Их [колючая] роза (СИ)

Однако в ту же секунду ощущаю, как разглаживается межбровная морщинка. Свет сменяется тенью, и я чуть приоткрываю глаза. Улавливаю силуэт, но приходится напрячься, чтобы понять, что вижу перед собой. Распахиваю глаза чуть шире и вижу улыбающуюся физиономию Оскара. Он немного бледный. Тени под глазами. А за его спиной через стекло бьют лучи предрассветного солнца, обрамляя его жёлто-оранжевой аурой.
Так я всё ещё сплю…. Почему же тогда так паршиво?
Тяну к нему пальцы и не вижу кровавых разводов. Значит точно сон. В реальности я помню, что испачкана.
Он перехватывает пальцы и нежно целует в самые кончики. Начинает с мизинца и заканчивает большим.
— Ты ведь этой ручкой спасала мне жизнь? — хрипло спрашивает, усмехаясь в мою ладонь.
Я растягиваю губы в улыбке и протягиваю вторую.
— И этой… — почти шепчу, чувствуя, как пересохло во рту.
Он берёт и вторую. Проделывает тот же соблазнительный трюк. Кто бы мог подумать, что во сне я могу так остро ощущать прикосновения. И в груди разливается тепло от того, что я вижу его в здравии.
— Как ты? — выговариваю, следя за тем, как его губы медленно передвигаются к большому пальцу.
— Уже лучше… — улыбается и одаривает меня хитрым прищуром.
Целует ладонь, следуя по руке вверх.
— Переживала за меня? — спрашивает в паузах между касаниями.
— Да… — отвечаю и сама поражаюсь, как искренне это звучит.
Но ведь это сон…. Я могу делать в нём, что захочу.
— Боялась, что я умру? — подобравшись к локтевому сгибу, поднимает голову и пристально вглядывается в глаза.
— Да… — дрожу голосом, так как действительно испугалась такого исхода.
— Значит, что-то испытываешь ко мне? — шепчет уже в самые губы.
И я готова его поцеловать. Нет, я хочу этот поцелуй. Мне хочется вновь испытать те самые вибрации, будоражащие нутро. Это сверлящее желание внизу живота, пронзающее между ног. Все трое возбуждают меня. Отравляя этой трепетной истомой весь мой организм.
Я же могу признаться себе в этом в собственных грёзах?
— Да, — отвечаю, как под гипнозом, утопая в голубизне его неспешно темнеющих глаз.
Но тут раздаётся кашель и муть в голове прорывает третий голос.
— Это, что за признание такое?
Я так резко оборачиваюсь на сказавшего, что, кажется, ощущаю, как колыхнулся в голове мозг, превратившийся в желе.
— Что? — вскинул бровь «извращенец». — Думала, вы здесь одни?
Перевожу безумный взгляд обратно и замечаю, что на Оскаре тугая повязка, поверх перебинтованного торса.
Борясь с остатками наваждения, отдёргиваю руку, приподнимаюсь, превозмогая физическое недомогание, и отползаю на сидении назад. Но спиной натыкаюсь на третьего. Спартак разбуркивается от моего толчка и недовольно мычит, медленно открывая заспанные глаза.
— Что опять? — недовольно бурчит, зевая в свой кулак.
— Розочке, похоже сон эротиШный приснился, — смеётся «извращенец», развалившись на переднем сиденье.
— Мне точно снился, — выдыхает Спартак. — Ты как голову мне на колени положила, — улыбается и смотрит ехидно, — сразу фантазия разыгралась, как ты мой….
— Да иди ты! — выпаливаю в сердцах и тут же переключаю внимание на Оскара. — А ты!
— Что я? — усмехается блондин. — Я только пришёл.
— Как ты? — оглядываю его и глазам не верю. — Ты же…. Почему ты? — никак не получается сформулировать правильный вопрос. — Что ты вообще такое⁈ Ты же чуть дух не испустил! Я же этими руками…
Демонстрирую свои ладони и вновь замолкаю.
— А где кровь? — растерянно спрашиваю, оглядывая, наконец, и себя.
— Вот она благодарность… — удручённо вздыхает «извращенец».
— Спасибо. — Запоздало выговариваю и заглядываю за шиворот кофты. — И даже там…
— Я по-джентльменски сдержался, хотя безумно хотел…
— И ты иди! — тут же взрываюсь и лезу через ойкающего Оскара, не щадя его травму, к двери.
Вываливаюсь на свежий воздух и делаю несколько шагов вперёд.
Красиво…
Там, где мы находимся, безумно красиво, хоть и ярко. Даже ослепляюще, от выползающего из-за горизонта солнца. Справа от меня виднеется усадьба Мальмезон, куда мы в первый же день наведались с Юлькой на экскурсию. Будто в прошлой жизни… А сейчас мы находимся на небольшой возвышенности, с которой можно было бы увидеть часть Парижа, если бы не красочный рассвет, от которого не хочется отрывать взгляд. Пушистые разноцветные облака не пускают тёплый жёлтый круг покрасоваться на чистом голубом небе, но благодаря им ландшафт приобретает совершенно сказочный, мистический вид.
 
Я — любитель мрака, будто впервые вылезла на белый свет и убедилась в его разнообразии.
— А можно… — но не успеваю договорить.
— Держи, — слышится из-за спины и передо мной возникает моя камера.
Протягиваю руки, беру фотоаппарат, успев отвыкнуть от его тяжести. Включаю и на какое-то время зависаю взглядом перед собой.
— Хоть полюбоваться пейзажем, пока препараты действую, — проходя мимо, делиться Оскар. — Серж сказал, буквально час и я превращусь в зомби.
— Что за дрянь он колит?
— Фирменный коктейль, который даже запатентовать стремается. — Хохочет «извращенец».
— Помню. — Поддерживает Спартак. — Даже не знаю, что лучше, страдать от недуга, или от отходняка после этого чудо-коктейля.
Близнецы немного уходят вперёд, ближе к краю холма, почти к самому обрыву.
Все трое улыбаются, демонстрируя абсолютное счастье от того, что Оскар избежал самой страшной участи. Хлопают друг друга по плечам, о чём-то переговариваются. Их обрамляет яркой каймой солнечный свет. Ловлю себя на мысли, что ненароком залюбовалась их непосредственностью, мальчишеским озорством и призрачным ощущением свободы.
Рука поднимает камеру и наводит объектив на колоритный кадр, от которого щемит в груди.
«Извращенец» достаёт сигарету и начинает её прикуривать, прикрывая огонёк зажигалки ладонью от ветра.
— Эй, «изращенец», — окликаю блондина, но на мой зов оборачиваются все трое.
Щурятся от солнца. Их волосы растрепались под порывами утреннего прохладного ветра. Стоят в пол оборота и наблюдают за тем, как я, смеясь, жму кнопку затвора, чтобы запечатлеть мгновение чего-то настоящего, душевного и почему-то, кажущегося мне, бесценным.
— Это ты кому? — усмехается Оскар.
Я указываю пальцем на курящего и у него удивлённо вытягивается лицо.
— Я? — тычет себе в грудь. — Вообще-то это они дрочили пока я тебе удовольствие доставлял.
— Не порти момент! — морщусь, краснея от нахлынувших воспоминаний.
Опускаю взгляд на сделанную фотографию и поражаюсь, какой охрененной она получилась.
— Лучше скажи, — выбираю кнопку «переименовать», — как тебя зовут?
Пальцы уже вбивают «Спартак, Оскар…»
— Артур.
Улыбаюсь, опустив голову совсем низко.
«Спартак, Оскар и Артур» — переименовать фотографию.
  
Глава 32
 
— И так, — внимательно смотрит на меня Спартак после того, как мы снова разместились в машине. — Каков твой план?
— А как же покупатель? — растерянно уточняю, следя за тем, как Оскар укладывается на сидении, опять головой на моих коленях.
Такими темпами, это скоро войдёт в привычку.
— Забей, — протягивает мне телефон Артур. — Делай, что задумала.
Беру аппарат и нервно сглатываю.
То, что я задумала, чистый экспромт. Ничем не подпитанное убеждение, что мне помогут. И всё же…
— Объясните. — Настаиваю, ибо, сколько можно меня ни во что не ставить? — Почему не хотите просто обогнать Кешу с продажей?
— Там на улице, мы вырвали их из лап заказчика. Они встречались с ним и договаривались о цене. Дядя полный ушлёпок. Хуже батьки Эда. Он прознал, что ценник накрученный и ему такой подход к делу не понравился. Эти придурки накинули сверху ещё три ляма, посчитав, видимо, что он болван несведущий.
— Люди, охотящиеся за редкостями, знают историю предмета «от» и «до». — Вклиниваюсь в рассказ. — И Юлька, работающая в этой сфере, не могла этого не знать. Просто так накрутить стоимость невозможно.