М 3 (СИ)
А спустя буквально пять минут в эфир ушла долгожданная радиограмма, переданная совместно капитаном ГБ Шохиным и радистом разведгруппы, настоящего имени которого никто не знал:
«Товарищ Иван», Шохин — «Центру». Мост пройден, уничтожен. Помощь авиации не нужна. Продолжаю движение вместе родственниками согласно плана. Никто не заболел. Все порядке, ждем салют. Конец связи».
«Центр» — «товарищу Ивану», Шохину. Принято, салют начинаем плюс час. Поезд родственниками отправляется навстречу без изменений. Удачи! Конец связи».
От разгромленного моста уходили на предельной скорости, поскольку точно выяснить, успели ли гитлеровцы сообщить о нападении, возможности не имелось. Проводную связь разведчики, понятно, порвали еще до начала атаки, а местную «радиорубку» — блиндаж с торчащей над ним пятиметровой антенной — рванули гранатами вместе с радистами уже партизаны, но в любом случае предполагать следовало худшее. Если с ближайшего аэродрома прилетят истребители прикрытия, могут заметить уходящую от взорванного моста колонну. «Мессеры», конечно, не пикирующие бомбардировщики, но защититься от их пушечно-пулеметного огня попросту нечем, поскольку зенитных пулеметов нет, а эффективность обычных можно смело считать равной нулю — партизан никто не обучал вести огонь по воздушным целям, да еще и из трофейного оружия. Если прочешут из бортового оружия, мало никому не покажется, так что лучше успеть уйти подальше…
На этот раз распихивать разведчиков по танковым экипажам не стали, просто взяли десантом на броню, ребят младшего лейтенанта Науменкова — на первую машину, старшины — на вторую. Расчет был простой: они и дорогу лучше знают, поскольку уже проходили тут несколькими часами ранее, и наблюдать снаружи удобнее. У каждого бойца имелся запас сигнальных ракет, в случае необходимости, смогут без задержки подать советским бомбардировщикам оговоренный сигнал «мы — свои». Правда, от попадания под огонь артбатарей это спасти не могло, летящему к цели снаряду никакая ракета не указ, какого бы цвета она ни была, но, по-идее, так далеко они бить не должны, накрывая цели в ближнем тылу.
Когда до Новороссийска оставалось километров семь, а, возможно, и того меньше, впереди и по флангам раздались первые тяжелые удары, в промежутках между которыми можно было угадать вязкий гул десятков авиамоторов.
Первым услышавший канонаду Левчук грюкнул о броню затыльником приклада:
— Вылазь наружу, командир, послушай. Похоже, началось!
Высунувшись из люка, Степан несколько секунд вслушивался в пока еще далекий гул, затем расплылся в широкой улыбке:
— Началось, Семен Ильич, еще как началось! Значит, все по плану идет, здорово! Ну, теперь дадим фрицам жару!
— Дадим, командир, отчего ж не дать, — ухмыльнулся в усы старшина, вздохнув. — Главное, чтобы нас самих не поджарили ненароком.
И, взглянув на жмущихся к броне разведчиков (так уж вышло, что никто, кроме самого старшины раньше на танках десантом не ездил, а десантных поручней у немцев не имелось в принципе), прикрикнул:
— Ну, чего уши развесили, в небо пялитесь? Аникеев, Баланел, Ивченко, по сторонам смотреть в оба, фланги и тыл на вас! Правильно, тарщ лейтенант?
— Правильно, — кивнул, с трудом сдержав улыбку, Степан.
На душе, несмотря на абсолютную неизвестность того, что им еще предстояло впереди, было отчего-то легко и тепло. Да и как иначе? Вот же они, рядом — его старые товарищи, его верные друзья, его единственная в этом времени боевая семья, к которой он все-таки вернулся….
Малая земля, 15 февраля 1943 года, день
— Разрешите? — в штабной блиндаж заглянул дежурный радист. Ворвавшийся в приоткрытую дверь порыв промозглого ветра рванул занавешивавшую вход плащ-палатку, заставил пламя «летучей мыши» дернуться, отбросив на сырые бревенчатые стены и низкий потолок дерганные косые тени.
— Входите, — призывно махнул рукой Кузьмин. — Радиограмма, та самая?
Краснофлотец с нашивками главстаршины кивнул, подходя к столу и выкладывая перед Олегом Ильичем листки с расшифровкой:
— Так точно, товарищ капитан третьего ранга. Подтверждение от «Центра» получено, второй бланк, так что она самая! Можно начинать.
Пробежав глазами тексты сообщений, и того, что отправил Шохин, и подтверждения из штаба Закавказского фронта и ЧГВ, понятное дело, перед тем согласованного с Москвой, протянул их майору Куникову:
— Ознакомься, Цезарь Львович. Справились наши ребята, а ты сомневался!
— Не сомневался, товарищ капитан, а допускал возможность невыполнения задания, — широко улыбнулся Куников, бросая листки на столешницу и коротко морщась от боли в висящей на перевязи из нескольких туров бинта раненой руке. — Согласись, Олег Ильич, что это не совсем одно и то же!
— Согласен, — усмехнулся Кузьмин. — Ну, так что, даем отмашку?
— Даем, — серьезно кивнул морской пехотинец, поворачиваясь к дожидающемуся распоряжению радисту:
— Спасибо, Семенов, все верно. Отправляй циркуляр номер раз всем адресатам, начинаем через полчаса. И подтверждение в штаб фронта о начале операции «Встреча». Выполняй.
— Есть! — просиял радист, пулей выскакивая из штабного блиндажа. Хлопнула щелястая дверь, колыхнулась, роняя на земляной пол тяжелые капли, влажная от конденсата плащ-палатка.
— Как рука? Сильно ноет?
— Да пустяки, говорить не о чем! — отмахнулся тот. — Даже кость не задело, так, мякотку насквозь продырявило. Доктора, поразительное дело, даже эвакуироваться не предложили, а с них станется, чуть что панику возводить. Всего-то паршивый осколок!
— И контузия в довесок, — хмыкнул Кузьмин. — А у тебя, между прочим, голова — самый главный боевой орган. Стрелять — найдется кому, а вот думать…
— Да нормально у меня с головой, даже и не болит практически. Зато теперь мы с тобой сравнялись, так что один — один, — фыркнул Куников. — У тебя нога, у меня — рука. Причем, обе левые, что характерно. Ну, да ничего, если все получится, расширим плацдарм, вот и не смогут фрицы минами швыряться [20].
— Надеюсь, так и будет, — кивнул кап-три, мельком взглянув на наручные часы. — Все, пошла радиограмма! Ну, что, товарищ майор, пододвинем фашиста немного? Как думаешь, справимся?
— Так с чего б нам не справиться-то? Однозначно сдюжим, с такой-то поддержкой! Это тебе не под огнем в Озерейке высаживаться, так что профукал фриц свой шанс нас в море искупать, а теперь уж поздно метаться, время ушло… — пожал здоровым плечом майор Куников, поднимая трубку стоящего на пустом снарядном ящике полевого телефона. Несколько раз крутанул рукоятку индуктора:
— Здесь «первый», начинаем….
Глава 18
ПРОРЫВ. ФИНАЛ
Ближние пригороды Новороссийска, 15 февраля 1943 года, день
До передовой линии немецкой обороны, пролегавшей практически по пригородам Новороссийска, добрались без серьезных задержек. После начала массированной бомбардировки и артобстрелов весь ближний тыл погрузился в хаос — не ожидавшие ничего подобного гитлеровцы просто не понимали, что происходит. Готовились потихоньку к наступлению, силы скрытно подтягивали, и вдруг — р-раз — и русские ударили первыми. Зачем, почему, ведь разведка однозначно сообщала, что сил для прорыва оборонительной полосы у защитников плацдарма нет, а много сил морем не перебросишь? Да и времени на это у большевиков не было — на что же они рассчитывают?! Странно и нелогично… и эта самая странность и нелогичность вносила в действия противника дополнительную неразбериху. Еще и проводная связь работала все хуже и хуже — то ли партизаны постарались, то ли бомбами провода порвало (собственно, угадали, поскольку старательно расстреливающая и ломающая танками придорожные столбы прорывающаяся к Новороссийску колонна по факту являлась именно что партизанской — за небольшим, так сказать, исключением).