Правила качка (ЛП)

По-видимому, она предпочитала меня прежнего.
Немного хреново, если вы спросите меня, учитывая, что я выглядел как чертов горный человек — в хороший день. Или Пол Баньян, или Гризли Адамс, или как там она меня называла.
Она сама говорила это десятки раз.
Я бы не сказал, что она игнорирует меня сейчас, не совсем так, но она и не смотрит прямо на меня.
И я не знаю, что с собой делать, черт возьми.
Пока она разговаривает с девушкой рядом с ней, какой-то девушкой по имени Дженна, которая визжала и хлопала, как чертова сумасшедшая, когда выиграла поездку во Флориду в качестве лотерейного приза, я достаю свой мобильный телефон и пишу сообщение единственному человеку, который может помочь мне разобраться с этим дерьмом.
Я: SOS.
Ронни: Что ты сделал на этот раз?
Я: Тэдди похоже не является фанатом бритья. И что мне теперь делать, черт возьми?
Ронни: Что значит, она не фанат? Она что, слепая??? Неужели она тебя не ВИДИТ?
Я: Ладно, во-первых, перестань кричать. Во-вторых, нет. Почти уверен, что ей нравилось, когда я выглядел как бездомный.
Ронни: Ну, ей просто придется пережить это, не так ли?
Я: Но ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?
Ронни: Я не знаю, КИПЛИНГ, ты не можешь пойти в ванную и отрастить все это обратно, идиот.
Я: Это ты велела мне побриться, а теперь моя девушка даже не смотрит на меня.
Ронни: Не вини меня в этом, маленький засранец. Тебе не следовало меня слушать.
Ронни: Подожди. Перемотай назад. Она теперь твоя ДЕВУШКА? С каких это пор? Вы на свидании только минут пять.
Я: У меня нет времени спорить с тобой о семантике, ВЕРОНИКА.
Мои пальцы жестоко атакуют экран моего телефона, выбивая слово за яростным словом в ответ. Почему Ронни так себя ведет? Почему она просто не может сказать мне, что делать, черт возьми?
— Кому ты пишешь? — Прерывает милый голос Тэдди, её глаза широко раскрыты. Я могу сказать, что она пытается быть вежливой и взволнованной. — У тебя такой сердитый вид.
Это один из способов выразить это.
— Моей сестре. Она та, кто сказал мне побрить лицо и отрезать мои волосы, поэтому я жую ее задницу.
— Кип... — она выглядит такой полной сожаления. И грустной.
И я никак не могу понять, почему это произошло.
Впереди на стульях, выстроившихся вдоль сцены, сидят профессора и заведующие кафедрами. Техник подключается и стучит по микрофону, проверяя его на звук. Постукивает раз, другой, и эхо наполняет похожую на пещеру комнату.
— Похоже, они готовы приступить. Мы можем поговорить об этом позже.
Я смотрю вперед, представляя ей свой профиль.
Мой точеный, безупречный профиль и жестко сжатые челюсти.
Тот самый, на который она, по-видимому, не может смотреть без всякой опаски.
Хохма, верно? Такая хреновина.
— Хорошо, — слышу я ее бормотание, и вижу, как беспокойно ерзает рукой по кремовой льняной скатерти. Мы закончили с ужином, обычной университетской кухней, той, что по дешёвке кормят студентов: куриная грудка, картофельное пюре, дерьмовая подливка и овощная смесь. Брауни на десерт, все это не стоит того, что она заплатила за билеты.
Но…
Какого хрена?
Черт возьми, я злюсь.
Моя нога продолжает подпрыгивать под столом, и если Тэдди чувствует исходящую от нее вибрацию, она ничего не говорит. Я одариваю ее фальшивой улыбкой, когда она оглядывается, держа в руке блокнот с краткой речью, которую приготовила.
Прошло еще десять минут, прежде чем они назвали ее имя; шесть студентов прошли перед ней, каждый из них получает награду, стипендию или почет от университета.
Затем…
— Теодора Грейс Джонсон, получающая стипендию имени Уильяма Ричардса.
Публика вежливо аплодирует, когда Тэдди встает. Немного поколебавшись, она наклонилась и нежно целует меня в щеку. Место покалывает даже после того, как она идет к сцене, и я касаюсь его указательным пальцем — оно липкое от ее блеска для губ, и когда опускаю руку и смотрю на свою ладонь, я вижу светло-розовое пятно.
 
Ладно, хорошо.
Может быть, позже я не буду так сильно злиться.
Я с этим справлюсь.
Тэдди пожимает руку какому-то декану, улыбаясь, на самом деле сияя, прежде чем взять микрофон и поблагодарить толпу.
— Благодарю вас, доктор Лэнгфорд. — Она прочищает горло. — И спасибо трастовому комитету Уильяма Ричардса за то, что он выбрал меня в качестве получателя в этом году. — Она снова откашливается и нервно хихикает. — Хм... мне всегда было нелегко. Моя мать воспитывала меня одна, и я много времени проводила в одиночестве, пока она работала. Этот грант будет иметь огромное значение для меня в этом году, и он позволит мне делать то, что я люблю: узнавать и помогать развивать города, в которых мы живем. — Она поднимает глаза от своих записей. — Я также хочу сказать... Я благодарна за моих новых друзей.
Я выпрямляюсь в своем кресле. Она имеет в виду меня, верно? Я один из ее новых друзей, хотя и люблю раздеваться с ней. Так ведь?
— И еще, Кип, спасибо тебе за... все.
Подождите. Что?
И это все?
И это конец ее речи? Спасибо тебе за все? Должен ли знать, за что именно?
Спасибо за оргазм. Спасибо, что сосешь мои сиськи. Спасибо, что присматриваешь за мной на вечеринках?
Это ведь не было прощальной благодарностью, не так ли? Черт, а что, если это так? Это действительно звучало довольно зловеще. Или, может быть, я слишком много задумываюсь об этом.
Мои глаза не отрываются от нее, пока она плетется обратно к столу, улыбаясь и здороваясь с людьми по пути, и я встаю, чтобы отодвинуть ее стул, прежде чем она снова сядет.
Тэдди смотрит на сцену, подставляя мне затылок, и мне ничего так не хочется, как наклониться и поцеловать ее гладкое бледное плечо.
Мы выслушиваем еще десять речей, которые, к несчастью, занимают больше часа, и пуговица на моей рубашке кричит, чтобы ее расстегнули.
Проводим еще несколько минут в машине на обратном пути к ее квартире. Тишина почти оглушительная, нелепая и настолько неуместная, что я не могу остановить горький смех, поднимающийся из моей груди.
— И что тут смешного? — спрашивает Тэдди, покровительственно сжимая в пальцах подписанный грант-чек.
— Ничего. Это просто чертовски глупо, вот и все. — Я паркую машину на стоянке и поворачиваюсь к ней лицом, положив руку на руль. — Почему ты так себя ведешь? Я же ничего плохого не сделал.
— Наверное, я не знаю. Я знаю, что веду себя странно, ясно?
— Вообще-то, это не нормально, Тэдди.
Она испортила мне прекрасный вечер, которого я ждал всю неделю.
— Сегодня утром все было великолепно, а теперь ты полностью изменил свою жизнь. — Она пришла на мою игру, посидела с Рене, Мирандой и подружкой другого товарища по команде, болела за меня все это время и потом подлатала меня.
Мы пообедали перед тем, как я высадил ее у дома, а потом я пошел подстричься и побрился.
— Это было до того, как я узнала, как ты выглядишь. — Ее тихий голос доносится из темных глубин моего внедорожника.
— Прости, что? Это звучит как оскорбление. И с каких это пор парню плохо быть привлекательным?
— Это не так. Дело не в твоем лице.
Так сразу и не скажешь.
— Тогда в чем же дело?
— Честно говоря, понятия не имею.
— Ладно, и что теперь? Что нам делать? Я могу отрастить бороду обратно, Тэдди, я могу отрастить ее снова, начиная с завтрашнего дня.
— Но я уже знаю, как ты выглядишь.
— Господи, Тэдди, ну почему ты придаешь этому такое большое значение? — Я не могу удержаться, чтобы мой голос не повысился.
 
— Я не знаю Кип! — Ее тоже поднимается. — Я… не знаю. Честно говоря, мне нравилось, как ты выглядел раньше.
— Честно говоря, Тэдди, мне очень нравилось, что ты не судила меня раньше.
— Ой.
— Да, правда причиняет боль, не так ли?