Воспитанник орков. Книга третья (СИ)

Данут Таггерт и начальник лаборатории химического анализа сидели в башне, по очереди оглядывая окрестности в подзорную трубу. Остальной личный состав спал. Ну, или отдыхал, по крайней мере.
Ближе к ночи, когда раненым гворнам оказали помощь, трофеи собрали (с утра надо еще раз пройтись, проверить), убитых товарищей отнесли в сарай, в прохладу, а единственного «военнопленного» определили под замок, в смотровую яму, все устали настолько, что не было сил даже на еду. А вот по стакану вина, выданному Главным инженером с согласия воинского начальника, выпили все. В миссии, хотя и действовал «сухой закон», но запас спиртного имелся.
Собственной властью Данут отменил все дежурства на эту ночь, решив, что народ слишком устал, а на караул он выйдет сам. Сюрпризов воинский начальник не ждал, но на ограду, на всякий случай, опять подключили ту невидимую энергию, что вырабатывал из обычного воздуха маленький ветрячок. Или, из чего он там ее вырабатывал? В эти тонкости воспитанник орков не вникал, для него было достаточно, что энергии хватит, чтобы отпугнуть любого врага, или хищного зверя. У него было подозрение, что к месту сражения ночью подтянутся все падальщики округи. Конечно, оставлять поверх земли тела врагов было неправильно, но кто сейчас станет копать могилы? По самым скромным подсчетам, убитых было не меньше четырехсот человек. На фоне десяти погибших гворнов, победа казалась полной. Но для живых соплеменников, смерть каждого из товарищей казалась трагедией. Данут их понимал. Даже для него гибель каждого из новых соратников была тяжелой потерей, так что уж говорить о тех, кто жил с ними, бок о бок, более полугода?
Компанию Данут составил господин Бальтонус. Видимо, старому химику не спалось, и он решил провести время за разговором с молодым начальником, и начал беседу со странной темы — грядущих похорон.
— Так почему ночью? — переспросил Данут, заинтригованный предположением старого гворна.
— А разве, у фолков не принято хоронить своих героев по ночам? — ответил Бальтонус вопросом на вопрос.
— Не слышал про такое, — повел плечами молодой человек. — К тому же, если вы знакомы с моей биографией — я не совсем фолк. Я фолк только на одну половину, а на вторую я орк. Ну, о героях я вообще промолчу — вам виднее.
— Но орк вы только по матери. У фолков же, как я знаю, клановая принадлежность определяется по отцу.
Данут хотел сказать, что у фолков уже давным-давно нет никаких клановых принадлежностей, потому что с появлением городов прежние семейные узы превратились в тонкие нити, связывавшие членов одной семьи, едва различимые во втором поколении и, напрочь забывшиеся в третьем. Это не орки, где каждый знает своих предков до шестнадцатого колена, а родство определяют с точностью до седьмой ступени, когда четвероюродные брат и сестра считаются близкими родственниками.
— У фолков тела погребают в земле, или в воде, если ты погиб в море, у орков сжигают. Но я ни разу не видел, чтобы кого-то хоронили ночью.
— Значит, это происходило так давно, что у фолков не осталось даже воспоминаний, — печально вздохнул гворн, которому исполнилось пятьсот семьдесят лет. Возраст, даже по меркам их расы, очень почтенный, а по меркам людей — совсем невероятный! Конечно, живя на свете лет по четыреста-пятьсот, легко говорить, что у людей (у фолков, живущих не больше шестидесяти пяти, и у орков, кое-как дотягивающих до ста двадцати) очень легко.
— Расскажите, господин Бальтонус, — попросил Данут. — Только, — попросил парень, взяв подзорную трубу, — я сейчас гляну вокруг, посмотрю, что за оградой делается.
А за оградой творилось ожидаемое. На трупы разбойников слетелись и сбежались пернатые и меховые падальщики, оказавшиеся поблизости. И хотя, время от времени вороны отпихивали шакалов крылом, а те огрызались и покусывали конкурентов, но до настоящей драки дело не доходило — «добычи» было столько, что всем хватало. Представив, как завтра будет выглядеть поле боя, и то, что останется от трупов, Данут содрогнулся. М-да, и тему старик выбрал «удачную». Смерть и похороны. Блеск! Впрочем, не молодому воину бояться какой-то смерти. Тем более, как говаривал какой-то умный человек: Пока ты живой, смерти еще нет. А когда ты умрешь, то ее уже нет. Вывод? Смерти вообще нет!
 
— И как там? — ехидно поинтересовался старый гворн.
— Противно, — честно ответил Данут, которому отчего-то захотелось выпить. Может, чтобы отогнать подкатившую к сердцу тоску? Но подавив в себе это подленькое желание, тем более, что выпивка помогает лишь на короткое время, спросил: — Кстати, а как положено хоронить гворнов? Я видел, что вы погребаете своих мертвецов в земле. Но слышал, что когда-то у вас было принято перекладывать тела солью так, чтобы они дольше не портились.
— Ну, не совсем так, — покачал головой гворн. — В былые времена у нас было принято помещать мертвые тела соплеменников в пещерах, где с потолка капает минеральная вода. Капля за каплей, а за месяц-другой тело становилось каменным. Считалось, что окаменевшие тела смогут пройти в Иной мир, и стать там тангарами — подземными гворнами. Но со временем мы стали поступать проще. Гворны, хотя и живут долго, но пещер на всех покойников не хватит. Тем более, что минеральная вода полезнее живым, а не мертвым.
— Вот видите, — хмыкнул Данут, а потом напомнил: — Мэтр Бальтонус, вы обещали мне кое-что рассказать о ночных похоронах.
Услышав такое обращение, пожилой гворн улыбнулся и грустно сказал:
— Увы, господин Таггерт, у нас принято именовать почетным обращением «мэтр», или «мастер» лишь тех, кто занимает официальную должность на ниве народного просвещения. Моя бывшая жена мечтала, чтобы ко мне обращались именно «мэтр».
— Странно, — пожал плечами Данут. — А мне казалось, что это просто уважительное обращение к знающему человеку. К наставнику. Ну, а где он учит, или наставляет, какая разница?
— Ну, это не столько существенно, — отмахнулся гворн, хотя и было заметно, что старику было приятно такое обращение.
Проведя рукой по окладистой бороде, потом погладив волосы, господин начальник лаборатории начал рассказывать о великом воине, сражавшемся с орками. Речь старого гворна звучала негромко, а манера исполнения напоминала воспитаннику орков манеру сказителей, которые иной раз забредали в их безымянный поселок на берегу моря Ватрон.
— Садитесь все вон на ту скамью
И слушай меня стар и млад,
Про храброго воина песнь я спою,
Про то, как в сражении он пал!
На Синих водах недели две,
Сражался со строем строй.
И воды морские темны уже,
От крови пролитой той.
Знамена реют, мечи блестят,
От стрел потемнело в глазах,
И орки подлые тут и там,
Смеют нам угрожать!
У Синих вод сражались мы,
Дружно, плечом к плечу,
Но орки сильнее, их сталь холодна,
И дрогнули мы тогда.
Бежать? Догонят! Позор и плен!
Сражаться ли, смерть избрав?
Но здесь нашелся отважный фолк,
Сказав, что смерть — ерунда!
Что мертвому слава на все времена,
Живого победа ждет!
В кронах деревьев ветер звучал,
Сталь холодила кровь!
И первым отважный фолк погиб!
Тот, кто повел вперед!
— И все-таки, почему его решили хоронить ночью? — спросил-таки Данут. — И как хоть звали храброго фолка?
— Как его звали, уже никто не помнит. И какая разница теперь? А ночью... Говорят, что после сражения слишком много жен, сестер и дочерей хоронили своих мужей, сыновей и братьев. От их плача даже ветки деревьев покачнулись, а кое-где даже и обломились от горя. Но по настоящему герою не положено плакать. Героя нужно отпускать легко. Потом и решили, что его похоронят ночью, когда никто не услышит, и никто не станет проливать слез. А вдруг, те слезы, что прольют по кому-то, будут оплакивать и героя?