То, что мы оставили позади (ЛП)
(в английском есть выражение ambulance chaser, «тот, кто гоняется за скорыми» — так называют недобросовестных адвокатов, страховщиков, сотрудников похоронного бюро и др, которые незаконно отслеживают звонки в экстренные службы, чтобы приехать и навязать людям свои услуги по баснословной цене; в этом Уили и обвиняет Саймона, — прим.)
Слоан вскрикнула, но я отказался поднимать взгляд.
— Офицер Уинслоу, не могли бы вы, пожалуйста, позаботиться о Люсьене, пока я поговорю с шефом Огденом? — процедил мистер Уолтон сквозь стиснутые зубы.
Ещё один полицейский и санитар скорой помощи взяли меня под руки и помогли подняться.
— Держись, приятель, — тихо сказал мне полицейский, пока они вели меня к машине скорой помощи.
— Не трудитесь его латать. Пусть истекает кровью по дороге в тюрьму. Посмотрим, как ему это понравится, — крикнул им вслед Огден.
Мне показалось, я услышал, как санитар пробормотал себе под нос «ублюдок», но я не был уверен.
Полицейский усадил меня в патрульную машину, где я рухнул на заднее сиденье.
— Я принесу тебе воды, и в участке мы приведём тебя в порядок, — пообещал он.
Я кивнул, но не открыл глаза. В этом не было смысла. Здесь для меня ничего не осталось. Эта жизнь закончилась.
— Люсьен.
Мне удалось открыть глаза, и я увидел, что мистер Уолтон стоит, опираясь на распахнутую дверцу.
— Послушай меня. Я поеду прямиком за тобой. Хорошо? Ни с кем не разговаривай. Если они попытаются допросить тебя, скажи им, что не будешь говорить без присутствия вашего адвоката.
Его тон был спокойным, успокаивающим.
— Что… — мой голос звучал хрипло, и я прочистил горло. — Что насчёт моей мамы? — прохрипел я.
— Её везут в больницу для осмотра, — ответил он, понизив голос.
— Люсьен, — испуганное лицо Слоан появилось рядом с серьёзным лицом её отца.
Я отвернулся, не желая её видеть. Не желая сталкиваться с предательством… или с тенями, которые моя семья оставила в этих зелёных глазах.
— Уходи, — сказал я.
— Что? — переспросил мистер Уолтон, наклоняясь ближе.
— Уведите её отсюда! Пожалуйста.
— Люсьен, мне жаль… — начала Слоан.
— Иди встань рядом со своей матерью, Слоан, — сказал мистер Уолтон своим адвокатским тоном.
Мой отец стоял на страже у задней двери машины скорой помощи, наблюдая за мной. Я знала, что он на самом деле делал. Напоминал моей матери, что случается с жёнами, которые не знают, что их верность принадлежит их мужьям, а не их сыновьям.
Я не винил её. Я даже не знал, виню ли я Слоан. Я просто знал, что всё, за что я так долго боролся, теперь закончилось. Всё это было напрасно. Я отправлюсь в тюрьму. Мой отец убьёт мою мать. Потом он либо отправится в тюрьму, либо сопьётся до смерти. Независимо от того, как именно выпадут кости, это конец семьи Роллинсов.
— Но, папа, ты не можешь позволить им забрать его. Это сделал не он. Это не вина Люсьена. Мистер Роллинс…
Если бы он услышал её, если бы у него появилось хоть подозрение в том, что она знает… Меня не будет рядом, чтобы остановить его. Мне стало дурно.
— Хватит! — резко гаркнул я. Я до сих пор не мог смотреть на неё. Ей нужно уйти от меня.
— Люсьен, — шёпот Слоан прервался.
— Иди и подожди со своей матерью, — отрывисто приказал мистер Уолтон.
Я почувствовал, что она уходит. Волна безнадёжности захлестнула меня.
— Вам не стоит ввязываться в это, мистер Уолтон. Это небезопасно.
Он потянулся в машину и положил руку мне на плечо.
— Мы не бросим тебя, Люсьен. Ты хороший парень, который становится хорошим мужчиной. Я всё исправлю.
По дороге в полицейский участок я поймал себя на том, что удивляюсь, почему одни люди посвящают свою жизнь починке вещей, в то время как другие стремятся только сломать их. Хотя теперь это уже не имело значения. Я был одним из сломанных.
Глава 20. Никто другой её не получит
Люсьен
Морин Фитцджеральд скрестила длинные ноги в лодыжках и улыбнулась мне своей загадочной улыбкой.
— Что такого важного, раз ты настоял, чтобы я оборвала свой шопинг в Париже раньше времени? — её тон был хорошо поставленным. Её осанка и дикция напомнили зрителям о частных школах-интернатах и летних каникулах в Европе. Ни один каштановый локон не выбивался из классической причёски. Её украшения были дорогими, но подобранными со вкусом, а брючный костюм, сшитый на заказ, свидетельствовал как о стиле, так и о деньгах.
Но я-то знал, что это не так. Настоящая Морин была более впечатляющей, чем просто какая-нибудь папина дочка с наследством. Как и я, она создала себя из ничего. Также, как и я, она создала систему безопасности из денег, власти и благосклонности.
В свои пятьдесят с небольшим она умудрялась, заходя в помещение, вскружить голову большему количеству людей, чем её сотрудницы. Что было вполне уместно, учитывая тот факт, что она руководила группой красивых работниц секс-бизнеса, которые удовлетворяли богатую элиту Вашингтона и округа Колумбия.
Я подал ей чашку эспрессо на изящном блюдце и присел с краю стола, который занял себе. Менеджер отеля находилась снаружи, вероятно, нервно расхаживая взад-вперёд и задаваясь вопросом, почему человек, который владел этим заведением и выписывал ей зарплату, использовал её кабинет для встречи с самой известной мадам на Восточном побережье.
— Мне нужна информация, — сказал я.
— Не будь жадным, Люсьен. Это неприлично.
— Не притворяйся, что ты кормишь меня от щедрости своего сердца, Морин. Я во многом облегчил твою жизнь.
У нас были близкие отношения. Она сообщала информацию о любых проблемных клиентах, с которыми сталкивались её сотрудницы, и я использовал эту информацию, чтобы убедиться, что больше проблем не возникнет. В зависимости от конкретного человека, мои инструменты варьировались от шантажа до более креативных средств.
— Рано или поздно кто-нибудь сможет установить связь между нами, и что тогда с нами будет? — спросила она, прежде чем сделать небольшой глоток эспрессо.
— Мы оба слишком скрытны для этого.
— Хм. Как оптимистично с твоей стороны. Но люди отвлекаются. Они становятся неосторожными.
— Так вот почему твоё имя всплыло в связи с безвременной кончиной Феликса Метцера? — спросил я, бросив эту информацию к её ногам, как мёртвое тело.
Её лицо оставалось совершенно бесстрастным, но я не упустил из виду звяканье фарфора, когда она поставила чашку на стол.
— С кем ты разговаривал?
— С тем, кто (тебе повезло) слишком глуп, чтобы связать воедино все факты. Он принял Феликса за твоего клиента.
— Какое ограниченное воображение у твоей маленькой птички, — сказала Морин, приглаживая свои волосы.
— Почему тебя видели обедающей с человеком, который, по общему мнению, был всеми любимым криминальным посредником, пока его тело не выловили из Потомака?
Она вздохнула.
— Сначала скажи мне, почему ты в этом участвуешь.
— Феликс продал Энтони Хьюго список с именем моего друга. Хьюго дал понять, что все имена из списка должны быть устранены.
— У тебя есть друзья? — она приподняла бровь, и её карие глаза блеснули.
— Больше похоже на семью, — сказал я.
— Тогда ты уже понимаешь.
— Что понимаешь?
— Феликс… был членом семьи. Мы были двоюродными братом и сестрой как будто в прошлой жизни. Мы выросли вместе. Я пошла своим путём, он — своим. Но мы поддерживали связь, встречались при случае. Конечно, там, где меня никогда бы не узнали. Мне нужно поддерживать репутацию.
Вот только кто-то узнал её, и теперь Морин была моей единственной зацепкой.
— Феликс когда-нибудь говорил с тобой о работе?
— Мы решили, что лучше не обсуждать наши профессии. Правдоподобное отрицание и всё такое.
— Но ты присматривала за ним. Ты наверняка имела представление о том, с кем он общался, — настаивал я. Морин в душе была заботливой и, при необходимости, сторожевой собакой.
— Почему ты сосредоточился на Феликсе, а не на Хьюго? Видит бог, этот человек нарушил достаточно законов, чтобы заслужить несколько пожизненных заключений в тюрьме.