Правила качка (ЛП)

Счастливые ублюдки.
Элита.
Я фыркаю, как будто разговариваю сам с собой. Жизнь вне дома не делает меня более привилегированным, по крайней мере, я не кичусь этим, когда нахожусь на публике или перед кем-то живущим в доме. Парни уверены, что мой отец — механик, а мама — школьная секретарша. Никто из них понятия не имеет о богатстве моих родителей, потому что парням на такие вещи наплевать.
Если бы кто-нибудь из них узнал, меня бы, наверное, замучили издевками.
С другой стороны, девушки…
Чем меньше они знают, тем лучше. И единственный способ держать кого-то на расстоянии вытянутой руки — не вмешиваться.
Легко.
Я справлялся последние два года, и буду справляться до тех пор, пока не закончу университет зимой.
Кстати о девушках…
Не могу поверить в то, что вижу: цыпочка с прошлого уик-энда снова стоит посреди комнаты, у бочонка и уже целый час не может наполнить свои пивные стаканы. Время от времени ее темноволосая подруга забредает сюда, флиртует и разговаривает с каким-нибудь парнем, с которым болтает девушка, а потом уходит с ним.
Отбивающая гарпия.
Я смотрю, как Фил Блейзер, новичок, хукер (прим. Хукер — это тот несчастный, которого зажимают в самой середине схватки, в которой он предположительно должен подцепить мяч и отправить его назад к полузащитнику схватки.) в команде регби, неторопливо уходит, уверенный, что девушка сама справится, хотя должен был выполнять эту работу всю ночь.
Какого хрена Фил уходит, и какого хрена она вообще думает, что должна наполнять пивные стаканы?
Ох уж. Эта девушка.
Она слишком вежлива — на нее почти больно смотреть. Господи, ей нужна помощь, и не такая, какую может предоставить психиатр; нет, боже, ей нужно посмотреть правде в глаза. Это уже второй уик-энд подряд, когда я наблюдаю, как ее используют — не очень привлекательное качество. Сначала ее друзья — трио цепляющих качков, охотниц за джерси, — а сегодня еще Фил, член моей команды.
Я мысленно делаю себе пометку найти его, свернуть ему тощую шею и прочесть лекцию о том, что к женщинам следует относиться с большим уважением. Это наш дом — это его чертова работа стоять на этом месте и радовать наших гостей, а не ее. Мы, бл*дь, назначили ему это место. А он просто отдает шланг какой-то девчонке?
Что за чертовщина, Фил?
Мало того, это та же самая девушка, что и в прошлые выходные, девушка, которую, очевидно, нужно научить говорить: «идите к черту, сами справляйтесь».
Ей необходимо немного грубой честности от того, кому плевать на ее чувства.
От кого-то вроде меня
Тэдди
Я уже больше часа стою на этом самом месте.
Сначала это было потому, что мне пришлось встать в очередь к бочонку, а потом, когда наконец-то подошла к крану, мне протянули шланг, чтобы наполнить мой собственный стакан…
Так или иначе, я не отпускала его, наполняя стаканы всем, кто подходил.
Или. И никто его у меня не забирал?
Каким-то образом, незаметно для меня, ко мне подкрадывается гигантский мужчина-ребенок, тень которого маячит сверху, почти заслоняя свет.
Вот такой он большой.
Во всяком случае, таким большим он кажется.
Осторожно, не говоря ни слова, он вырывает шланг из моей руки, сжимает его гигантской рукой, зажимая двумя пальцами и держа над своей чашкой. Шланг шипит от наличия воздуха в линии, поэтому большой чувак наклоняется и несколько раз качает.
Снова опускает насадку. Не говоря ни слова, наполняет свою чашку.
Потом:
— И где чаевые?
Он все еще не смотрит на меня, сосредоточенно наблюдая за пеной, поднимающейся над его пивом. Стряхивает верхушку на ковер под бочонком, прежде чем встретиться со мной взглядом.
У него большие карие глаза, обрамленные изогнутыми кустистыми бровями, покрытое волосами лицо, шея и голова.
Вся его внешность поражает. Он что-то среднее между Росомахой, Волчонком и Снежным человеком — если бы они реально существовали. И вот он пригвоздил меня к полу своим вопросом.
— Прошу прощения?
 
— Разве не у всех барменов есть банка с чаевыми?
— Я вовсе не бармен.
Неужели он действительно так подумал? Я ни за что на свете не смогу прочесть выражение его лица под этим кустом.
— Мне это известно. Я просто издевался над тобой.
— О. — Да, я сказала «О», как будто это был лучший ответ, который я могла придумать. А потом, поскольку я гений, продолжаю: — Почему?
— Потому что ты просто стоишь здесь и наполняешь всем чашки, как гребаный бармен, вот почему.
На кончике моего языка вертится: «я этого не делала!»
Мои губы приоткрываются, но слова не выходят потому что... боже мой, он прав — я стою здесь и наполняю всем стаканчики. Понятия не имею, как долго это длилось. Как это случилось? Это все равно что держать дверь для кого-то в магазине. Вы делаете это для одного человека, потом приходят другие, и прежде чем вы это осознаете, вы застреваете там.
Я же не специально это делала, но этот парень?
Он это заметил.
Я оглядываюсь по сторонам, гадая, может быть, кто-то еще тоже заметил.
Дерьмо. Как это все неловко.
— Почему ты все время возвращаешься, если собираешься простоять здесь всю ночь?
— Что значит «все время возвращаешься»?
— В прошлые выходные ты сделала то же самое — подошла к бочонку и стояла там.
— Я?
— Да.
Кто, черт возьми, этот парень?
— А ты откуда знаешь? Ты что, следил за мной?
Он пожимает широкими плечами. Нет, не широкими. Гигантскими. Громадными. Широченными. Все лучшие слова, чтобы описать ширину удивительной верхней части тела этого парня.
Я отвожу свой любопытный взгляд.
Этот парень чертовски огромен, его умный, напряженный взгляд с любопытством следует за моим через всю комнату, когда он останавливается около кухни, на каком-то парне с потрясающими рыжими волосами, одетого в ярко-синюю рубашку поло.
— Тебе нравится Джаспер Уинтерс?
— Кто это? — Мои ладони вспотели, и пластиковый стакан в моей руке стал скользким. — Я его даже не знаю.
— Ты хочешь узнать его по-библейски? — Он закатывает глаза.
— Что? Нет! Господи, я только посмотрела в его сторону. Может, ты прекратишь? — Что это за чувак такой? Я пытаюсь направить разговор в нужное русло. — Так откуда ты знаешь, что я стояла у бочонка в прошлые выходные?
Парень сверлит меня взглядом своих ярких, карамельно-карих глаз. Потом закатывает их.
— Я тебя видел.
Теперь моя очередь закатывать глаза.
— Ну ничего себе. И почему же?
— Я подпирал стену вон там, и было трудно не заметить, что ты не двигалась всю ночь. Ну, знаешь, — он наклоняет свой стаканчик в мою сторону, — что-то вроде того, что ты делаешь прямо сейчас. — Он наконец отпускает шланг от бочонка, и тот падает на пол. — Вот. Теперь ты официально свободна от дежурства, пусть они сами себе наливают гребаное пиво.
У него такой низкий тембр голоса, что мои щеки вспыхивают до такой степени, что мне хочется охладить их ладонями. Он глубокий, мужественный и…
— Правило первое: если ты собираешься встречаться с одним из этих парней, ты не можешь быть киской.
Простите, он только что сказал... слово на букву «К»?
Теперь я краснею совсем по другой причине. Он мог бы выбрать любое другое слово в словаре. Слабачка. Размазня. Тряпка.
Но нет. Он выбрал «киска» и заставил мои щеки покраснеть так быстро, что я чувствую, как кровь приливает к моему лицу.
— Прошу прощения?
 
— Не будь киской, — небрежно повторяет он, делая большой глоток пива.
 
— Я... я... Кто сказал, что я хочу встречаться с одним из... — мои руки беспомощно замелькали в воздухе, пока я запинаюсь на последних словах, — с этих парней?
Он делает еще один глоток. Еще один.
Приподнимает густую бровь.
— А разве не хочешь?
Мои руки разглаживают передние складки моей желтой юбки, и когда я поднимаю взгляд, то замечаю, что его глаза следят за моими пальцами.