Притяжение, будь рядом, когда я умру (СИ)

Если бы Ива Джонсон имела хоть немножечко интимного опыта, хотя бы капельку, то она непременно догадалась бы, что мужчина обнимающий её, не может надышаться ею.
Если бы Ива Джонсон была бы богом или хотя бы прорицательницей и могла бы увидеть жизнь Мэтта во всех мельчайших подробностях и даже тех, которые не для посторонних глаз, то она бы знала, что такие вопросы как, например, «Вот так? Так хорошо? Эва… любимая… так, да? Вот так… Так тебе хорошо?» Маттео Росси не только никогда и никому не задавал, но и в принципе задать не мог, потому что они никогда бы не пришли ему в голову. В сексе он только брал, а о том, что такое близость, понятия не имел. А если б кто и захотел ему объяснить, он бы и слушать не стал: даже его мать, доктор наук в области сексологии и сексопатологии знала, что заводить с ним разговор на эту тему бесполезно, и что однажды её сын сам всё поймёт, обнаружит, откроет, как Колумб Америку, но только… если очень сильно захочет.
Ива понятия не имела о том, что наблюдает уникальное в природе явление: всегда только берущий мужчина впервые в жизни и неожиданно для себя самого отдаёт. Его дары – это нежность в поцелуях, бережность в ласках, осторожность в движениях. Никогда до этого момента Мэтт не испытывал такой острой потребности заботиться. Он держал в уме тысячу задач одновременно: ласкать губами и языком везде, кроме интимных мест, но только чтобы добраться до них позже, когда нужда в этом захлестнёт женское тело; следить за тем, чтобы не придавить её, не загнуть неловко её ноги; не выказывать боли от вида её выпирающих рёбер и никак не обнаружить рану в себе, повторять ей шепотом, как она красива, как обворожительна и как сильно он её хочет. Последнее, впрочем, было истинной правдой. Мог ли заядлый охотник за стройными ногами и пышной грудью подумать, что месяцы напролёт станет мечтать о том, чтобы прижаться своей кожей к маленькому худому телу Ивы, войти в неё и остаться? К этому моменту потребность любить Иву не только духовно, но и физически измотала Мэтта настолько, что ему уже не было никакого дела до самоанализа. Он никогда не понимал людей, не способных владеть собой или с головой погружаться в зависимость от других и вот, сам того не заметив, тоже стал таким. Его пальцы сами по себе, а не по его приказу, касались её плеч, груди, живота с такой осторожностью, словно срывали подснежники.
Алкоголь притуплял боль, но она никуда не девалась. И Мэтт прекрасно знал, почему. Ему казалось, его сердце теперь даже не кровоточит, а захлёбывается собственной кровью, и с каждым его движением она выплёскивается и заливает постель. Может быть, если бы он выпил больше… или ещё больше, ему бы удалось не заметить, что Ива не целует в ответ, не стремится даже коснуться его кожи в ответ на его жадность и нежность. Да, Мэтт впервые обнаружил их в себе, и если для жадности у него были объяснения, то для нежности нашлось только одно, и он хотел бы проорать его во всё горло, но женщина под ним «позволяла», а не захлёбывалась чувствами, как он. Он двигался, он был пьян, но не настолько, чтобы не соображать совсем. И ему было всё больнее и больнее от понимания, что прежней Ивы больше нет и никогда не будет, что молчаливая и зажатая Ива превратилась в молчаливую и расчётливую Иву, умеющую защищать себя и свои интересы.
Он застонал, но не от удовольствия, а потому что вдруг понял, почему она ни разу не попыталась его остановить, осознал свою жалкую роль и, ни на секунду не прекратив свои движения, принял осознанное решение дать то единственное, что ей теперь было от него нужно. Не такой должна была быть его жизнь, не такое счастье обещала ему мать, но единственный виновный в том, что большие возможности сжались в жалкие сожаления – он сам. Других виновных нет. А Ива молодец – без лишних сантиментов берёт то, что осталось от способного стать незаурядным счастья – возможность материнства. И на этом маленьком островке, оставшемся от их планеты, ему не заготовлено места.
Обещание «Ива сделает тебя счастливым» превратилось в реальность «Ива могла сделать тебя счастливым». Точнее, он сам его превратил.
 
Sardine Song – Lav
Мэтт никак не мог уснуть, хоть и вымотался. Вначале всё никак не получалось оторвать от спящей Ивы глаз, хотя в темноте разглядеть её черты было сложно. Мысли одна за другой рождались и бередили ему душу.
Если бы кто-нибудь его спросил, был ли у него с Ивой секс в тот вечер, он бы ответил, что был, но не секс. То, что он пережил, никак не вписывалось даже в «занятие любовью». Самое близкое, с чем он мог бы сравнить этот опыт – это полёт в далёкую галактику и знакомство с другой цивилизацией. Это как столкнуться с чем-то, о существовании чего никогда и не подозревал.
Мэтт осторожно поднялся, чтобы посетить ванную и хоть немного успокоиться, переключиться, но и там его ждал сюрприз. Он обнаружил на себе кровь. Её было совсем немного, но всё-таки она была, и сердце его разорвалось окончательно. Ему было так плохо, что он сполз спиной по стене и просидел так, сжимая голову руками, добрых полчаса.
После он бесконечно смотрел на свернувшуюся под одеялом калачиком Иву и уверял себя в том, что всё ещё можно исправить. Ему до безумия сильно хотелось обнять её, но он не смел.
А Ива заставила себя спать, потому что назавтра ей предстоял непростой день. Душа её была спокойна, ведь годы назад она попросила врача удалить её плеву хирургическим путём на тот случай, если когда-нибудь у неё случится связь с мужчиной, чтобы он никогда и ни за что не догадался о её нетронутости. Такая информация слишком интимна, чтобы делиться ею с посторонними, а Ива всеми силами старалась сделать себя как можно менее уязвимой.
Мэтт всё-таки уснул, хоть и случилось это под утро: уже вовсю рассвело, за окном щебетали птицы, голосил пролетающий мимо орлан.
Когда он проснулся, Ивы рядом не было. Мэтт решил, что она, вероятно, проголодалась и спустилась на кухню, но её и там не оказалось. Не было Ивы и в гостиной.
Выходя во двор и изо всех сил игнорируя внутреннюю агонию, Мэтт уже знал, что машину свою на месте не найдёт. И он не ошибся.
Глава 26. Если мужчина берётся за дело
Мэтт появился в доме напротив не сразу. Что греха таить, Ива ждала этого явления с содроганием сердца.
Вначале привезли его фэнси машину – ту самую, на которой он рассекал в Испании. Затем появился и сам хозяин дома, правда, так гламурно, как его машина, он не выглядел. У этого Маттео Росси не было ничего общего с тем прожигателем жизни, которого Ива знала раньше.
Ива увидела Мэтта только раз, когда он выходил из такси с большой сумкой наперевес – очевидно, только-только из аэропорта. Больше он не мельтешил, и Ива, сколько бы ни смотрела на соседский дом, признаков жизни в нём не видела.
Однако ещё дней, примерно, через десять сосед всё-таки обнаружился: восседал он в кресле на балконе с лицевой стороны своего дома, руку ему оттягивала увесистая бутылка спиртного. Прикладывался он к ней нечасто, но на протяжении примерно часов двух, ну или, по крайней мере, столько времени Ива наблюдала его там. Ей было интересно, будет ли он шататься, когда поднимется и направится в дом. Но Мэтт не шатался, хоть бутылка в его руке и выглядела пустой.
Затем он снова пропал.
Однажды утром Ива случайно увидела, как Мэтт отъезжал на своем Форде пикап от дома и, будучи скрытым стёклами авто, бросил странный взгляд на её дом.
У Ивы всё сжалось внутри. Внезапно возникло такое непреодолимое чувство-подозрение, словно Мэтт выжидает.
Чего?
И тут её осенило. Сердце не то слово замерло, оно ухнуло куда-то вниз, а потом вернулось обратно и понеслось галопом.
В отличие от Мэтта, Ива настолько всерьёз не верила в успех мероприятия. Да, у неё была надежда и… небольшая задержка, но для Ивы это точно не было поводом для радости: задержки у неё случались часто и длились по два-три месяца, а то и больше.
Ива с трудом вытерпела до конца рабочего дня, затем… всё-таки заскочила в аптеку.