Люди, дружившие со смертью (СИ)

А может, они так долго пребывали в одиночестве, что разучились говорить. Возможно, они привыкли сдерживать звук, вдох, чтоб не спугнуть зверя, не выдать своего присутствия. Может статься, вначале, в минуту покоя они беседовали со своими собаками, лошадью, наконец, оружием. А потом оставили и это — что с них взять все равно тварь бессловесная, ответить не может.
У них либо не было документов вовсе, либо напротив великое множество бумаг, редко настоящих, а все больше подложных, ворованных, подделанных, выписанных по всем правилам, но от имени провинций, о которых я не слышал. Некоторые документы были качества отменного, такого, что кустарно достичь невозможно. Сейчас я думаю, что фабриковались они На Той Стороне в великом множестве и служили для людей, отправляющихся в наш мир.
Я это знаю по тому, что как-то владелец деревянного замка, не стесняясь меня, подбирали документы какому-то таперу.
— Ну вот, — бормотал хозяин, перекладывая бумаги. — Вот чем-то на тебя похож. «Приметы таковы: Волосы русые, глаза карие. Рост — семьдесят дюймов»… Это сколько?..
Спрашивал он у тапера, но тот молчал, и мне пришлось прийти на помощь:
— Что-то около сорока вершков. Ну или два аршина и еще две пяди…
— Мда… — задумчиво заметил хозяин. Его гость был выше указанного роста где-то на пядь, — Ну ты, кум, эта… Когда пачпорт будут спрашивать, пригнись… Далее — «Особые приметы — Не имеется» Имеются у тебе особые приметы или нет?..
Тапер покачала головой — иметь особые приметы при их способе жизни было недопустимой роскошью.
Хозяин стал читать дальше:
— «Урожден в год…» Ну это почти сходится… Гражданин провинции Эгл-Си… А где это Эгл-Си?..
Я опять пришел на помощь:
— Это достаточно далеко. Остров на севере.
— О как… Остров… — опечалился хозяин. — Ты, кум, плавать умеешь?
Тапер кивнул — я не мог предположить, где бы он мог научиться, но с такой жизнью…
— Ну, вот видишь, — воспрянул хозяин. — Все сходится! Плати марку серебром и уматывай. Вернешься назад — заходи. За полмарки я у тебя его назад куплю.
Когда за тапером закрылись все двери, я спросил:
— А как его хоть звали?..
— Кто его знает… Их разве всех упомнишь…
— И много здесь таких кузенов ходит?
— Кого?.. — Не понял хозяин.
— Ну кумовьев-то?…
— Достаточно, — ответил он.
Но для чего именно достаточно — уточнять не стал.
-
От земли оторваться, пройти над полем, почти влететь в опушку леса. Но за мгновенье до столкновения чуть изменить наклон крыл. Тебя рвет вверх и будто назад.
Ветер над лесом совсем иной, чем на поляне, острый, быстрый, что скатывался по склонам гор, и разгонялся в своем движении к океану. Я пошел на него, забираясь с каждым взмахом все выше.
Местный ветер был холодным, он копил свои силы, отдыхая на ледниках, и теперь в него вплетались восходящие потоки от согретой солнцем земли.
Воздух под крылом упруго дрожал, он расчесал мои перья, прижимал их одно к другому.
Подо мной проносилась земля, я смотрел вниз, пытаясь рассмотреть хоть какие-то тропы в лесу, хоть какие-то знаки, дома «кузенов», но нет — я ничего не замечал, не видел даже звериных троп.
Хотя, может статься, именно здесь когда-то проходил мой отец со своим отрядом. Они останавливались на привалы, ломали на костры сухостой. Но нет — ни малейшего следа не сохранилось ни от них, ни от кого-то еще.
Я лег в развороте, возвращаясь назад. Но пролетал милю за милей — крепости не было. Снова развернулся — могло статься, что я неверно оценил расстояние: туда я летел против ветра, обратно — за ветром.
Круг за кругом, минута за минутой шли, однако я не мог никак найти место, откуда начал свой полет. Казалось, я уже должен был бы выучить свою зону полета, но мне чудилось, будто я вижу эту местность впервые.
Мне, было, показалось, что я нашел ту речушку, кою мы форсировали при подходе к деревянной крепости. Но нет: тогда мы вошли в березовый лес, а на берегах найденной реки рос густой орешник.
Я заблудился!
В любой момент я мог развернуться, уйти на запад — уже бы через неделю я бы в своей бригаде, и никто бы не спросил, где я пропадал.
 
Но я не сдавался — прошел над лесом низко, почти касаясь крыльями верхушки деревьев. И удивительно — в просвете меж деревьев мелькнул огород. Я круто развернулся, пошел к земле, приземлился меж грядок с капустой.
Сделал несколько шагов в продолжение движения, но капусту не сшиб.
На соседней грядке разогнулся человек — это был хозяин крепости.
— Эк куда вас заносит. Как это ты меня нашел?
— Да я не искал вас, в общем… Я заблудился.
— А через ограду как перелез? Там, к слову, ловушки. Некоторые свалят быка побольше тебя.
— Я не перелезал… Я перелетел.
— Во как… — это его совершенно не удивило, — ну перелетел, так перелетел. А я тут кротов гоняю… Потому как от кабана можно сделать засеку, а против этой твари — ну никак… Под землей норовит проскользнуть. Бери лопату, помогать будешь!
Я показал, что гол и не обут. Но в хижине хозяин нашел штаны и деревянные башмаки.
— Рубахи уж нет, ты прости… Ну ты парень крепкий, перебьешься.
И действительно перебился.
Очень скоро в ведре копошилось три крота. Извлеченные из своей родной среды они слепо тыкались друг в друга. В своей беспомощности они напоминали младенцев человеческих.
— Жаль… — прошептал я.
Хозяин услышал, мой шепот, но что именно я сказал, не уловил:
— Что?
— Говорю, жаль их убивать.
— А кто тебе сказал, что мы их убивать будем. Отнесем подальше, лучше за реку да выпустим…
Тень накрыла меня, что-то пронеслось за моей спиной, меня обдало ветром. Предчувствуя удар, я согнулся, убрал голову, сложил руки, готовый упасть, а затем опять подняться. И ударить самому.
Но нет, удара не последовало.
Я распрямился. Хозяин, глядя мне за спину, проговорил:
— А вот и сын… Обед принес.
Обернувшись, я увидел крылатого мальчика. Он висел где-то в двух вершках над землей. Было ему лет шесть-восемь. Может даже девять — в лесу дети взрослели быстро, но отчего-то росли невысокими. Воздух неспешно било два крыла. Крылья были пернатыми.
Мне не оставалось ничего, как ответить хозяину взаимностью и сделать вид, что я не удивлен.
— Это ваш единственный огород? — спросил я вместо этого.
— И этого добра тут достаточно… Скажем, вот в тот лесок вплетен яблоневый сад. А над рекой я вишни посадил. Но найти их можно только весной — когда они цветут.
-
Возвращались в крепость мы уже вечером. По дороге нашли место, где я спрятал одежду — для этого мне пришлось назвать хозяину лишь пару пустяковых примет: дерево гнутое да площадка для разбега…
— А вы всегда тут жили?.. — продолжил я расспросы.
Я ожидал, что мое любопытство ему надоест, но этого не произошло.
— Где? В лесу-то? Когда-то жили в провинции Маца-О. А потом съехал.
— Давно?.. Из-за сына?..
Я тут же прикусил язык. Вопрос, пожалуй, был нескромным. Но хозяин оказался человеком прямым и на вопросы, и на ответы:
— Смотри-кось…
Он закатил рубашку — от локтя и дальше по предплечью шла чешуйчатая кожа, совсем как у змеи или ящерицы. Что у него творилось за рубашкой — я не мог приложить ума.
— У нас в семье многие были со странностями. Дядька мой, скажем, с жабрами уродился. А про прадеда вообще странные вещи говорит — он оборотень был. Только превращался не в зверя, а в растения! Бывало, человек-человеком, ну а иногда просто овощ!
Я хохотнул. Это было невежливо, но сдержаться я не смог. Хозяин то ли не заметил, то ли сделал вид, что пропустил. Говорил он спокойно и задумчиво?
 
— Жабры, конечно, шарфом обмотать можно, дядьку в подвале спрятать среди иных тыкв. Главное кашу из него не сварить. За рубашку к тебе тоже никто не полезет. Если язык у тебя раздвоен — тоже не беда. Надо только его за зубами держать. Тем паче, что зубы-то с ядом… А вот что поделать, если у твоего сына крылья?.. Сперва, конечно, сказывали его горбатым… Но правда все же вылезла.