Фрилансер. Битва за будущее (СИ)

— Задраить створку! Двое снаружи — никого больше не запускать!..
Сообразила, корова! Жаль, с опозданием. Новых не запустят, но Феникса теперь не выгонят.
Трясун рук — те отбивали отчётливую чечётку. Плевать, это внешний эффект — все силы на то, чтобы сдержаться в принципе. Я срывался, медленно и неуловимо уходил в нирвану, и ничего не мог с этим сделать. Пока ещё мог тормозить процесс, делать его медленнее… Но не смогу контролировать до бесконечности, не могу сделать так, чтобы приступ не настал совсем. Ирония — когда-то я хотел это состояние, молил о наступлении. Когда Бенито с дружками метелили напротив выхода из школы, например. Или когда мечтал отоварить Оливию. Жаждал, готов был за приступ отдать что угодно… И только сейчас накрыло осознание, насколько это плохо. И особенно плохо будет, когда о недуге узнают «снаружи», а мир не без добрых людей.
— Бегом снимаем скаф! — Ору. Просто по-другому уже не получается. Голова трясётся, пальцы сжимаются. Сдерживаюсь из последних сил. — Вашу мать, помогайте, сейчас начнётся!..
Мои спешили, торопились, что-то подспудно понимая. Но только тут сообразили, что дело слишком серьёзное, и надо удвоить-утроить усилия. Ведь по-чесноку, приступов за то время, что я был рядом с ними, почти и не было, раз, два и обчёлся. С Оливией на приёмных испытаниях, когда Норма просила хранителей меня отоварить. С нею же и с Фрейей в день нашего с высочеством знакомства. С Изабеллой ещё, когда поссорились в Малой Гаване, точнее после ссоры, когда она психанула и уехала. Да после гибели девчонок и сотрудников безопасности у здания гвардии Северного Боливареса, когда Марта меня чуть не грохнула. И это не фигура речи — она была морально к этому готова, я находился в двух секундах от смерти. Да и всё, наверное, за два года. И все разы были вызваны эмоциональным накалом боя, произошли во время схватки… Или сразу после, как в Гаване. Но там скандал был эмоциональный, с последствиями — тогда казалось, решается моё будущее. Эмоции — ключ как к моему взлёту, успеху, так и к моей слабости. Иронично. Надо будет это учитывать… Но потом. Всё потом!
— Хуан, сукин сын, ты должен мне объяснить, что творишь, и что будешь делать дальше! — Этьен на плечах девчонок влетел-таки в подсобку, где меня раздевали. Он был на своей волне, и ангелы просто не обращали на него внимания — было дело поважнее. — Я не против так, надо — значит надо. Но давай согласовывать подобные вещи как-то заранее? А то получается, что мы — палачи, хотя идея была как раз…
— Готовьтесь… — пролепетал я, борясь со спазмом челюстей, которые сжались и не хотели произносить слова. — Я — всё…
Успели. Успели, мать его, снять с меня скаф! Ибо не представляю, что натворю, если буду корячиться в штурмовом доспехе.
— Чёрт бы тебя побрал, Хуан, это не так делается! Надо было сначала…
Это были последние слова, которые ещё услышал. Потом всё, повело.
Этьен заткнулся. Ибо перед ним предстала картина парня, с которого в шесть пар рук только что стащили доспехи, валящегося на пол и бьющегося в приступе, похожем на эпилепсию.
— Тревожная аптечка в машине! — Это с ужасом в голосе пролепетала одна из близняшек рядом с ним, с растерянностью смотря на мрачную старшую. — Средство — в машине!.. — И добавила непечатные эпитеты в адрес себя и напарниц, но не вслух.
— Мы ж на дело шли. Боевую операцию. И не взяли… — А это подтвердила убитым голосом невысокая шатенка, командир охраняющей Хуана четвёрки первого кольца.
— Курвы вы драные! — выматерилась старшая, но без злобы. — Что бы без меня делали, салажьё? Девчонки, давайте дежурку… — Это своим, себе за спину. — А вы если ещё раз пикните, как мы, старые вешалки, вас достали, работать не даём, власть забрали — сама пиши рапорт о переводе в резерв. На самоотвод реагировать не стану, но иначе… — Грозно покачала головой. — Закопаем!
— Есть не пикать про старых вешалок! — отдала честь шатенка, расплываясь в улыбке. — Есть рапорт на самоотвод, если повторится! — Лицо её просияло. Главная проблема, назревшая неожиданно, только что решилась, они не огребут по полной, а Этьен догадывался, что в такой структуре, как корпус, внутренние законы должны быть предельно суровыми.
  
Хуан бился в припадке, его держало четверо ангелов, не давая дёргаться уж слишком сильно. Девочки все были в доспехах, потому получалось у них отлично. Но наёмник смотрел на происходящее с широко раскрытыми глазами и не знал, ни что думать, ни как реагировать. Наконец, самообладание вернулось:
— Срань господня! Что это с ним? — Последний вопрос адресовался старшей группы, той самой грозной валькирии, что поставила шатенку в позу пьющего оленя, причём очень эффектно, сугубо морально и с песней радости последней.
Старшая вздохнула, но ответила:
— Его крест. Последствия генной модификации.
Он стоял и переваливал, когда она дополнила:
— Люди так устроены, что нельзя что-то сделать, вмешавшись в природу, без последствий. Если ты умный — должен быть слабый. Сильный — будешь глупым. А если сильный и умный… — Трагическая усмешка. — Чем круче прокачан человек, тем больше у него подобных… — Кивок на Хуана — … вещей, каких-то слабых мест. Люди могут о них не знать, но они есть. Не могут не быть.
— И насколько же круто он прокачан, — хмыкнул Этьен, тоже указывая на Хуана, — что так корёжит?
— Ты ж видишь, — обтекаемо ответила старшая. — Сам оцени.
— Расплата за то, что поставили во главе страны, «рулит» Венерой… — потянул наёмник. За то, что СПОСОБЕН стоять у руля…
— В двадцать лет! — добавила старшая, окончательно ставя все точки и руша его мир.
— И часто такое бывает? — не задумываясь, спросил он, поняв, что сморозил глупость, только когда вопрос вырвался. — Прости, понимаю, конфеденциальная информация. А я… Подписки придётся давать? Или грохните, чтобы наверняка? Утечки, все дела? — Странно, но страха не было. Он был уверен, что жить его оставят. Иначе бы просто не допустили до зрелища, и сейчас бы выперли. Но что жизнь станет сложнее — к гадалке ходить не надо.
Старшая пожала плечами.
— Не мне решать. Но, думаю, совсем страшного тут ничего нет. Ты у нас на контракте, персонально у королевы, и этот момент можно подвести к данным под грифом, переданным тебе для работы. Ты же, персонально ты, должен понимать, на КОГО работаешь?
Стервочка расплылась в улыбке, и Этьен, подумав, её поддержал своей. Да, понимать, на КОГО, с какой властью и с какими способностями — даже этот приступ под аргумент можно подвести… При желании. Но осложнения всё равно будут. Он не из болтливых, не боялся их, однако на душе всё равно словно камень лежало осознание.
— И ты здесь? — Увидев Этьена первым после того, как пришёл в себя, я удивился. Конечно, в припадках бьюсь, а девчонки «к командирскому телу» «левого» допустили! Перевёл взгляд на Сюзанну.
— Не успели. А потом стало поздно, — покачала она головой, и раскаяниями и извинениями в её голосе не пахло.
Металлический привкус во рту остался, но тело ломило не сильно. Совсем почти не ломило. А это значит, что…
— Укол? — Перевёл взгляд на Касссандру, но та отвела глаза. Ответила Сюзанна:
— Да. У нас с собой был один. У нас, не у них, — тоже кивок на итальянку.
Хмм… Обидно. Дочерей единорога нагнули, и сделали это одиозные старые девы, от опеки которых вся опергруппа Марты выла. Ну да и бог с ним, такие моменты не дают расслабляться — моим наука, будут в тонусе.
— Что ж, отдохнули — и ладно. — Пора кончать балаган и возвращаться в реальный мир. — Надо работать.
Начал подниматься. Бока болели — видимо, сильно девчонки навалились, пока держали. Но они же и помогли подняться, подставили руки и фактически поставили на ноги. М-да, чувствую себя не важно… Но работать, кажется, могу, ибо движения боль и судороги не вызывают, голова варит без сбоев.
— Есть что жизнеутверждающее? — Приложил два пальца к шее и немного оную пощекотал. И нет, не на алкоголь намёк. И меня все (кроме Этьена наверное) прекрасно поняли.