Проклятая благодать (ЛП)

Веснушки.
Голубые глаза.
Фиби.
Культовая шлюха, превратившаяся в шлюху Мейстера.
  
Глава 2
 
Фиби
Мои руки и ноги болели, когда я пыталась перевернуться на кровати. Я вспотела, мне было так жарко, что, когда заставила свой рот открыться, просто начала хватать ртом воздух. Я подвигала языком, он едва шевелился в моем пересохшем рту.
Меня мучила жажда.
Так хотелось пить.
Я дышала через нос, ожидая, когда боль в ноющих мышцах утихнет. Когда это произошло, я заставила себя открыть глаза. Вздрогнула от света, пробивающегося сквозь выцветшие занавески, закрывающие крошечное высокое окно, тщетно пытаясь моргнуть. В голове у меня стучало, а в животе урчало. Но я заставила себя сесть. Мне хотелось закричать, так как мышцы протестовали против этого движения. Я посмотрела вниз на свои обнаженные ноги, борясь с тошнотой, когда увидела кровь, собравшуюся на грязных простынях между моих бедер.
Вспышки прошлой ночи пробились сквозь густой туман, который, казалось, всегда был в моем сознании. Мейстер прижимает меня к кровати. Накрывая своим огромным мускулистым телом, причиняя мне боль. Впрыскивает мне сладкое зелье, которое забирает все мои страхи и боль.
Мне нравилось зелье Мейстера.
Я нуждалась в нем.
Потом я увидела, как он схватил меня за руки и прижался губами к моим губам. Кусая их и вытягивая кровь из тела. Он отхлебнул горячую жидкость. Я вспомнила, как его руки раздвигали мне ноги, и как его пальцы нашли мою сердцевину и грубо вонзились внутрь. Один палец, два, потом еще. Больше, пока я не смогла сдерживать свой крик.
А потом я услышала его смех, его глубокую признательность за мою боль. Прежде чем его рука обвилась вокруг моей шеи, когда весь его кулак выскользнул из меня. Передышка пустотой длилась всего несколько секунд, пока он не вонзил в меня свое мужское достоинство. И он стал еще более грубым, чем раньше. Врезаясь в меня, лишая дыхания, сдавливая горло. Я царапала его, царапала ногтями, но он только громче рычал, становясь жестче. Пока, наконец, не излился в меня, рухнув сверху с долгим громким вздохом.
После этого я уставилась в потолок, молчаливые слезы заполнили мои глаза, когда я позволила зелью заполнить меня и унести прочь из этого ада.
Мне нравилось, когда меня уносило.
Я редко покидала эту комнату, эту кровать. Я не знала, как долго пробыла здесь. Не видела никого, кроме Мейстера, в основном. Иногда он брал меня на улицу, чтобы погулять по этому… этому… чем бы это ни было, месту. Иногда он позволял мне чувствовать солнце на лице, вдыхать свежий воздух, когда считал, что я это заслужила. Я всегда разочаровывала его, он всегда причинял мне боль. В те драгоценные дни, проведенные на солнце, я иногда встречала мужчин, но они никогда не говорили со мной.
Я была одна.
Только я и Мейстер.
При звуке поворачивающегося замка в моей двери, я напряглась, широко раскрыв глаза, ожидая, что он войдет. Моя рука зачесалась, а ноги заерзали на мокром матрасе. Цепь, прикрепленная к моему запястью, натянулась, когда мои руки задергались от возбуждения. Кровь стучала в жилах, и пульс забился в предвкушении того, что принесет мне Мейстер.
У него было зелье, которое заставит меня забыть.
Я улыбнулась.
Потом он вошел в комнату, такой же большой и властный, как всегда, с толстой шеей и бритой головой. На нем были джинсы и белая майка. Его покрытые татуировками руки были мускулистыми. Голубые глаза остановились на мне, и, как это бывает каждый раз, когда я видела его, страх наполнил меня и пригвоздил к месту.
— Фиби, — тихо сказал Мейстер.
Я не сводила с него глаз, пока он обходил мою кровать, прежде чем остановиться около ног. Он протянул руку, его палец мягко обвел мою лодыжку. Ненасытный жар, сжигавший мое тело, внезапно превратился в лед от его прикосновения. А потом его пальцы прошлись вверх по моему бедру, пока не остановились у входа в мое нутро.
 
Я ни разу не отвела взгляда от его глаз. Они вспыхнули при виде крови, скопившейся у меня между ног. У меня перехватило дыхание, когда его пальцы скользнули по моим складкам. Я хотела закричать из-за резкой боли, которую чувствовала — последствие прошлой ночи. Но я держала это в себе, пока не потеряла контроль и меня не стошнило, когда Мейстер поднес окровавленные пальцы ко рту и облизал языком влажные кончики.
Я перекатилась в сторону, к ведру, стоящему рядом с моей кроватью, и меня вырвало сухой рвотой, когда мое тело тщетно пыталось очиститься. Ничего не вышло. Вместо этого мое тело жаждало зелья. Оно жаждало жидкости, которая заберет плохое и принесет только хорошее. Я почувствовала, как кровать рядом со мной прогнулась. Мейстер убрал мои длинные липкие волосы с разгоряченного лица.
— Ш-ш-ш… — нежно напевал он.
Затем провел рукой по моему позвоночнику и проник пальцем между моими ягодицами. Я застонала, чувствуя тошноту и растерянность, пока обжигающий жар желания разливался по моим венам.
Но он не остановился, Мейстер никогда не останавливался, как бы я не пыталась протестовать. Он брал. Он брал, брал и брал.
Он поднял меня и положил плашмя на кровать. У меня закружилась голова, когда я попыталась сосредоточиться. Ушло несколько секунд на то, чтобы мое зрение прояснилось, и размытые очертания комнаты снова появились перед глазами.
Мейстер протянул к себе мою скованную руку. Мое запястье лежало у него на коленях, и он водил пальцами вверх и вниз по моей руке. Моя кожа была бледнее, чем когда-либо; она была испещрена красными пятнами, некоторые из них были покрыты синяками и струпьями, некоторые свежими и ноющими.
— Ты этого хочешь, meine Liebchen (прим. пер. — meine Liebchen с нем. — моя дорогая)? — спросил Мейстер тихим, как шепот, голосом.
У меня не было ни единой мысли, что могли означать эти слова, но всегда, когда он говорил их мне, он был нежным.
Почти любящим.
Я крепко зажмурилась и кивнула. Мои вены чуть не лопнули от желания. Казалось словно они тянутся из моей кожи, ища прилив, которого так жаждали, жидкость, которая была бальзамом для моей измученной души.
Для моей грешной души.
Когда я открыла глаза, Мейстер показал мне иглу. Я сопротивлялась желанию наброситься и воткнуть ее в свою плоть. Мейстер держал себя в руках. Я поняла, что для него не существует свободы воли.
Когда мой разум погрузился в калейдоскоп темных воспоминаний боли, я почувствовала знакомый укол острой иглы, входящей в вену. Затем волна света и блаженства растеклась по моему телу, приводя меня в состояние эйфории, тепла и безболезненной свободы.
Словно оказавшись в безопасности Божьих рук, я глубоко вздохнула и позволила своему разуму наполниться спокойствием, танцем со светом и жизнью. Ни стресса, ни боли… просто река мира.
Я почувствовала, как игла выскользнула из моей плоти, а затем и щетину на подбородке Мейстера, когда он наклонился поцеловать меня и сказать, что скоро вернется.
Я была в лесу, глубоко в волшебном раю. Танцевала среди деревьев, чувствуя, как листья трепещут под моими пальцами, а мягкая трава под ногами. Легкая музыка плыла в воздухе, побуждая мое тело раскачиваться в воздухе.
Я любила танцевать. Это было моей самой любимой вещью в мире.
Я обернулась и улыбнулась, увидев, как моя Ребекка выходит на поляну, такая красивая, какой я ее никогда не видела. Ее длинные светлые волосы струились по спине, а голубые глаза были яркими и полными радости.
— Ребекка, — выдохнула я.
Обняла ее и крепко прижала к себе. Ребекка сладко рассмеялась около моего уха.
— Я в порядке, Фиби, — ее мягкий, нежный голос пронесся надо мной, как молитва.
— Правда? — спросила я сквозь сдавленное горло. — В последний раз, когда я тебя видела… что сделал Иуда… что сделали эти люди…