Правила качка (ЛП)

Это просто... случилось.
А еще так случилось, что я не занимался сексом уже... Боже, я даже не знаю, как долго. Начиная со второго курса, если бы мне пришлось угадать. В тот год, когда я решил, что не хочу, чтобы меня трахали просто из-за моего лица или моей фамилии. В тот год, когда я отрастил бороду и позволил своим волосам стать длинными, и развил предвзятое отношение к слабому полу.
Это не их вина — это моя вера в то, что некоторым из них в действительности было на меня насрать.
Эрекция растет между моих ног, когда я медленно поглаживаю её, стоя под теплыми струями. Глаза закрываются, пальцы сжимают основание моего члена.
Для высокого парня у меня средний размер, когда дело доходит до члена, но он толстый и всегда готов встать по стойке смирно.
Одна рука упирается в кафельную стену, другая обхватывает и поглаживает. Скользит вверх-вниз, вверх-вниз.
Я стону, представляя себе Тэдди в моем душе, голую кожу, сиськи и задницу. Интересно, какая у нее киска — бритая, проэпилированная воском или натуральная. Я мысленно представляю себе ее соски, цвет их ареол. Их размер. Будет ли она получать удовольствие от того, что их сосут…
Я стону.
Рот приоткрывается, очевидно потому, что мастурбация собственного члена чертовски хорошо чувствуется. Да, я чувствую себя каким-то извращенцем, но это не моя вина, что у меня вдруг появились фантазии о ней. Я теплокровный, наполненный гормонами мужчина, и в моем доме голая женщина, которую я не могу и никогда не буду трахать.
Плюс я возбужден.
Рука — это одно, а киска — совсем другое, и я так давно ни с кем не трахался. Слишком долго. Я почти не помню, каково это — погрузиться в одну из них, так что нет никаких причин, почему я стал жестким из-за Тэдди...
Она симпатичная, но не красавица. Благодетельная, как соседская девчонка. Прилежная. Трудолюбивая, если я правильно ее определил — вероятно, здесь на стипендии.
Я знаю ее типаж.
Дешевая одежда. Дешевые украшения. Нет машины.
Беспокоится о том, что подумают ее друзья, и слишком боится сказать им, чтобы они отвалили.
Честно говоря, я удивляюсь, что у нее нет твердости характера. Ее тип обычно решительнее — те, кто должен сам о себе позаботиться и должен пробивать себе дорогу в этом мире без помощи родителей.
Я опускаю голову, мои плечи сгорблены, пока я поглаживаю свой скользкий член, провожу языком по нижней губе. Прикусываю губу между зубами. Глаза все еще крепко зажмурены.
Образы Тэдди заполняют пустоту за моими веками.
Мой член заполняет пустоту в моей сложенной ладони.
Этого недостаточно, и я начинаю гладить сильнее. Жестче. Из моего горла вырывается низкий стон, эхом отражающийся от кафельной плитки в ду́ше, и я отказываюсь произносить имя, срывающееся с кончика моего языка.
Не произноси это.
Не смей, бл*дь, этого говорить.
Я не произношу имя — но был очень близко, — и когда кончаю, это горячее, чем вода, которая смывает семя в канализацию.
Не знаю, как долго стою под душем, прежде чем ополоснуть все остальное тело, но этого времени вполне достаточно, чтобы Тэдди оделась и спустилась вниз. Когда я заканчиваю и спускаюсь вниз, нахожу ее свернувшеюся калачиком на диване в гостиной.
Ничего не включено: ни телевизор, ни радио, и она не играет в своем телефоне. Только свет из кухни струится в комнату, отбрасывая сияние. Колени прижаты к груди, на коленях у Тэдди лежит одеяло, натянутое до подбородка, плечи обнажены, если не считать лямок того, что должно быть белой майкой.
— Эй. — Она поднимает глаза, когда я вхожу в комнату, и еще глубже закутывается в одеяло.
— Эй. — Я плюхаюсь в кожаное кресло напротив нее, положив ноги на деревянный кофейный столик. Расставив ноги, переплетаю пальцы за шеей — так удобнее наблюдать за ней.
Она смотрит на меня в темноте, но не расчетливо. Больше похоже на то, что она пытается решить, собираюсь ли я наброситься на нее или что-то еще. Должна ли она убраться к чертовой матери из комнаты или остаться на месте.
Я хочу посмеяться над ее отвращением ко мне и в то же время хочу нажать на ее кнопки.
 
Уже поздно и темно, и я чертовски устал, но не могу просто оставить ее здесь одну.
Сегодняшний день закончился отвратительно, и похоже, что именно так все и закончится. В моем доме странная девушка — в доме, который является моим убежищем, — и я молюсь богу, чтобы она не помнила, как сюда добраться. Последнее, что мне, бл*дь, нужно, это чтобы она неожиданно заявилась, ожидая чего-то…
Тогда я должен буду быть полным мудаком, что заставило бы меня чувствовать себя мудаком. А я ненавижу, когда мне приходится быть мудаком.
Вообще-то, это ложь — я чертовски люблю это.
Но глядя на нее? Я бы не хотел быть мудаком для Тэдди. Она выглядит такой милой, свернувшись калачиком на моем диване, свернувшись калачиком в моих одеялах и…
Господи Иисусе, какого хрена я об этом вообще думаю?
— Устал?— тихо спрашивает она.
— Да.
— Тебе лучше пойти спать.
— Ты пытаешься избавиться от меня?
— Нет. — Она смеется. — Кроме того, это твой дом. Ты, наверное, хочешь от меня избавиться. Это я вторгаюсь в твое пространство.
Это правда.
— Нет. Все круто. — Я бросаю взгляд на лестницу, темно-вишневую балюстраду, отполированную до блеска вместе со стойками, шкафами и всем прочим, что Барб чистит, когда она здесь. Она ведет на второй этаж, к двум гостевым спальням. — Бери любую комнату, какую захочешь. Они обе находятся на той же стороне коридора, что и ванная.
— Спасибо. — Она делает паузу, и я слышу, как она думает. — Я уеду первым делом утром, обещаю.
— Как бы то ни было, это не имеет большого значения. — Я скрещиваю ноги в лодыжках. — Я, наверное, все равно буду отсутствовать — бегаю каждое утро.
— О? В котором часу?
— Обычно я выхожу около шести.
— Ого, даже по выходным?
— Да. У нас обычно бывают матчи по выходным, так что надо быть готовым.
— Матчи? По какому спорту?
— Регби.
— Так ты игрок?
То, как она говорит «игрок», заставляет меня задуматься, и я ищу скрытый смысл в выражении ее лица. Когда не нахожу ничего, коротко киваю головой.
— Да.
— Погоди, а регби — это что, внутривузовская вещь, или это реально санкционированный вид спорта?
— Это спорт.
— Так вы путешествуете?
— Да.
— Ну, например... куда?
— Туда же, куда ездят футбольные и бейсбольные команды, если у них есть матчи.
Тэдди морщит нос.
— Я не знаю, где находятся эти места.
— Ты не любительница спорта?
— Нет. Я имею в виду, что я не хожу на футбольные матчи или что-то в этом роде.
— Но почему?
Могу поспорить на милую маленькую задницу, что ее друзья, охотницы за джерси, так и делают.
— Просто не хожу.
— Даже с твоими друзьями?
— Нет. Спортивные абонементы очень дорогие.
Хмм.
— Может, регби тебе понравится больше, чем другие виды спорта.
— И почему же это?
— Остальные виды спорта? Все эти парни — просто кучка кисок.
Это вызывает у неё смех, глубокий, гортанный и сексуальный. Тэдди прикрывает рот рукой, подавляя хрюканье.
Я удивленно вздергиваю брови вверх.
— Ты что, только что хрюкнула?
Она со стоном опускает руку.
— Уф, ты слышал?
— В смысле? Это было громкое «хрюк».
И это было так чертовски восхитительно.
— Ненавижу, когда я так делаю.
— Значит, ты хрюшка?
— Ты не мог это так называть?
— Хрюшка? У тебя есть для этого более подходящее слово?
— Не давать этому название, лучшее название. И не вспоминать об этом снова было бы просто фантастично.
— Но это довольно мило.
— Остановись.
Я хрюкаю, как свинья.
 
— О, боже мой!
Я снова хрюкаю.
— Киплинг.
Нет, она не могла меня так назвать.
— Эй, мы же договорились насчет имен.
— Тогда перестань хрюкать!
Меня так и подмывает сделать это снова.