Панцирь (СИ)
— Мертвее мертвого, — подсказала Желчь.
Стало легче.
Трясущимися пальцами оторвал свисающий на куске кожи, изломанный мод — зарычал. Отложил часть тела в карман. Вытянул медицинский мешочек, сорвал нить, засыпал кровоостанавливающий санг на разорванное лицо; щедро — вытряс весь.
Поможет?
Даже и не знаю.
Глаз уже не видел — может щека опухла, может что похуже.
Пока пена твердела, аккуратно, без резких движений перезаряжал револьвер.
Шёл дальше.
Ближайший дом пустой. Стреляли в следующем, через один. Я подбирался осторожно.
Спешить некуда.
В левую взял двухзарядник. Ближний бой мне точно ни к чему — лучше его не допускать. Резкое движение и я весь вытеку.
Несмотря на быстро бьющиеся сердца и химию в крови, я не ощущал адреналина и воодушевления — устал невероятно. Ноги как колоны из примитив-металла; а на горбу — тяжесть.
Заглянул в окно и тут же, спасаясь, упал. Один из промысловиков стоял с мушкетоном наготове. Дробь разорвала часть оконного проёма, разбрасывая всюду щепки.
Я чувствовал, как все враждебные взгляды были направлены сюда.
Перекатился к двери. Вовремя.
В то место, где был, отстрелялись. Поднялся, вломился внутрь: двухзарядник, дважды прогрохотав, выплюнул пули ближайшему в живот. Второй начал переводить револьвер на меня, но не успел. Я нажал на спусковой крючок Центуриона четыре раза. Делал наверняка — руку водило из стороны в сторону.
Из четырех раз попал дважды. Пробил плечо. Наплечник кирасы лопнул; вторая ударила в правую часть лба.
Когда второй умер, третий в ужасе замер — он все еще перезаряжал мушкетон. Подлетел к нему и ногой выбил оружие в сторону.
Я сверху. Опять лил на врага кровью. Что ж такое.
— Кто-о? — мой голос булькает.
Не уверен, что он понял.
Злость как ядовитый штырь, вбитый в спину. Выдавил ему глаз. Он визжал, затем выл.
— Кто-о? — булькнул еще раз.
— Унгур! Унгур!
Я ударял его затылком о стену. Он шипел, я повторил вопрос.
— Унгур! Пожалуйста! — повторил он ответ.
Тогда я свернул ему шею.
Припал к окну.
Уже почти не стреляли. Центурион положил на подоконник. Посыпал сангом лицо, сцепил края, порошок шипел, пенился. Я морщился от боли. Моды пытались перезагрузиться, но пока только громко и отчаянно скрежетали, будто с обидой на весь мир.
Взял Центурион, засунул в кобуру. Аккуратно поднял оружие убитого, не опуская голову вниз.
Оглядел — это пятизарядная капсульная Виверна. Тонкий револьвер с длиннющим курком. Заряженный.
Хорошо. Он мне нравился.
Вышел, засовывая патроны в барабан Центуриона.
Подошёл к статуе.
Кряж скинул маску на нагрудник, теперь курил трубку. Все его лицо, как у безумца из-за засохшей крови.
Зависимый ковырялся в ране Йорга. Кирасу с него сняли. Карс сидел рядом, смотря на командира. Часть лица выше маски бледнее некуда; пялился в одну точку — на рану.
Прошептал Кряжу:
— Как Йорг?
— Отдыхает.
Мои брови поднялись вверх:
— Совсем отдыхает?
Ирония проступила на лице Кряжа.
— Если на обратном пути не перестреляют, рано или поздно отдыхать прекратит.
Шанс выжить есть.
Кивнул.
— Что у тебя? — шепчу, указывая на трубку.
— Улаан бояр. Степняков тема. Нужно восстановиться. Будешь?
Покачал головой.
Только этого дерьма не хватало.
— Это люди Унгура, — сказал ему.
Теперь кивнул он.
— Вне промысла могут напасть?
— Нет, — вот и весь ответ Кряжа.
К нам подошёл Востр. Оттёр лезвие ножа о рукав и добавил:
— Агрессия только здесь, но нам и этого может хватить. Когти Унгура — большая промысловая группа. И это жопа, друзья мои. Считай нам полноценную войну объявили.
Глава 23
Распорядитель
15 объятье,
двенадцатого месяца 1366 года.
— А молодняк с таким ответственным заданием справится? — Батар выглядел обеспокоенным.
Переживал за детишек?
Как мило.
Половина лица то горела огнём, то её сводило от пробивающих скулу ледяных игл. Они заходили глубже. Пронзали голову, отдавая болевыми вспышками аж до шейных позвонков. Вдобавок еще зубы с правой стороны ныли.
Штрековый отброс.
Все-таки сильно зацепило.
Моды работали плохо, постоянно перезагружались, оставляя с болью наедине, и от всего этого я был крайне раздражён.
— Это вы говорили, Когти в промысловике напасть не могут. Пусть мелочь сторожит, лишним не будет. Не от нападения, так может от диверсии защитят.
Батар протянул с сомнением:
— Какой диверсии, Танцор?
Будто усиливая вопрос, он с грохотом положил на столешницу оружейный мешок.
Батар — мягкий человек.
Я оценивающе его оглядел.
Похоже грязные вещи ему тяжело даже представлять, поэтому и не особо инициативный в группе. Должно быть, проблемы с воображением и уверен — прогноз и аналитические способности не самые сильные стороны Батара.
— Достаточно найти и подкупить одного гнильца из лекарей, чтоб исправить положение Когтей и закончить дело неудачливого стрелка, — объяснил ему как малому, только выползшему из премирья.
Батар задумался.
Востр тяжело вздохнул. Он, думаю, прекрасно всё понимал.
Интересный получился Выход и добыча: Светлячок, который Востр уже передал за четыре сотни дхарм в Цеха, и сорок три оружейные единицы.
На самом деле достойных экземпляров оказалось немного: две четырехствольные Бури, Виверна — ее я как раз себе взял — и Курсун. Второй револьвер как-то быстро в руки Карса определили: у него, один шут, ничего стоящего не было. Еще нашлось двухзарядное Кирово ружьё. Остальное — бесконечные армейские стандарт-экземпляры, войсковые пистолеты и простейшие однозарядники. Это далеко не все ценное, имеющееся у Унгурских червей с собой; нет, лишь то, что мы на бегу подхватить успели. Долго в посёлке копаться было нельзя, Йорг ждать не собирался, Бездна уже вгрызлась в череп. Пуля зацепила правое лёгкое; Кряж и один из зависимых смогли удержать командира в числе живых. Как именно они этого добились, я не знал, но смогли. Колдовство с бинтами, ватой, хирургическими наборами и разными ампулами ихора. Хрипы Йорг издавал жуткие. Даже мне не по себе становилось.
Что касается количества противников: озерное поселение приняло в себя четырнадцать зависимых, их легко определить по спицам, вдетым в одежду или закрепленным на броне; и еще было восемь бойцов из Ядра — их предплечья отмечали татуировки когтистой лапы.
Востр говорил, в Ядре Когтей около сорока бойцов, поэтому щелчок по носу Унгура вышел мощным: разом четверть основного состава погибла.
Из семнадцати наших умерло четверо зависимых и тяжело раненным выбрался Йорг. Он все еще боролся, цеплялся за жизнь.
Удачи ему в этом.
Конечно, много наших побило. Только вот почти каждая альтернатива при разборе боевой задачи в шаблоне, оказывалась хуже. Получалось, нам выпал один из самых благополучных раскладов. Желчь так вообще сказала, что по итогу мы, оролуги такие, маленькое чудо склепали.
Смешно было смотреть на лицо Ятима после стычки. Переживал из-за того, что в начале не успел последовать за мной. А как он, в принципе, мог успеть? Я взял предельную скорость, чтоб случайной пулей на месте не убило.
Какой же он еще незрелый, — думал, выслушивая извинения.
Ятим заперся в доме с нашими зависимыми и оттуда отстреливался. Может кого подстрелил, может нет. Потом вышел и увидел, что я еще и ранен. Должно быть подумал, вот прикрыл так прикрыл, и он начал круговорот самообвинений в голове, что-то и словесно изливалось. Объяснил ему, как малому птенцу, что такое будет часто повторяться:
— Не принимай близко к сердцу. В бою другое бывает редко.
Получалось я убил девятерых меньше чем за минуту, и рану получил скорее по глупости. Центурион оказался безумно эффективным, а вот я — нет. С оружием неплохо было потренироваться до Выхода. Размяк. Я гонял Ятима, но сам озвученным советам не следовал. Смотрел как он до одури стрелял и перезаряжал промысловый мушкет, и, к удивлению, собственные мыслеходы ни разу не скрутились к той простой вещи, что с Центурионом я — шутов дхал — как со стрелковой единицей и вовсе не знаком.