Грешники (СИ)

Я накидываю на плечи норковую куртку, и на минуту задерживаюсь около двери, чтобы поправить прическу. Господи, когда закончу с Бакаевым, подпишу документы и вернусь в спортзал, Боря — мой тренер — меня прикончит: щеки впали, появилась худоба и куда-то делась моя с таким трудом «наприседанная» задница. Кажется, настолько худой я была только в старшей школе.
В лифте мысленно готовлюсь к встрече с прошлым.
Прислушиваюсь — ничего ли нигде не ёкает?
Даже странно, что нет.
— Он на улице ждет, — говорит начальник эСБэ, кивая в сторону двери.
Я прощаюсь, поплотнее запахиваю воротник шубы и выхожу на крыльцо.
Призрак стоит спиной — в модной короткой дубленке, облаке сигаретного дыма и с телефоном у уха. Нарочно его не отвлекаю, но подхожу достаточно близко, чтобы послушать, с кем он разговаривает. Не с моей ли «любимой» свекровью обсуждает план моего падения? Было бы очень глупо, но мало ли. Когда мы познакомились, он уже был прекрасной оформившейся тварью, и запросто шел по головам, если это было нужно. А я не верю, что люди меняются в таком позднем возрасте, потому что не знаю ни одной такой трансформации.
Судя по обрывкам фраз, Призрак говорить с матерью.
Я делаю шаг назад и очень вовремя, потому что он как раз оборачивается.
Секунду мы просто смотрим друг на друга, а потом он бросает в трубку короткое» «Я перезвоню» и бросает телефон в карман.
Он очень изменился.
Не в лучшую сторону. Или так только кажется, потому что на фоне худобы Гарика и «стального» Великана Призрак заметно располнел и у него появился выразительный, пусть и не большой, живот под свитером. Щеки, оплывший подбородок.
— Привет, — говорит он, видимо разглядывая меня точно таким же взглядом, что и я его. — Шикарно выглядишь. Похудела только сильно.
А меня даже не тянет сказать в ответ, что он выглядит паршиво, и за год как будто пострел лет на пять. Зачем тратить силы? Я научилась аккумулировать эмоции, и вместо того, чтобы растрачивать их на разное «внезапно всплывшее», пускать на полезное дело — например, эти я пущу на предстоящие переговоры с «бакаевскими». Всяко будет больше пользы.
— Я голодная — сегодня без завтрака и обеда. Тут кафе через дорогу — присоединишься?
Призрак сначала хмурится, потом рассеянно и согласно кивает, пытаясь подстроится под мой торопливый шаг.
— Соболезную, — говорит почти вымученно. Как будто ему не все равно до человека, которого он никогда не знал. — Не представляю, как ты…
— Дима, не надо. — Я останавливаюсь на тротуаре, в двух шагах от входа в кафе. — Мне не были нужны соболезнования людей, которые знали и уважал моего мужа, а уж твои — тем более мимо кассы.
— Я же из вежливости.
— Вежливо было бы не влезать снова в мою жизнь, а не всплывать как дерьмо с идиотскими вопросами и бездушными сожалениями.
У него именно то выражение лица, которое сгодилось бы на фон для мемов о тупом бывшем. Если бы такие вещи можно было патентовать, я бы, пожалуй, озолотилась на всю оставшуюся жизнь.
Даже смешно, что взрослый мужик под сорок лет реально подумал, что стоит ему появится на горизонте — и перед ним тут же упадут на колени, заливаясь счастливыми слезами.
— Я правда очень хочу есть, — киваю на дверь, — и хоть твоя компания н добавит мне аппетита, я уже в том возрасте, когда лучше перетерпеть компанию бывшего, чем схлопотать цистит из-за болтовни на морозе.
Не дожидаясь его ответа, успеваю проскользнуть в дверь как раз перед носом компании молодежи, и занимаю последний свободный стол. Через окно вижу, что Призрак нервно пытается закурить, но, сломав пару сигарет, тоже заходит внутрь и садится напротив меня. Я как раз делаю заказ — панакоту со свежей клубникой и чай с имбирем. Призрак просит только чашку кофе.
— Маш, это действительно мой ребенок? — В лоб спрашивает он, как только уходит официантка.
Я могу сказать «нет» — и это будет справедливо.
Но это будет вранье, а я дала себе обещание больше никогда не врать и не играть в коварные игры а ля «месть».
— Этот ребенок — девочка, — нарочно подчеркиваю его интонацию. — Ее зовут Даша Лисина. Но она действительно от тебя.
 
Призрак поджимает нижнюю губу и кивает с видом: «Я так и знал».
Даже начинает улыбаться дергающими уголками рта.
Нужно остановить эту его совершенно непонятную эйфорию, пока все не зашло слишком далеко.
— Даша от тебя, Дим, но она — не твоя дочь. Она моя и моего мужа. Надеюсь, ты понимаешь разницу.
Его рот перестает дергаться, и на этот раз пауза за столом повисает надолго, пока официантка не приносит наш заказ. Я почти с аппетитом зачерпываю ложечкой большой кусок десерта, отправляю его в рот и, практически не разжевывая, запиваю чаем. Здесь его всегда подают оптимальной температуры «пить прямо сейчас».
— Это… точно? Ну, что моя. Я видел фотографии в твоей инсте и… в общем…
— Она очень похожа на Гарика, — я давлю в себе приступ печали. — К моему огромному счастью. А все остальное доказывать я не собираюсь, тем более тебе. Не имею привычки метать бисер сам знаешь перед кем.
— Ты прямо хамить научилась, — врубает свою фирменную иронию.
— Да нет, просто стала отвечать людям взаимностью. Я тебя в свою жизнь не звала, ничего у тебя не просила и мне абсолютно все равно, что обо мне будет думать человек, о котором лично я думать не собираюсь.
Призрак фыркает, откидывается н спинку стула.
Он правда безобразно располнел. И как-то… запустил себя, хоть определенно одет дорого-богато.
— Я хочу экспертизу отцовства, Маша.
— Зачем? — И такой поворот разговора тоже не ввергает меня в шок. — С какой целью?
— Хочу принимать участие в жизни своей дочери.
— У тебя нет дочери, Дим. Фактически, если разобраться с дефинициями, ты был просто донором — не более. На какое участие и в чьей жизни ты претендуешь? На каком основании, можно поинтересоваться?
— У меня не будет детей, Маша. — Кривится и ерзает на месте, как будто сидит на кнопке. — Полгода назад крепко влетел с какой-то фиговой детской болячкой, думал, уже не выкарабкаюсь. А потом… в общем, проверился ради себя самого и все.
Призрак передергивает плечами.
Я практически отзеркаливаю его движение.
— В мире полно сирот, и если в тебе вдруг проснулся отцовский инстинкт — осчастливь одну из них.
— Тебе вообще что ли по фигу? — прищуривается Дима.
— А ты думал, я буду рыдать по всем твоим безвременно почившим сперматозоидам? — У меня снова тот самый нервный смешок, но на этот раз еще и достаточно ядовитый. И я чуть ли не впервые в жизни рада, что так и не сумела до конца искоренить в себе эту вредную привычку. — Мне плевать на твою жизнь, тебя и все, что с тобой связано. И если ты думаешь, что тебе каким-то образом удастся снова вернуться в мою жизнь, то за этот год ты потерял не только детородную функцию, но и половину мозгов.
Он снова тянется за сигаретой, потом натыкается на таблицу «У нас не курят» и, переломив сигарету надвое, бросает ее прямо на стол.
Я продолжаю уплетать десерт.
— Можно сделать экспертизу отцовства, — заявляет Призрак
— Ага, можно. — Еще один глоток ароматного чая с горчинкой имбиря, приятно и очень вовремя бодрит. — Есть на примете кто-то, кто даст на нее согласие?
— Маша, прекрати ёрничать, — снова подается вперед.
— Прости, это у меня на автомате — аллергическая реакция на чушь. На момент моей беременности, я была в законном браке, в свидетельстве о рождении записан мой официальный муж. Ты можешь сколько угодно таскаться по судам и, наверное, даже немного испортить мне жизнь, но никакой суд не разрешит делать экспертизу на отцовство без моего согласия. А я хоть на библии поклянусь, что знать тебя не знаю, мы с тобой расстались задолго до моего брака и ты не можешь быть отцом Даши.
— Лисина другого мнения, — наконец, «рожает» он.
А я как раз ждала, когда он свернет в эту сторону.