Фрилансер. Битва за будущее (СИ)

Журналисты. Человек пятьдесят. И официальные СМИ, и некоторые блогеры-ЛОМы, допущенные к процессу. Все смотрят с удивлением и лёгкой издёвкой. Знают. Уже знают. Да я и не препятствовал утечке — десять минут ничего не решат, а стоял за «тумбой» пред софитами и камерами сеньоров я уже через десять-двадцать минут после первой просочившейся информации. Тут даже есть представитель иностраного медиаканала, из Союза, хоть и не государственный. Противник более объективен, видит то, чего не замечаешь ты — анализ того, что Восток даст в эфир после этой встречи очень важен для понимания тамошних процессов. Мандража не чувствовал, как и волнения в принципе. Перерос. И даже не знаю, хорошо это или плохо? Кто-то скажет что брифинг ответственный, ибо ситуация аховая, я на волосок от политической гибели… Но я этот волосок не ощущал, и совершенно не боялся за будущее. Ладно, начали:
— Уважаемые сеньоры, сеньорины и все, кто нас смотрит и слушает. — Улыбнуться. Искренне. Зверски? Ну, такая у меня искренность, так проявляется. — Это прямое включение, ибо я считаю своим долгом из первых рук донести информацию о том, что случилось только что. — Действительно прямое. Сейчас госканалы прервали свою работу по всей планете. А негосударственные (многие) сами прервали работу, пусть и не все. — Случилось здесь, в агнарах складского комплекса за космодромом…
Вздох, и:
— Как вы все уже знаете, три ангара несколько дней назад были захвачены этнической преступной бандой выходцев из Пакистана и Индии. Их требования не были запредельными, королева могла бы рассмотреть их, и даже удовлетворить, если бы сеньоры не захватили заложников. Ситуация осложнялась тем, что и террористы, и заложники находились в помещениях, где ютилось по меньшей мере по десять тысяч человек в каждом, включая женщин, стариков и детей, а инфраструктуры, удобной для штурма, не было — это всего лишь бывший ангар для космолёта, а не купольный город.
Тишина в зале. Фоновые прешептывания, но все лица напряжённо глядят на меня — все уверены, что я решаю свою судьбу, и ждут, как буду выкручиваться. Хрен вам, я даже не буду пытаться это делать!
— Руководство операцией приняло решение начать с террористами переговоры. Ибо подчеркну, это были всего лишь бандиты. Не боевики с опытом, надрессированные спецслужбами иностранной державы, как Мухариб и его бойцы. Ни даже наёмники, прошедшие Африку. Это — бандиты, промышляющие криминалом на наших улицах. Да и требования их не запредельные, и как уже сказал, её высочество готова была их поддержать, и ждала всё это время лишь отмашки, что заложники отпущены — ибо никакая власть не любит, когда её что-то делать заставляют силой. И… Нет, я не буду прятаться за бюрократию, а её и в спецуре хватает, и честно признаюсь, я поддержал решение о переговорах. Как спецпредставитель главы государства. Ибо ребята эти хоть и особенные, но производили впечатление договороспособных.
Вот теперь сделать длинную паузу для переваривания. «Беру всё на себя» не фигура речи. И всем надо осознать, включая тех, кто по ту сторону экрана.
— Но параллельно мы готовили и штурм, так как добрым словом и пистолетом можно достичь куда большего, чем одним добрым словом, — продолжаю как ни в чём не бывало. Закон шоу. — И этот штурм был хорошо срежессирован и продуман — в антитерроре не дураки сидят. Нам казалось, что всё получится, бандиты сдадутся, заложники будут отпущены, ибо не станут же они их убивать — это единственное, что отделяло бандитов от зачистки.
— Но мы просчитались! — повысил я голос. — Я — просчитался. — Горько усмехнулся. — Да, это не лицензированные профессиональные террористы, но они были готовы, и начали резать заложников, не дав нам отбить их раньше этого. Мы не смогли предвидеть, предсказать все варианты развития событий. Ибо за последние дни все мы устали от крови, её пролилось уже слишком много, и хоть тут, в плёвой на вид ситуации, хотелось решить дело без неё.
— Однако! — поднял палец вверх. — Кровь пролилась. Пролили её бандиты, коих после содеянного можно со спокойной совестью назвать террористами. И Антитеррор, опираясь на наёмников Братства, зачистил ангар, где это произошло. Сейчас всем представителям медиа передадут пакеты с записями, что там было — увидите всё своими глазами. И в заключении своего отчёта хочу озвучить главную мысль, главный постулат, на который государство Венера отныне будет опираться. Террорист, любой, и особо подчеркну это слово!.. Не важно, на кого человек работает и работает ли на кого-то; любой, кто взял в руки оружие и угрожает кому-то расправой отныне -террорист. И Венера отныне более не ведёт с террористами никаких переговоров. Ни с мягкими покладистыми придурками, обращающими так на себя внимание, ни с матёрыми головорезами, ни с наймитами чужих спецслужб — ни с кем! Отныне мы просто уничтожаем всех, кто поднял оружие на наших сограждан. Да, возможно, нам, Венере, придётся нести в этой войне потери. Но мы сильная нация, нация конкистадоров, и должны сплотиться перед лицом такого вызова. А единственной темой переговоров с террористами отныне может быть только условия их сдачи, мягкая она будет или пожёстче.
  
Оглядел массовку. Брифинг проводим по соседству с ЦПУ, в зале ожидания грузового терминала — тут и такие есть. Всё давно заброшено, не работает, но это помещение под склад не использовали, так что выбор у нас не особо богат. Народ молчал. У кого-то ноздри расширились в приступе боли и сочувствия, сопереживания. Кто-то был явно недоволен, его корёжило, что получилось ТАК. А кто-то откровенно злорадствовал. Что ж, разве могло быть иначе, все люди разные.
— Не снимая с себя вины, хочу заметить, что причиной провала спецоперации Антитеррора стал вот этот репортаж, — перешёл я ко второму акту трагикомедии. — Пожалуйста, прошу. — Это стоявшим наготове представителям третьего управления. Которые вынесли вперёд какой-то свой хитрый прибор и закрутили голограмму в высоком качестве, где пухлый техник космодрома делился наблюдениями о наших приготовлениях. — Как видите, — это снова массовке, — в нашем провале есть доля вины человека, «слившего» врагу наши планы. И самое смешное в этой ситуации то, что сделал он это не по приказу вражеской разведки, не за деньги какого-нибудь венерианского клана-предателя. Нет, он это сделал потому, что… Придурок! Просто придурок! Который живёт в мире, где пасутся единороги, летают феи и всё разноцветно от радуги. Где не берут заложников, не убивают людей, где бандиты не насилуют и не уродуют попавших в их руки наших сограждан. В мире, в котором совершенно не нужно понимать, что на планете идёт ВОЙНА. Широкомасштабная, одновременно и с внешним врагом, и с продавшимся ему родными мятежными аристократами. Что ж, это наверно здорово жить в таком счастливом мире, я честно человеку завидую… — Горько, на камеру, усмехнулся. — Однако я живу в реальном мире. Как и все вы, кто сейчас нас смотрит и слушает. А в реальном мире деяние этого человека называется «измена Родине». Государственное преступление, которое карается смертной казнью.
Ввиду того, что вина его доказана и сомнению не подлежит, а также ввиду того, что этот человек не работает на спецслужбы врагов и не представляет в связи с этим интереса, по законам военного времени приговор за его преступление приводится в исполнение немедленно. Прошу.
А вот тут надо быть предельно точным в формулировках. Я не ВЫНОШУ приговор. Я его ИСПОЛНЯЮ. Что, суд должен приговорить? Уважаемые, преступление доказано, а время военное! Некогда нам ждать суда — когда он ещё будет! Что, кормить его до суда за деньги налогоплательщиков? Ща-аз! Пока в городе войска, и в отдельных районах стреляют, я могу себе позволить не ждать трибунала над подобным преступником, и подчеркну, только ввиду того, что его вина не подлежит сомнению. А кому мой поступок не нравится… Я не Бенджамин Франклин, чтобы всем нравиться. (1)
Беня Франклин изображён на стодолларовой купюре. Ни разу не президент, но личность выдающаяся — учёный, общественный и политический деятель, и, по субъективному мнению автора, самый достойный человек из всех личностей, изображённых на купюрах Эстадос Юнидос. Автор понимает, что в XXVвеке мало кто будет помнить про этого человека и эти бумажки, но сильно подозреваю, что похожий оборот в фольклорных выражениях с поправкой на свою эпоху должен быть в любой стране в любое время.