Панцирь (СИ)
Я опять насел:
— Так что за травма? Не доверяешь?
— Да причем здесь… Ладно, когда был мелким, я ходил адептом Яма. Во время исполнения одного из ритуалов мне разворотило плечо пулей. Вся история. Скучно.
— Когда?
— Эхо, — он махнул рукой.
— Это сколько тебе было, ты же совсем молодой?
— Девять, друг Танцор.
— Рана на всю жизнь?
— Ага, — он провёл рукой по щетине. — Я тогда задумался: “Эй, Яма, ведь ты не прикрыл”. И не хотелось всю жизнь с ним связывать. В начале то выбора и не было: я ж сирота. Да и после раны понимания пришлось ждать. В четырнадцать ушел в пехоту, сбежал. Потом умом отошел, конечно, в легионе поумнел.
Я перевёл тему:
— Знаешь что-нибудь про Распорядителя?
— Старик без члена.
Эхо удивления хлестнуло:
— Откуда такие подробности?
— Я близко знаю его фаворитку, — Востр нахмурился. — Какая там сейчас: жопастая, чернявая?
— Чернявая, да.
— Вот, Никой ее зовут — она и говорила. Она не первая, только пока мы здесь находимся — третья. Остальные сгинули, и никто их не видел.
— А что легион-судья?
— Спрашивал всякое. Распорядитель говорит, по крайней мере, про прошлую — Майю, что она уехала к родным в Сант под Саргоном. Только нечего ей было делать там: она из-под Атада. Мы с ней раньше беседы всякие вели, разговорились. Я с шестьдесят третьего под Атадом служил. Ей приятно было слушать про родные места, друг Танцор.
Была это милейшая девчушка. И слово сказать плохого не могла про самого последнего ублюдка. Целованная Сар. Страшно представить, что он с ней сделал. Распорядитель больной на голову. А еще друг Танцор, у него какие-то нездоровые фантазии касательно твоего народа — и Ника, и Майя — хоть и отказались напрямую обсуждать вопрос, но слова: нездоровая увлеченность кхунами — прозвучали несколько раз.
***
17 объятье,
двенадцатого месяца 1366 года.
Днём Йорга притащили на носилках в Иззу. Был он слаб, все еще не пришёл в сознание, но лекари считали его стабильным. По их словам, ему уже ничего не угрожало. Вообще невероятно насколько многоцветный ихор ускорял лечение. Правда сумма оказанных услуг за двое суток получилась очень внушительной. Не вдаваясь в детали, уплатили больше трёх сотен.
К вечеру я направился проведать Йоргоса к его комнате и наткнулся на зависимого у двери. Вроде ничего необычного; это один из тех, с кем мы были в Выходах, только он вёл себя странно. Одной рукой держал сумку, другой копался внутри. Сам весь взволнован: потел, торопился.
Очевидно, гуль удумал нехорошее.
— Что там у тебя? — голос наполнился угрозой.
Зависимый чуть ли не подпрыгнул.
— Ничего, — поспешил ответить.
— Либо ты показываешь сразу, либо показываешь после того как я тебя искалечу.
Мы не соратники. Да, проливали кровь, но я ни с кем из зависимых за эти дни и словом не перекинулся; и имена, разумеется, не запоминал.
А дальше в комнате за углом — которая Востру принадлежала — громыхнуло практически разом трижды.
Зависимый дернулся, вынул из сумки мушкетон. В узком пространстве было легко скрутить хиляка. Чуть придержал, дважды ткнул головой в стену, оставив кровавые полосы на бежевом. Затем отпустил.
Открыл дверь к Йоргу и проверил.
Ничего. Спит себе спокойно. Закрыл.
Вытащил из кобуры Центурион, заглянул в комнату Востра.
Яла лежала, изорванная выстрелом в кровати, забрызгала белые простыни красным. Верхняя часть тела — в лоскуты.
Быстрая смерть — быстрое падение в Бездну.
Моды охладили лицо.
Востр голый стоял в стороне, направлял револьвер на дверной проём, то есть меня.
Его правое плечо и часть головы сильно пострадали. Кровь капала на половицы, в воздухе витали перья дыма.
Невероятно везучий безумец.
Он кивнул мне.
Черная полоса пересекла его левый глаз. Видимо проявиться на правом не выходило из-за ран.
На пороге валялось двое зависимых.
Первый был из новых. Востр его только вчера на Первом Круге нанял. Причина смерти — дыра в правой части лба. Мушкетон возле трупа дымился.
Второй лежал рядом — еще один зависимый, но это старший. Мушкетон разрядить он не успел. Пуля Опциона ударилась в переносицу, изорвав голову.
Вышел, натолкнувшись на Бо. Та замерла с Молотобоем в руках. Смотрела пристально, волосы взлохмачены, губы синие от ска’ва — устроила себе вечер отдыха.
— Что-о? — обеспокоенно спросила.
— Охраняй, — указал на дверь к Йоргу.
Она, несомненно, молодец, но выскочила без модульных спиц. Два выстрела и всё — неделю лечи руку.
Заглянул к Карсу.
Молодой в норме. Собирался, закреплял ремни кирасы. Я показал ему жестами, чтоб присоединился к Бо.
Надеялся он понял.
Потом направился вниз — там как раз стрелять начали.
Тас не был дураком, поэтому услышав выстрелы, сразу схватился за оружие. Увидев, что входная дверь открывалась, расстрелял в дверной проём весь барабан. Зацепил двух вошедших.
Я как раз в этот момент выглядывал сверху. Пятеро мусорщиков, шедших следом за теми двумя, изрешетили барную стойку — и попал в миг затишья.
Дважды громыхнул мой Центурион, и замерший посреди зала гость, увлеченный перезарядкой, рухнул, раскидывая пальцы и зубы, на пол.
Остальные разбежались, перевернули столы. Я воспользовался моментом, перебежал к Тасу за стойку.
Управляющий мутным взглядом посмотрел на меня:
— Глупость какая, — кровь полилась изо рта, и он свалился на бок.
Перевернул его.
Мёртв.
В спине четыре дыры, Тасу хватило. Все залетело между полос примитив-метала и костяных плашек стойки в эрзац-дерево, пробив его насквозь.
Выглянул и отстрелял Центурион в левый стол, услышал крик. Одно оружие в кобуру, другое достал.
Однозначно, если сидеть здесь, то все плохо закончится, поспешу в Бездну вслед за Тасом.
Рванул влево, и когда из-за правого стола показалась голова мусорщика две пули из Виверны тут же отправились в неё.
Остались один с левой стороны и один с правой. Нож был во второй руке. Оставшиеся противники показались одновременно — начали стрелять. Весь зал в дымовых лентах; во рту сплошной привкус гари.
Я подавил ближайшего, выстрелив в него трижды. Пока патроны в барабане не закончились. Зацепил. Подбежал, ударил в грудь. Еще. Нож соскользнул по кольчуге дважды. Третий раз я, обозленный, вонзил его в глазницу.
Последний враг смог прицелиться. Левой рукой с бронеполотном я прикрыл голову.
Первый выстрел ударил прямо по защите, да так что кости предплечья загудели. Второй ткнул в грудь, в панцирь. Не пробил.
Перекатился, вскочил и, использовав инерцию движения, метнул нож. Тот вонзился ниже выглядывающей головы, в край стола.
— Каков везунчик, — восхитилась Желчь.
Еще один рывок. Враг отстрелял последние патроны барабана, и я оказался рядом. Заломал его.
— Кто? — спросил, хотя ответ знал и так.
— Унгур. Быстрее делай, Панцирник. Закончи это скорей. Да уж, — он громко засмеялся. — План был дерьмовый. На что рассчитывали? Давай свою справедливость.
Ему смешно.
Он такого плохого мнения обо мне? Или дурман-травой накачен? Что он о дхалах думает такое? Жаждет легкой смерти?
Вырвал нож из столешницы, и воткнул ему в промежность. Крик слышен был, наверное, и на Втором Кругу. Провел снизу-вверх до пупка, задирая при этом кольчугу на нём.
Пока он визжал, брызгал кровью — никакие переживания не заботили меня.
Мое спокойствие — титаническая пещера.
Моды тихонько гудели.
Глядя в выпученные глаза, я улыбался. Он не воин; какое к нему может быть уважение, если сам он его не проявлял?
Приблизившись, сказал ему на ухо:
— План и впрямь дерьмо, отчаянный мусорный червячок.
Глава 25
Ожидание
17 объятье,