Переплетенные с ним (ЛП)

— Что ты хочешь знать?
— Все. Я никогда не был там, поэтому хочу знать все. Были ли у тебя друзья? Чем ты занималась? Какие предметы тебе нравились больше всего? Что ты больше всего ненавидела? Как я уже сказал, я хочу знать все.
— Все? — повторила она. — Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе о последних четырех годах моей жизни за завтраком?
— Ну, основное. Не стесняйся опускать любую информацию, касающуюся парней. Я ни хрена не хочу об этом знать. — Моя челюсть напрягается, когда я выдавливаю из себя слова. При мысли о том, что Элла могла быть с другими мужчинами, мне хочется ударить себя. Потому что все это моя вина. Я был гребаным идиотом, когда оттолкнул ее.
— Ну, это легко, потому что никого не было. — Она пожимает плечами. Она не может смотреть мне в глаза. Я не могу сдержать охренительно огромную улыбку, которая появляется на моих губах. Я уже собираюсь сказать ей, как я счастлив, когда возвращается официантка, ставит на стол два заказа и торопливо уходит.
— Принцесса, посмотри на меня. — Я жду, пока ее глаза встретятся с моими. Нет смысла гадать об этом. Мне нужно знать. Я выпаливаю вопрос, который так и вертится у меня на языке. — Ты девственница?
Вопрос застает ее врасплох; ее рот то открывается, то закрывается. Я задерживаю дыхание, ожидая ее ответа. Она оглядывает кафе, а затем снова смотрит на меня.
— Дин, ты не можешь спрашивать меня об этом в гребаном кафе! — шипит она.
— Почему, бл*дь, нет? Отвечай на вопрос, принцесса, или я задам его снова. Только громче. — Я слегка повышаю громкость своего голоса. Мне плевать, кто меня слышит.
— Ладно, заткнись. Да, это так. Теперь ты счастлив? Есть еще какие-нибудь навязчивые вопросы, которые ты считаешь нужным задать за гребаным завтраком? — Она скрещивает руки на груди, и мои глаза следят за ее движениями, когда ее грудь поднимается. Бл*дь. Она чертовски великолепна, когда злится.
— Да, я просто в экстазе. Я знаю, что буду первым и единственным мужчиной, который будет в твоей киске. Это делает меня очень счастливым, бл*дь, мужчиной. — Знать, что она нетронута, что она ни с кем не была… Я не могу описать это чувство, на ум приходит только одно слово — моя.
— Ты очень уверен в себе. С чего ты взял, что я пущу тебя в свои трусики? Четыре года назад я бы ухватилась за эту возможность. Но я уже не маленький ребенок. Я выросла, можешь мне поверить. Я не собираюсь позволять тебе трахать меня в ближайшее время.
Еб*ный ад. Я должен поправить свой член в джинсах. Услышав эти слова из ее уст… черт возьми. От этих гребаных слов мой член мгновенно стал твердым.
— Кроме того, откуда тебе знать, что мне не нравится кто-то другой. Это Сидней. В этом море много прекрасной рыбы. — Она размахивает руками.
Вот и мой стояк.
— Принцесса, если ты позволишь какому-нибудь ублюдку прикоснуться к тебе, то подпишешь ему свидетельство о смерти. Потому что я, бл*дь, убью всех. Я разорву их на части. Я выпотрошу их, как рыбу, доберусь до их груди и вырву их гребаное сердце голыми руками.
Элла поднимает на меня лицо. Я удивлен, что мои обещания насилия не вызывают у нее отвращения.
— Ну, это… слишком наглядно и немного тревожно. Ты же не можешь говорить серьезно.
Официантка снова прерывает наш разговор, когда подходит и ставит на стол две тарелки со стопкой блинов. Я жду, пока она исчезнет, прежде чем снова заговорить.
— Ты готова проверить эту теорию? Потому что, уверяю тебя, принцесса, я абсолютно серьезен.
— Ну, хорошо. — Она склоняет голову, раздумывая. — А Зак случайно не знает, что у тебя бывают такие психопатические мысли?
— Зачем ему знать? — Я не собираюсь рассказывать ей, что ее старший брат, которого она, черт возьми, боготворит, более сумасшедший, чем мы с Брэем вместе взятые. А это о многом говорит, потому что Брэй — чертов сумасшедший ублюдок, не знающий страха. Даже после того, как в него стреляли и он пролежал в коме два месяца, этот ублюдок ничего не боится. За исключением его нелепой, бл*дь, боязни летать. Посади его в самолет, и можно подумать, что наступил конец света.
 
Элла берет вилку и тянется к ножу с другой стороны тарелки. Она поднимает тарелку, заглядывая под нее, как будто нож каким-то образом должен быть там.
— А куда делся мой нож? — спрашивает она, наклоняясь и заглядывая под стол.
— Ты имеешь в виду вот этот? — Я показываю ей нож, который тихо стянул, пока она не заметила.
— Ты?.. Как? Почему? Как ты взял его так, что я даже не заметила? И зачем тебе это нужно?
— У меня есть определенные навыки. Ты удивишься, что я могу делать этими пальцами. — Подняв руку, я провел пальцами по ее лицу.
— Ладно. Давай, ешь, пока они не остыли. — Используя вилку, она указывает на блинчики. Мы оба молчим до конца завтрака. Я доедаю свой намного раньше ее. Это чертова пытка — сидеть здесь и смотреть, как она ест, слушать ее маленькие стоны, когда она жует залитую сиропом вкуснятину. Интересно, так ли она будет звучать, когда я буду слизывать сироп с ее киски?
Облизывая пальцы, она ухмыляется мне, засасывая в рот каждый палец по очереди. Я хочу перелезть через стол, схватить эти пальцы и слизать сироп сам. А еще я хочу, чтобы ее вкусные губы сосали что-то гораздо большее, чем ее пальцы.
— Просто любопытно, если я все же решу, что позволю тебе быть рядом со мной, как Зак отреагирует? Очевидно, он знает тебя лучше, чем кто-либо другой, так что, если он знает, что ты чертовски сумасшедший, он ни за что на свете не подпустит тебя ко мне. Он уже наставил на тебя пистолет сегодня. Как ты думаешь, сколько времени пройдет, прежде чем он нажмет на курок?
— Ты ошибаешься, знаешь ли.
— В чем?
— Зак не тот, кто по-настоящему знает меня. Это ты.
Элла отрицательно покачала головой.
— Я почти не видела тебя последние четыре года. Мне кажется, что я тебя уже совсем не знаю. — Ложь легко слетает с ее языка. То, как она отводит глаза, как слегка подрагивает ее челюсть… Это выдает ее. Я вижу, что она говорит неправду.
Встав, я бросаю на стол немного денег и протягиваю руку Элле. Она без колебаний берет ее. Мне нравится ощущать тепло ее руки в своей, чувствовать искры, которые пробегают по моей руке, когда наши пальцы переплетаются. Это похоже на кайф, который я никогда раньше не испытывал. Она может пытаться отрицать это, но я знаю, что она тоже это чувствует.
Закрыв пассажирскую дверь, я обхожу машину спереди. Выехав с парковки, беру руку Эллы в свою и кладу ее себе на колени. Я превращаюсь в гребаную девчонку, но мне нравится держать ее за руку.
— Куда мы едем? — спрашивает Элла, оглядывая мою машину. — И почему, черт возьми, у всех машины красивее, чем у меня?
Я смеюсь. У нее машина за сто восемьдесят тысяч долларов. Я знаю, сколько она стоит, потому что присутствовал, когда Зак покупал ее.
— Элла, твоя машина чертовски хороша, но если ты хочешь новую, я тебе ее куплю.
— У меня есть трастовый фонд, знаешь ли, и работа. Я более чем способна купить себе машину.
— То, что ты можешь, не значит, что я не могу купить ее для тебя.
— Ладно, не пойми меня неправильно. Я прекрасно понимаю, что то, о чем я собираюсь спросить, невежливо и противоречит всем правилам поведения в обществе. Но мне любопытно. Откуда ты берешь деньги? Я знаю, что эта конкретная машина стоит около трехсот пятидесяти тысяч долларов. Ты работаешь в службе безопасности. Это не сходится.
— Во-первых, нет такого вопроса, который ты не могла бы мне задать. Эти социальные правила на нас не распространяются. Во-вторых, я не беру ни цента от твоего брата за ту работу, которую делаю. Я делаю эту работу, потому что вы, Уильямсоны, — та семья, которую я выбрал. Я готов на все ради любого из вас.
— Ты ведь знаешь, что мы тоже тебя любим, правда? Зак ни за что не нажал бы на курок, — говорит она с блестящими от слез глазами.
— Ты любишь меня, да?