Стражи леса

— Бретония — прекрасная земля, где живут благородные и добродетельные люди, — начал Леофрик, — но она страдает так же, как и другие земли в наше страшное время. Орки и восставшие из могил мертвецы приходят к нам из-за моря; народ живет в грязи и нищете. Те, кому повезло родиться в благородной семье, возможно, и находят Бретонию замечательным местом, но для простого люда это всего лишь суровая земля.
— А что находится за вашей Бретонией? — спросил Кьярно.
— На севере, за Серыми Горами, лежит Империя — мрачная и страшная земля, где в непроходимых темных лесах прячется всякая нечисть: гоблины, зверолюди, а то еще и похуже. Каждое из этих племен живет само по себе, у них нет единого правителя, и никто не может удержать их в повиновении. На востоке находится царство, которое называется Кислев; это очень суровая и холодная земля, закованная в льды и снега.
— А ты там бывал?
— Нет, — ответил Леофрик, — я там никогда не бывал и очень этому рад. Это дикий край, населенный свирепыми мужчинами и женщинами, которые ведут постоянные войны с северными племенами, поклоняющимися Темным богам. Жители Кислева — люди крепкие и выносливые, но очень угрюмые. Такими их сделала жизнь. Когда-то мне приходилось бывать в Миденхейме; это город недалеко от Кислева, его еще называют городом Белого Волка.
— Белого Волка? А кто это?
— Так называют бога войны и зимы — Ульрика. Миденхейм расположен на вершине огромной скалы, которая возвышается над лесом, как гора.
— А зачем ты туда ездил?
Леофрик вздохнул; он вспомнил, как участвовал в битвах возле этого северного города, вспомнил смерть и кровь и — самое страшное — свое позорное бегство от Мечей Хаоса.
— Орды тварей Хаоса напали на Миденхейм с юга, со стороны степей. Ими командовал могущественный и злобный колдун по имени Архаон; сжигая и уничтожая все на своем пути, армия чудовищ подошла к Кислеву, откуда начала прорываться в Империю. Мы разгромили монстров в битвах при Мазгороде и Уржебье, но отогнать их назад не смогли, и тысячи порождений Хаоса хлынули в Империю, стремясь разрушить город Белого Волка, а за ним — и весь мир. Мой король объявил Архаону войну, и рыцари Бретонии начали готовиться к сражению.
— По твоим глазам видно, что победа досталась вам нелегко.
— Верно, — сказал Леофрик, — нелегко. Мы победили, но слишком дорогой ценой. Мы хотели спасти мир, а потом поняли, что это бесполезно. Победить зло нельзя; с ним можно только бороться, везде и всегда.
— Ты это уже говорил, — сказал Кьярно. — А почему бесполезно?
Леофрик задумался. Интересно, почему он так откровенен с Кьярно? Может быть, на него действуют волшебные чары Хрустального озера? Впрочем, так даже лучше, по крайней мере можно наконец избавиться от душевной боли.
— С каждым разом тварей Хаоса становится все больше и больше; они все дальше проникают на земли людей, принося с собой смерть, голод, болезни и страдания. Сколько это будет продолжаться? Неужели до тех пор, пока монстры не доберутся до безжизненных пустынь на юге, где им будет уже нечего разорять и сжигать?
— Но ведь вы каждый раз прогоняли монстров назад, в их земли, — заметил Кьярно.
— Да, прогоняли, но с каждым разом нас становилось все меньше.
Кьярно покачал головой:
— Нет. Каждый раз, когда вы прогоняли тварей с вашей земли, вы становились сильнее. Сражаться с силами Хаоса не бесполезно, Леофрик, совсем не бесполезно. Хаосу нужно противостоять, потому что борьба делает нас сильнее. Я слушал, как ты рассказывал мне о своих землях, и понял одну вещь.
— Какую?
— Несмотря на все испытания: чуму, набеги диких племен с севера, наступление песков с юга или войны с орками, — ваши царства продолжали жить, и живут уже тысячи лет.
— Пока живут, — поправил Леофрик. — Это вопрос времени. Еще немного — и они исчезнут в войнах и крови.
— Да, многие правители считали, что их царства будут жить вечно, а что от них осталось? Легенды и пыль. Но они жили и отчаянно боролись за свое существование.
— Зачем все это, к чему, если они все равно были обречены на гибель?
 
— Я знаю, ты смотришь на это по-другому, — произнес Кьярно. — Все верно, иначе ты не был бы воином.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты сам знаешь, — сказал Кьярно. — Истинный воин сражается не потому, что он этого хочет, а потому, что должен это делать. Он должен защищать тех, кто не может защитить себя сам. Должен давать надежду тем, кто ждет от него помощи и справедливости.
При этих словах Леофрик вдруг вспомнил, как совсем недавно сам бежал по берегу Хрустального озера, чтобы защитить эльфийских женщин от тварей Хаоса.
Все верно, тогда этот бой казался ему бессмысленным, и все же он сражался.
— Возможно, ты прав, Кьярно, — кивнул Леофрик и, поднявшись, провел мокрой рукой по волосам. — Я подумаю о твоих словах.
— Ты возвращаешься в Коэт-Мару? — разочарованно спросил Кьярно.
— Да. Морвхен что-нибудь передать?
Кьярно не ответил. Взглянув на него, Леофрик увидел, что эльф смотрит куда-то мимо него. Он обернулся и застыл, от удивления открыв рот.
На лужайке, рядом с эльфийскими конями, щипал траву огромный олень; на его гладкой белоснежной шкуре не было ни пятнышка, голову украшали великолепные развесистые рога. Леофрик много раз охотился на оленей в своих лесах, но никогда еще не встречал столь благородного и величественного животного.
Олень стоял среди россыпей желтого первоцвета, от которого вдруг стал исходить сильный дурманящий запах. Словно почувствовав на себе чей-то взгляд, олень поднял голову — и Леофрик поежился: в глазах животного была сама древняя мудрость.
Затаив дыхание, человек и эльф смотрели на белоснежного оленя, как вдруг земля содрогнулась, и маленькие духи, резвящиеся в волнах озера, с пронзительным писком спрятались в зарослях подводных растений. От земли пошли волны мощной, непреодолимой силы, и Леофрик почувствовал, как в такт их движению забилось его сердце, наполняясь странным восторгом; Леофрику захотелось куда-то бежать, с кем-то сражаться, охотиться на диких зверей. Он повернулся к Кьярно, чтобы спросить его, что происходит, но слова застыли у него на губах, когда он увидел золотые искорки, пляшущие в глазах эльфа.
— Первоцвет… — прошептал Кьярно, когда вдали громко затрубил охотничий рог.
— Ну и что? — взволнованно спросил Леофрик, которого этот звук заставил вспомнить о крови и смерти.
— …первый цветок весны, — сказал Кьярно.
  
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
 
В самой глубине Лоренского леса, на поляне, скрытой и от эльфов, и от глаз самого леса, стоял огромный могучий дуб; шершавая кора древнего великана уже начала крошиться и отваливалась кусками. На своем веку дуб повидал более пяти тысяч лет и зим, его корни уходили в самую глубь мира. Это дерево было известно под именем Дуба Веков; в его мощных перекрученных корнях цвел нежный желтый первоцвет и мягко колыхалась на ветру высокая зеленая трава.
Ствол дуба был расщеплен от корней до самой кроны, и, когда в этом огромном дупле завывали ветры, казалось, из дерева исходило дыхание самого мира. Мощные звуки охотничьего рога гулко отозвались в самой сердцевине дуба, словно под кроной находился просторный зал; заливистый лай гончих и испуганные крики птиц слились с ликующими звуками рога.
Из трещин в стволе дуба проступил сок, когда воздух задрожал от гулкого топота копыт, словно в лес, пробуждая его от долгого сна, входило нечто древнее, ужасное, первобытное.
Звук охотничьего рога раздался вновь, проникнув в самую душу Леофрика. При мысли о том, кто может стать добычей в этой охоте, он покрылся холодным потом. Первой его мыслью было бежать как можно скорее, ибо ничего хорошего эта охота им с Кьярно не сулила.
Леофрик вспомнил свою первую встречу с Дикими всадниками Карнуса. Кьярно тогда сказал, что эти эльфы — свита самого Короля Леса, которого они сопровождают, когда он выезжает на первую весеннюю охоту…