означает, что я никогда не буду лгать тебе. Но если это слишком для тебя, я… Это убьёт меня, но я не могу ожидать, что ты останешься, если ты ненавидишь меня за это. Я не заставлю тебя любить меня.
Я поворачиваю голову, когда его вес исчезает, и смотрю, как он выходит из комнаты с напряжёнными плечами и сжатыми в кулаки руками. Вместо того чтобы двигаться, я смотрю на его дурацкий потолок.
Когда ограбили кафе моих родителей, я помню это, как будто это было вчера. Меня рано забрали из школы, и отец не сказал мне, что случилось, пока я не вернулась домой. Двое мужчин в масках вошли в кафе с оружием. Один направил его на маму, а другой заставил папу отдать ему деньги. Они взяли всего восемьсот семьдесят пять долларов. Один из них даже уронил деньги на пол после того, как пересчитал их.