В постели с ведьмой

– А что такого? – интересуется дядя Володя. Похоже, он начал распускать руки и приставать.
Не знаю, что происходит в соседней комнате, но я лежу, затаив дыхание. Боюсь спугнуть влюблённую парочку. А что в этом плохого? Если бабушка хочет секса, кто я такая, чтобы мешать ей?
Я слышу чьи-то шаги и замечаю, как бабушка заглядывает в комнату. Закрываю глаза и делаю вид, что уже сплю. Она поправляет одеяло, укрывает меня и выключает свет во всех комнатах. Когда она возвращается в зал, я открываю глаза и расплываюсь в улыбке.
– Аня уже спит, – слышу её голос. Она вздыхает и, выдержав паузу, шепчет соседу: – Что встал? Снимай штаны, пока я не передумала.
Проходит всего несколько минут, прежде чем я слышу, как начинает скрипеть старая кровать. Бабушка довольно крупная женщина, да и сосед выглядит внушительным мужчиной, поэтому пружины под ними начинают прогибаться и создавать звук лязга металла. У меня мурашки по коже бегут, но я стараюсь не думать об этом.
Мне сложно судить о том, что происходит в соседней комнате. До меня доносится только этот противный скрип, который пронизывает до мозга костей. Однако проходят ещё несколько мгновений, а мои ощущения меняются.
Теперь я слышу, как они целуются и причмокивают губами. Все звучит так чётко и ясно, что у меня в голове вырисовываются соблазнительные образы двух влюблённых, которые занимаются любовью. Сквозь маленькие щелки тонкой перегородки ко мне устремляются ощущения страсти и соблазна. Остальное делает воображение, работающее на полную катушку.
У меня пересыхают губы и вспыхивает лицо. То, что происходит за стенкой, возбуждает меня. Я хочу увидеть и почувствовать то, что чувствует бабушка. Я слышу и чувствую, как тяжело дышит и обильно потеет дядя Володя. Видимо, он вырывает последние волосы на голове, пытаясь утолить голод ненасытной бабушки, которая охотно отвечает на его действия сдавленными вздохами и приглашёнными стонами.
Не могу удержать себя в руках, скольжу пальчиками по тонкой ткани сорочки и, дотронувшись бёдра, вздрагиваю от удивления. Мое тело горит, а кожа плавится от возбуждения. Я понимаю, что не смогу обойтись без ласки, поэтому приподнимаю края сорочки, провожу тёплой ладонью по треугольнику кудрявых волос и дотрагиваюсь нижних губок. Между ног у меня уже горячо и мокро. Вздрагиваю от каждого прикосновения к чувствительным местам, пока не нащупываю особенную выпуклость. Стоит мне совершить несколько круговых движений, как клитор набухает от прилива горячей крови, становится больше и ещё более чувствительным.
Ещё девочкой я часто слышала, как родители занимаются любовью. Исполнение супружеского долга у нас дома было частым явлением. Оно было то грубым, то нежным, однако их интимная близость всегда сопровождалась громкими стонами. Моя мама всегда была настоящей крикуньей. Она не могла и не хотела контролировать свои эмоции, поэтому я часто слышала, как она визжала от удовольствия. Яблоко от яблони недалеко падает, поэтому я тоже унаследовала буйный нрав женщин нашей семьи.
Дядя Володя трахает мою бабушку, а я лежу на спине, покусываю нижнюю губу, глажу горячие бёдра и продолжаю теребить клитор средним и указательным пальцами. Внутри меня взрывается вулкан, и я зажимаю рот ладонью. Я чувствую, как по телу растекаюсь волны удовольствия, а сама слышу, что сосед даже не думает прерываться. Будь я на месте бабушки, думаю, он затрахал бы меня до смерти.
– Ну вы даёте, – тихонько говорю я, переворачиваясь на бок. С меня уже хватит, ведь я насытилась и хочу спать.
 Глава 4 
 
– Держи! – говорит бабушка, поставив на стол корзину с яйцами и трёхлитровую банку молока.
– Что это? – спрашиваю я, хлопая ресницами.
Я помню вчерашний вечер с разговором о ведьме, но не понимаю, причём тут эти продукты.
– Она живет в крайнем доме, – сообщает бабушка, открывая дверь. – Как выйдешь за калитку, поворачивай направо и иди по улице до конца деревни. Увидишь красный забор, значит, ты пришла по адресу. Отдашь ей яйца с молоком, а взамен попроси отраву для колорадского жука. Она все поймёт.
 
– Прости, пожалуйста, – говорю я задумчиво, – но мне обязательно нужно нести банку? Может быть, мы заплатим вашей ведьме деньгами? Или она не принимает оплату по банковской карте?
Вспоминаю прошлую ночь и никак не могу взять в толк, почему после бурного и продолжительного секса с соседом бабушка ведет себя так, словно у нее не было мужика несколько десятилетий. У меня прекрасное настроение, а вот она шуток не разделяе. Учитывая, сколько часов к ряду скрипела кровать, мне казалось, что я сойду с ума раньше, чем дядя Володя утолит все потребности этой женщины.
– С тобой все нормально? – спрашиваю я.
– Да, у меня все прекрасно, – натужно улыбается она. – Видимо, я не выспалась.
– Еще бы. – Я беру продукты со стола и иду к двери.
– О чем ты говоришь? – бросает она вслед, и я оборачиваюсь. – Что означает твое «еще бы»?
– Ну, если учесть, что на ночь у нас оставался мужчина, – подмигиваю я, улыбаясь, – я понимаю, почему ты не выспалась, бабуля.
– Ты слышала?
– У меня были другие варианты? Бабушка, даже глухой бы услышал, как скрипела кровать, – говорю я, замечая, как она краснеет от стыда. Вот уж не думала, что она умеет стесняться.
– Вот черт…
– Эй! Все нормально! – хихикаю я, коснувшись ее руки. – Мы ведь взрослые люди, и я понимаю, что даже тебе нужен мужчина. Значит, вы с дядей Володей…
– Стоп! – Она одергивает руку, будто я обожгла ее. – Я буду благодарна, если это останется между нами.
– Думаешь, я стану рассказывать об этом соседям?
– Нет, но я не хочу, чтобы Павлик узнал, как я испортила свою внучку.
– Бабуля... ты серьезно думаешь, что я не в курсе, как это бывает? – спрашиваю я, пытаясь приободрить старую женщину. – Вы с папой называете меня малышкой, но мне уже не десять лет. Я знаю, что происходит, когда мужчина и женщина остаются наедине. Более того, у меня есть подруга, так ей нравятся девушки. И они тоже занимаются любовью.
– Какой кошмар…
– Двадцать первый век на дворе! Советский Союз развалился, а сексом, даже нетрадиционным, уже никого не удивишь. Тебе стоит иногда слушать радио и включать телевизор.
В этот момент меня осеняет гениальная мысль, и я убегаю из дома, пока не проболталась. Не умею держать язык за зубами, а мне очень хочется устроить бабушке приятный сюрприз.
Впервые за все время проживания в деревне я выхожу за калитку, держа в руках корзину с яйцами и банку с парным молоком. Я немного стесняюсь, потому что в городе никогда не стала бы ходить по улице с такими вещами, которые у всех на виду. Вот только единственная деревенская улица, по которой я иду неторопливым шагом, боясь уронить продукты, выглядит пустой, в какой-то степени даже безжизненной. Я слышу мычание пасущихся коров в поле, кудахтанье оголтелых куриц и лай злых собак на территории домов, мимо которых прохожу, попутно замечаю нашего соседа дядю Володю, выглядывающего из окна обветшалого серого домика, но деревня все равно выглядит отчужденной, словно все жители давно уехали в город и поселились в квартире.
Двигаюсь по маршруту, как объяснила бабушка и, наконец, замечаю первого живого человека. Это белобрысый мальчишка, что стоит напротив железных ворот цвета кирпича. Он смотрит перед собой, зло ухмыляется, хватает с земли горсть камней и начинает бросать их в ворота, видимо, пытаясь попасть в почтовый ящик.
– Эй! Какого хрена ты вытворяешь, придурок?! – кричу я, ускоряя шаг.
Он оборачивается, выбрасывает камни и бежит в сторону старой изгороди. Я не хочу бегать, тем более догонять мелкого засранца, которому на вид десять лет, однако карма настигает озорника раньше, чем я дохожу до нужного дома. Он запинается о какой-то кусок арматуры, падает на колени и кубарем летит в кусты с крапивой.
– Ведьма! – визжит он, выскакивая на дорогу. – Мерзкая ведьма!
Он смотрит на меня осуждающим взглядом, внезапно показывает средний палец и снова убегает. На этот раз гаденыш бежит в сторону деревни, резко сворачивает рядом со столбом и, перепрыгнув невысокую изгородь, прячется на территории желтого дома с вертушкой в форме петушка на крыше.