Нарисуй меня (СИ)

— Помню, что поэтому родители тебя отселили сюда, так?
— Верно. — Нежно гладит меня по спине, а я готова замурлыкать от удовольствия. Сейчас, когда все, наконец, разъяснилось и напряжение ушло, я просто таю в его руках. — Но это было потом.
— Ты долго занимался футболом?
— Полгода, пока ногу не сломал. — Он ненадолго замолчал. Вижу по глазам, что до сих пор переживает. — Дома на стенку лез, смириться не мог, рвался обратно... Отец тоже архитектурный заканчивал, у него столько чертежей старых валялось. Помню, как кто-то из друзей школьных притащил комиксы, просто так, подарок типа. И я от нечего делать стал их перерисовывать.
— На старые чертежи?
— Пару раз попадались новые, — он усмехнулся. — Мне никогда не нравилось, чем занимался отец. Детская ревность, наверное. Он приходил вечером домой с работы, ужинал и садился за свой стол. Снова работать. И так каждый день. Не думал, что сам стану архитектором, что это и есть мое призвание.
— А как же рисование? Ты говорил, что чуть ли не до последнего сомневался.
— Да, сначала просто срисовывал картинки, потом стал сам придумывать. И мечтал вернуться на поле. А мама отправила в «художку».
— Вернулся?
— Не сразу. Я злился, что не мог долго бегать, как раньше, но со временем втянулся. А вот рисовать не переставал. Твой директор Голованов тогда работал в художественной школе, я у него учился. Он как раз настаивал на том, чтобы я пошел на живопись. Считал, что из меня получится отличный реставратор, тогда я ему даже пару раз помогал.
— Павел Петрович реставрирует картины?
Максим кивает, его рука зарывается в мои волосы, чуть оттягивает их назад, заставляя меня обнажить шею. Его горячее дыхание обжигает, губы опускаются все ниже…
— Так что Голованов? — Хватаюсь за ускользающую нить разговора. — Почему ты его не послушал?
Максим долго молчит, и я уже начинаю беспокоиться, что он мне не ответит. Но он все же нехотя говорит:
— За компанию пошел. Голованов рвал и метал, к родителям бросился, требовал, чтобы меня отговорили.
— Пытались?
— Нет. Отец сказал мне фразу, которую я понял только через несколько лет. «Совершая ошибку сейчас, ты рано или поздно окажешься на своем пути». Он оказался прав. За компанию идти не нужно было.
Меня подмывает спросить, что это за компания была такая, но не уверена, что хочу грузить его новыми воспоминаниями. А еще мне не нравится эта хмурая складка между бровями, которая появилась только что.
Захочет — сам расскажет, верно? Интересно, как такой своенравный бунтарь мог пойти с кем-то за компанию.
— У тебя остались твои самые ранние работы? Здесь я мало что нашла. Ты все выбросил.
— Не хочу жить прошлым. И тебе не позволю. У нас будет только настоящее, Марина. Твое и мое. С чистого холста. Согласна?
Растворяюсь в его зеленом омуте, он держит меня за подбородок двумя пальцами, не оставляя и шанса отвести глаза. 
— Конечно!
Друзья! Небольшое объявление – пока наши герои наслаждаются обществом друг друга и учатся оставлять за спиной все, что им мешает, предлагаю сегодня немного окунуться в будущее.
В первой главе я добавила пролог нашей истории, который, как я надеюсь, придаст новые оттенки в картину, которую мы рисуем с вами вместе. Приятного чтения!
Как думаете, что происходит?
  
Глава 26
 
«Марк Витрувий Поллион — римский архитектор и механик, ученый-энциклопедист.
В основе взглядов Витрувия лежало представление об универсальном объективном значении числовых закономерностей и пропорциональных отношений в строении Вселенной и человека…»
Закрываю заумную «Википедию». Сегодня большая открытая лекция Максима у нас в училище. Вход свободный, но ради приглашенных лекторов, чтобы не ударить в грязь лицом, обычно принудительно нагоняют толпу студентов с разных курсов. Половина перваков точно будет, я им лично меняла расписание, чтобы «окно» появилось между обычными парами.
Я стою перед профессором Антоновой, которая чихвостит мои работы. Боже, скоро уже документы подавать, а мне «совершенно точно нельзя этот кошмар показывать нормальным людям».
 
— Хотя вот здесь есть над чем поработать! — Отбирает несколько листов и продолжает безжалостно тыкать в самые неудачные места.
А я радуюсь. Да я просто счастлива, что она вообще взялась посмотреть, с чем я пойду поступать!
— Ладно, идите, Пешкова. — Устало машет рукой. — Вы, наверное, хотите еще лекцию Генварского послушать? Только наберите старостам моих групп на третьем курсе, нужно им сообщить о переносе занятий на будущей неделе, а потом еще…
Чувствую себя настоящей Золушкой: чтобы попасть к своему принцу, нужно преодолеть разные препятствия. А я вообще несколько дней его не видела — Макс улетел в Германию, завершать очередной мегаважный проект.
Я его только сегодня увижу. Через час.
Соскучилась по нему страшно, во сне сегодня гуляла с ним по Берлину. Это после того, как вчера целый час ночью проговорили по телефону.
Хочу летать. И рисовать. Его. Нас. Любовь.
— Такая крутая стала, что даже не здороваешься? Да кто бы сомневался!
Глеб. Я и не заметила, как он зашел в кабинет. Умеет выбирать моменты, когда никого, кроме меня, здесь нет. И только я одна вижу, какой гаденыш на самом деле этот золотой мальчик.
— Привет, Глеб. Тебе что-то нужно?
— Мимо проходил. Вот решил зайти.
Он стоит перед моим столом, скрестив руки, и выжидающе смотрит.
— Мне нужно работать, Глеб. А у тебя нет занятий?
— Уже нет. Вот хочу сходить на лекцию архитектора. Не понимаю только, зачем он отцу здесь сдался. Мы же не строители!
— Многие художники работают в архитектурных бюро, — терпеливо отвечаю. — Возможно, даже в следующем году спецкурс откроют…
— Слышал, — обрывает. — Инка рассказывала, все уши прожужжала.
— Лукьянова?
— Ага! — Внимательно меня рассматривает, словно знает что-то особенное. — Она много мне чего рассказывает, а я — ей. Взаимовыгодный обмен информацией.
— Здорово! — Снова склоняюсь над телефоном, пишу сообщения старостам. Жду, когда же он уйдет.
— Она мне должна теперь, прикинь? Тебе за это спасибо!
— Глеб! — взрываюсь! — Вали, а?! Что за бред?
— Она не понимала, почему ее шеф на тебя запал. А я объяснил. Вот и все!
И пока я перевариваю слова Голованова, он, наконец, уходит. Когда парни сплетники — это совсем беда, да еще такие, которых слушать будут, развесив уши, всякие дурочки.
Но я же не дура! Плевать, что он там несет.
До лекции всего десять минут остается. Ура! Бегу в актовый зал. Интересно, много людей собралось?
Еле нашла себе местечко в третьем ряду в самом краю. Ну это ничего: те, кто пришел позднее, вообще у стены вон стоят. Первый ряд сплошь из преподов. Даже директор и тот пришел.
«Я уже здесь», — пищит телефон. «Скоро буду».
Наконец-то!
Он находит меня глазами почти сразу же, как только заходит в аудиторию. Едва заметно кивает и улыбается. Мне. Только мне!
Чувствую, что краснею, как подросток, ну и пусть. Кому какое дело?!
Сзади вижу Дугина — Денис на этот раз один, без своей тени Лукьяновой. И я рада, если честно. Последняя наша с ней встреча была не слишком приятная, а после того, что наговорил Глеб… Да какое ей дело до Максима и меня!?
Денис тоже меня заметил. Подмигнул, улыбнулся, поймал парочку восторженных взглядов девчонок и уселся в первом ряду рядом с директором.
— Нет ничего сложнее, чем простота. — Максим обводит взглядом притихшую аудиторию. То ли это магия его голоса, то ли гипноз зеленых глаз, но его действительно слушают, даже самые отъявленные циники давно уже не копошатся в мобильных. А может, дело в том, что он говорит?!
 
— «Архитектура — это прочность, польза и красота» — так просто и ясно написал Марк Витрувий Поллион. Само слово «архитектор» что означает? Правильно, строитель. Он прежде всего строит, а не просто придумывает и рисует. Каждое здание похоже на саму жизнь. Потому что свою жизнь мы тоже строим. В этом смысле все мы архитекторы. Мы хотим сделать в жизни что-то полезное, красивое и прочное. Что-то, что останется после нас. Что нас переживет.