Разбитая любовь (ЛП)

Ледяной озноб сковал мое тело, пробирая до костей. Грудь вздымалась мелкими, судорожными рывками. Еще до того, как на экране появились результаты, мое нутро все поняло. Душа, словно протянувшись сквозь монитор, чувствовала его. Сердце подскочило к горлу, когда на экране появилось изображение победителя.
Увидев его, я будто снова ощутила каждую маленькую ранку, которую с таким трудом пыталась залечить. Я пожирала взглядом каждую деталь, словно голодное животное: темные волосы, по которым скользили мои пальцы, сильный подбородок и колючая щетина, к которой я любила прикасаться, ямочку, которую целовала, губы, которые называла своими…
Изображение на экране сменилось. Теперь там стоял репортер спортивного канала рядом с улыбающимся Хантером.
Мои ноги подкосились, рука невольно потянулась к груди, пытаясь удержать сердце на месте. Вокруг него сходил с ума ревущий стадион, а его голубые глаза сияли волнением и восторгом. Он приветственно махал толпе, в то время как репортер пытался взять у него интервью. Хантер кивал, шевеля губами, озорная улыбка тронула его ямочку во время разговора. От него исходило сияние счастья. Эта радость ранила меня до глубины души. Он был в порядке без меня. Даже лучше. Побеждал и следовал своим мечтам.
Рядом с ним появилась девушка с черными волосами. Улыбка парня стала шире, когда она обхватила его руками, притянув к себе для глубокого поцелуя. И я наблюдала, как он целует ее в ответ.
Из моей груди вырвался хриплый вздох. Последние хрупкие осколки моего едва зажившего сердца превратились в прах.
Вероника и Хантер разорвали поцелуй. Он усмехнулся, покачал головой и повернулся обратно к репортеру. В тот момент что-то во мне сломалось и одновременно прояснилось. Я держалась за Хантера, даже несмотря на то, что решение расстаться было моим собственным. Где-то глубоко в душе я все еще надеялась на воссоединение.
Он не тосковал по мне, не был разбит горем, не ждал моего возвращения домой. Он двигался дальше. И добивался успеха. Он был счастлив. Вернулся на вершину.
И все потому, что меня там не было. Я мешала его карьере.
Возможно, для него это было скрытым благословением. Все связи с его болезненным прошлым исчезли, позволив ему начать все сначала и расти дальше.
Мои веки затрепетали, я снова и снова сглатывала слюну, пытаясь сдержать слезы, готовые вот-вот хлынуть потоком и затопить пол.
— Джейм? — мужская рука коснулась моего локтя, голос Гранта донесся через плечо. — Я тебя искал.
Не доверяя себе говорить, я сделала еще один дрожащий вдох.
— Эй, с тобой все в порядке? — он наклонился, откидывая прядь волос с моего лица. Я еще раз взглянула на телевизор. Интервью закончилось, и теперь Хантер стоял спиной, махая толпе, но мое внимание было приковано к его руке, которая оставалась прижатой к пояснице девушки, несколько раз пробегая по ягодицам. Вероника наслаждалась моментом, ее лицо было полно обожания и гордости. Все в ней было фальшивым, и я не сомневалась, что ее привязанность к нему была больше связана с популярностью и деньгами, но это не имело значения… Они снова были вместе. Я чувствовала это нутром.
— Джеймерсон?
Ненадолго зажмурившись, я глубоко вдохнула, затем повернулась к Гранту, чьи брови были нахмурены от беспокойства.
— Ага, — кивнула я, выдавив из себя улыбку. — Все нормально.
— Хочешь еще чего-нибудь выпить? — он кивнул в сторону бара.
— Да, — прошептала я, подходя к нему. Я заглянула в его светло-голубые глаза. Совсем не те яркие, синие глаза, в которые я привыкла смотреть. Грант был чуть ниже метра восьмидесяти, но все же выше меня. Светлые волосы и худощавое телосложение — полная противоположность моему обычному типажу. И все же мне вдруг стало все равно, что мой желудок не скручивается от волнения и не жаждет его поцелуя.
Мне нравилось то, как он на меня смотрит, как меня хочет. Это было именно тем, что мне нужно, чтобы забыть. Мне дали второй шанс прожить жизнь, и мне надоело этого не делать.
На лице Гранта появилась скептическая усмешка, когда мое тело прижалось к нему. Его брови поднялись, и он приблизился еще ближе, ни на секунду не колеблясь из-за моей перемены настроения.
 
— И чего бы ты хотела?
— Чтобы ты меня поцеловал, — без колебаний сказала ему я. То, что сломалось внутри меня, стерло страх. Он мог согласиться или отказаться, и ни то, ни другое меня не побеспокоило бы. Больше ничто не могло причинить мне боль.
— Черт возьми, Джейм… — выдохнул он, обхватив мое лицо ладонями. — Я ждал с первого дня, когда ты это скажешь, — он притянул меня к себе, его губы накрыли мои. Поцелуй был приятным, и я позволила себе погрузиться в него, забыв, где нахожусь и кем я была.
Глава 9
Джеймерсон. Еще четыре месяца спустя
Закутавшись в зимнюю куртку, я вышла из боковой двери музея. Звезды уже плясали в свежем, темном вечернем воздухе. Мерцающие огни и праздничные украшения украшали большинство зданий и площадей, создавая сказочную атмосферу в городе. Я влюбилась во Флоренцию без памяти.
Я быстрым шагом направилась к Площади Республики6, где меня ждал счастливый час после долгого дня. Ноги и спина ныли, а бедро пульсировало от беготни. Я с нетерпением ждала бокала вина и возможности расслабиться.
— Джейм! — чья-то рука поманила меня к столику в уютном ресторане.
— Коллин! Привет! — я улыбнулась, обнимая ее, прежде чем упасть на стул напротив. — Ты уже сделала заказ?
— Конечно, — подмигнула она с лукавой усмешкой. Это был наш ритуал по четвергам. Несмотря на то, что ей было тридцать два, мы отлично ладили и стали очень хорошими друзьями за последние шесть месяцев.
— Как там Галерея Академии? — спросила она. — Катерина все еще изводит тебя?
Сняв пальто, я фыркнула.
— Она безжалостна.
— Но тебе это нравится, — подмигнула Коллин.
Улыбка тронула мои губы.
— Да.
— Я так рада, что подала твое имя, — ответила Коллин, улыбнувшись, когда к нашему столику подошел официант. Он поставил бутылку вина и тарелку с антипасто, которой мы всегда делились, состоящую из различных местных оливок, сыров, мясных деликатесов и хлеба. При виде вкусной еды у меня потекли слюнки. — И, насколько я слышала, как бы сильно Катерина ни ворчала, они тебя любят. Я постоянно слышу, как они тебя хвалят.
В груди появилось чувство гордости.
Попасть на эту стажировку было невероятно сложно. Из сотен заявок каждый год отбирали всего восемь человек. Поэтому, когда в конце августа Коллин позвонила мне и сообщила о моем принятии, я чуть не упала в обморок.
Мои сумки были собраны, а семья ждала моего возвращения в Штаты, но в тот момент все изменилось. Я думала, родители будут сопротивляться, но отец уже смирился с мыслью, что я не собираюсь становиться врачом или заниматься физиотерапией. А когда я добавила, что это стажировка, за которую люди готовы умереть, они даже не спорили.
Стажировка должна была проходить три дня в неделю, плюс каждые вторые выходные, потому что большинство из нас продолжали учиться. Но я взяла поменьше курсов и работала в музее почти каждый день. Тому, чему я там научилась, никогда не научат на занятиях в классе. Благодаря моей преданности меня часто выбирали для помощи в особых проектах, к которым мало кому разрешалось даже приближаться. На прошлой неделе Анжело, один из реставраторов, попросил меня помочь ему с реставрацией скульптуры Лоренцо Бартолини. Не буду лгать, когда я вошла в реставрационную, у меня были слезы, возможно, визг и затрудненное дыхание. Но получить разрешение так близко соприкоснуться с историей, помочь сохранить ее для будущих поколений, заставляло мое сердце бешено стучать от волнения. Произведение искусства казалось живым, будто хранило в себе вековые истории.
Анджело был милым маленьким итальянцем, который проработал там сорок лет и был источником информации, которому нравилось делиться своими знаниями. Прошло тринадцать часов, и я почти не заметила их, так счастлива была впитывать все, что он мог мне дать.