Новичок в XIX веке. Снова в полиции! (СИ)

Но Бенкендорф был не только вежлив, но очень добродушен, то есть ему от природы не только придали внешний лоск, но и он внутренне был таким же. Обошлось-таки.
Константин Николаевич, — предложил-приказал Бенкендорф, — а поедем-ка к нам на казенную службу. Посмотрим, приценимся, даже, может, поработаем. Ведь хоть в жандармы вас его императорское величество не включило, но в рамках III отделения надо сотрудничать. Задачи ведь и цели одни и те же, сфера деятельности. Преступники только разные. Так что все равно работать вместе.
Ну коли начальник потребовал. Этот принцип универсальный, на все века. С шефом не спорит. По крайней мере, по пустякам. Тем более, Константин Николаевич и сам был не против. Ему тоже казалось, что от жандармерии ему не отвязаться. Ведь явно с первого взгляда: политическая сфера — жандармам, обычная уголовщина — полиция. Ха, а вот ограбление императорской семьи — это государственное преступление или уголовное? Князю Долгорукому почему-то казалось, что Николай обязательно притянет туда жандармов. Ну и князя Константина Николаевича вдобавок, как блестящего сыщика, гм-гм.
— Почту за честь, Александр Христофорович, — охотно сказал князь.
Были и не очень приятные моменты. Пока они ехали, шеф III отделения въедливо интересовался деталями его биографии. При чем не только работы в полиции, но и учебы в Московском университете, и даже его детством. А он-то откуда может знать!
Попаданцу было уже не до интересных особенностей дороги. Трудно пересказывать чужую биографию, особенно если и сам знал кое-как, через пень-колоду.
Князь замечал, что иногда его собеседник в открытую морщился, но ничего сделать не мог. Если значится у него в анкете «аналитические способности — превосходно», значит, превосходно, а детали к дьяволу, или к Бенкендорфу, как вам будет угодно. Ведь первый жандарм России в правление императора Николая обязательно относился к черной нечистой силе, это вам любой советский историк скажет.
К счастью, шеф жандармов так ни в чем его не заподозревал. Более того, князя даже похвалили за скрытность и секретность. И, тем не менее, в самом здании Константин Николаевич оказался в чувствах. Ух!
Он думал, что Бенкендорф посадит его куда подальше, в толпу чиновников. Но нет, князь уже показал себя так хорошо, что никто и не думал о такой дурости. Более того, наоборот, его выдвигали, чтобы в случае чего начальнику помог. Ведь медиократов всяких много, умных, а вот тем более, талантливых чиновников мало. настолько мало, что их постоянно надо выдвигать. Не для того, чтобы способными были еще и гордыми, а чтобы они постоянно могли помогать своим начальникам.
— Вы, Константин Николаевич, будете следователем по особо важными делам, и немного чиновником при главноуправляющем III отделения. А по сему, в организации вам может приказывать только я, всем остальным, вне зависимости от чинов и должностей — НЕ ПОЛОЖЕНО. А вне оной — только его императорское величество. Даже члены его августейшей семьи могут только просить. Государь еще просил вам передать, что можете считать себя как бы следователем при императоре. Понимаете всю честь?
— Понимаю, — внешне спокойно сказал Константин Николаевич. В душе же началась настоящая буря. Ай да Пушкин, ай да сукин сын! В XXI веке он, кажется, стал только заместителем начальника рядового отдела в провинции, подполковникам полиции. А в XIX веке — как поднялся! Видит Бог, быть ему штатским генералом, не менее.
Он специально не стал называть ни чины, ни должностей, понимая, что его начальник (начальник ли?) еще не закончил.
И действительно, Александр Христофорович поздравил его полковником жандармерии и заместителем начальника III отделения Е. И. В.
— Без конкретной сферы службы, — пояснил Бенкендорф, в принципе, вы сами по себе целое отделение. Так что если деятельно будете работать здесь плодотворно, структура аппарата Е. И. В. увеличится еще.
Ну этот разговор между нами. Все еще может измениться. Причем даже не от нас с вами это будет зависеть. Государь не зря не стал сам говорить, а просил мне передать, чтобы вы не надеялись чрезмерно. Работать головой все равно вас придется.
 
Ха, как же интересно. Император Николай Павлович практически демонстративно его к жандармом не включает. А вот дражайший шеф жандармов, он же главноуправляющий III отделения Е. И. В. мягко-мягко, но настойчиво притягивает. Но, в конце концов, ему-то не все равно. Аппаратные игры под ковром будут всегда. И пока он будет плодотворно работать, его это не будет касаться.
Ладно, пусть. Посмотрел на шефа корпуса жандармов. О, Господи, а тот прямо даже не смотрит, а палится на него. Мысли читает? Увидел, что князь Долгорукий отвлекся от своих дум, предупредил:
— А теперь езжайте в переданный вам дом. Его императорское величество предупредил, что вы наотрез отказались от этого дара. Зря-с! Дайте это сделать своей будущей жене, женщины более практичны и не смотрят на сиюминутные обиды и недомолвки.
Впрочем, что хотите, мне все равно. Жаль, конечно, такая пара пропадает, но у меня своих забот выше крыши. Константин Николаевич, вы помогли его императорскому величеству, помогите теперь Санкт-Петербургу. В столице Российской империи появились, о Господи (!) настоящие вервольфы — человеки-волки. Или, по крайней мере, один вервольф, очень хитрый и сильный. А ловить будем, прежде всего, жандармы!
Константин Николаевич, откровенно оживший при переходе на знакомую, хоть и не столь не приятную тему, скептически поджал губы:
— Александр Христофорович, вы ведь только разговаривали, как здравомыслящий человек. А тут? Господь с вами, какие вервольфы, XIX век на дворе, а вы про нечисть! Оставьте сказки маленьким детям и нервным дамам высшего света.
Бенкендорф внимательно посмотрел на собеседника:
— Нет, разумеется, я трезвомыслящий и весьма практичный человек. Государь-император поручил мне руководить III отделением и корпусом жандармов, — он подумал, помолчал, потом спросил: — но почему вы думаете, что вервольфов не может реально существовать? В реальность же Деда Мороза ведь никто не сомневается!
Князь Долгорукий не смог не сдержать улыбку:
— Я не синоптик и не зоолог, мне трудно говорить на эту темы. Но мне кажется, Александр Христофорович, спускаясь обратно на землю, что гораздо лучше говорить об обычном человеке — злоумышленнике, чем о непонятном волке — оборотне, который вдруг в 1836 году от Рождества Христова появился в российской столице. Увольте, я не любитель мистической литературы!
Но Бенкендорф отрицательно покачал головой:
— Вы рассуждаете логично и здравомысляще, Константин Николаевич, но очень уж приземлено. Я все-таки думаю, что в Санкт-Петербурге шалит оборотень. И, кстати, государь думает также.
«Государь думает также, — печально подумал Константин Николаевич, — и все, вот главный довод! Умный человек, а думать не хочет. Подменяет его авторитетом императора. Нет, Николай Павлович умный человек и профессиональный менеджер, говоря языком будущего. Но причем тут, паче чаяния, вервольфы?»
— Пожалуй, ваше высокопревосходительство, я все же поеду в подаренный мне государем дом. А то нехорошо задерживаться. Государь обещал мне очередь невест. ждут, наверное, уже около означенного дома, плачут и надеются,- рассудил Константин Николаевич глубокомысленно, уходя от бессмысленного спора, где каждая сторона считает, что права только она, но при этом не приводя осмысленные доводы. Прям, как бабы!
Александр Христофорович, похоже, так же, поскольку не стал настаивать. Экзальтация не была коньком почетного члена Петербуржской академии наук (было у него и такое звание). Ну и слава Богу!
Из Зимнего Дворца он поначалу пошел пешком, прогуляться решил по центру города. Здесь было, как в далеком будущем, если, конечно, не смотреть на содержание. Масса людей, масса рекламы, магазины, лавки, небольшие предприятия. Асфальт, правда, был заменен булыжником, но главное, не было грязи.
А так ничего, он даже думать стал реалистичнее. Марию было очень жалка. Он ведь по-прежнему любил ее, обожал ее лучистый взгляд, веселый говор. Но опять же, понимал, что суровая реальность разделила их и как бы навсегда. И она для него теперь, как загадочная Луна. Можно сколько угодно на нее смотреть и только!