Глиномесы (СИ)

— Хочешь выпить сейчас? — тот протянул изъятую из дармового ящика бутылку коньяка. Себе Олег забрал в результате только одну, что ясно давало понять: итоги спора вызывали у него сомнения, а сама его суть — оставляла осадок. — В смысле, выпить и поговорить.
— Выпить не хочу, — дернулся Серый, словно сам факт принятия хмельной жидкости может стать грехом. — А поговорить о чем?
— Ладно, — Олег смирно убрал бутылку под кровать и зачесал назад волосы. — Да это… У тебя из-за нашего спора никаких проблем не было? Ты же вот, вроде, сказал, что у него там есть кто-то, а я тебя все равно подбил… А теперь ты ходишь весь смурной и стыдишься того, что к нему полез.
— Нет у него никого. Только дочь… Зоряна. Характерная девка такая, это ж кошмар какой-то, — улыбнулся было Серый, но тут же посмурнел. — Не было никаких проблем. Я… перестарался.
— В смысле? — Олег аж сел ровно. — Так это же проблема, нет? С учебой-то все нормально будет?
— Да, я у него типа… выдающегося ученика. Прикинь? А перестарался я в другом. Ну я типа соблазнял, соблазнял, соблазнял…
Игонин замолчал. Сжал губы в одну линию и глаза вытаращил, будто так лучше мог понять, что там Зайцев все выговорить до конца не может. А после, словно кто-то мог их подслушивать, спросил почти шепотом:
— Сам соблазнился, что ли?.. Ты это… Я Витю тут не поддержу. Не скажу ничего, ты только не молчи, если нужно что-то, Серый.
— Ну да. И хорошо так соблазнился… типа. А он теперь все. Морозится, — грустно улыбнулся Серега. — А что ты можешь-то? Ничего. Но только смотри, этим не говори! Ладно?
Олег снова не отвечал какое-то время, видно, поверить не мог. Смотрел на Серегу испытующе — привык к розыгрышам, к язве с его стороны. Но в глазах Зайцева не мелькала хитреца, да и выглядел он совсем неважно, а потому Игонину пришлось уже не со своими подозрениями разбираться, а когнитивный диссонанс устранять.
— Блин… Вот это да… — выдал он, уводя взгляд в пол. Слов связать нормально у Олега теперь никак не получалось. — Ну нет, я тут на твоей стороне, ты даже не парься. Просто не верится даже. Так, а Илья этот, Александрович… Он типа гомофоб, что морозится? Так тогда бы орать в деканат пошел… Ай, да ладно, неважно. Не отвечай, это уж точно не мое дело. Но только ты… ты чего собираешься делать теперь, скажи лучше?
— Ну, первым делом я проиграл спор… Типа от висяков избавился. Ну а дальше… Не знаю, Олег, он совсем морозится, — на лице Серого вдруг отразилось действительно непривычное для него выражение: боль и страх перед возможностью разочарования. И излом бровей теперь был не столь высокомерен. И губы в вечной ухмылке не дрожали. — Он после этого сразу стал морозиться. И вообще никак. И тогда погнал меня сразу, типа ни здрасте, ни до свидания… Жопа. Буду бегать вокруг и доебывать. Если меня так высококлассно опрокинули, то хоть до нервного тика доведу…
— Только не переусердствуй, Серый. В смысле… он-то препод. Может, если он не хочет разговаривать с тобой в универе, стоит попробовать написать ему? Я тебе еще раз вышлю его контакт.
— Да? Давай, — вдруг обрадовался Зайцев. — Наверное, это правда лучше, чем просто доставать его, да? Спасибо, Олег! — воодушевился Серый, чуть не подпрыгнув. И тут же протянул руку. — Правда, спасибо тебе.
— Полагаю, это не для рукопожатия, а для мобилы с открытой страницей, — хохотнул Игонин, но в итоге все же дотянулся до Сереги. А вернувшись в свой угол, тут же стал барабанить пальцами по тачпаду смартфона. — Да я тебе щас вышлю… Вот, лови. Но не переусердствуй! А то зачеэсит еще…
— Да ладно, че ты. Типа подпишусь просто, туда-сюда…
Свое утро Илья часто начинал под просмотр почты и соцсетей. Он держал все в порядке, удалял спам, а отвечать старался если не всем, то на все важные сообщения — точно. Вот и теперь, прежде чем собраться на работу, он натянул одеяло на подбородок и поднял телефон к глазам. Дисплей зажегся логотипом приложения. Открыл Добрынину страницу, и вдруг…
Илья смартфон чуть не выронил. Его внезапно разорвало вибрацией от запоздало пришедших уведомлений. Тридцать сообщений. Запрос в друзья. Лайки… В другой соцсети — примерно та же ситуация. И в третьей тоже… Как будто кто-то сбросил бомбу на место обитания Добрынина. И он догадывался кто.
«Привет! Извини, что мешаю, но…»
«Фига се, какие у тебя тут работы!»
«Мы так и не поговорили, а нам нужно обязательно».
«Вот это чашка!»
Таких сообщений и подобных им в общей сложности во всех соцсетях накапала сотня. Иногда Серега ограничивался парой слов, иногда писал огромные трактаты, а иногда просто ставил несколько пестрых смайликов.
Илья тихо взвыл. Его всего переполнило какой-то томной дрожью — и загорелось сразу ответить… Но нельзя. Серега был запретным плодом, который так хотелось сорвать снова; который так клонил свою ветку вниз, что даже тянуться за ним не надо было. И это пугало — а сердце рвалось от тоски. Да, Зайцев был прав, им стоило поговорить. Илья был ответственен за то, что случилось. Может, мальчишка и храбрился, и желал, но даже поцелуя не было бы, если бы Добрынин сделал волевое усилие и удержал бы их общение в рамках. Но вышло так, что ни назад отступить, ни шагнуть навстречу не выходило. Первое — слишком болезненно. Второе — запрещено. Да и слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Илья долго не мог решить, что делать. С утра было слишком мало времени, чтобы упасть в это с головой. Добрынину предстояло провести две первых пары, потом он был свободен. Тогда-то он и собирался засесть где-нибудь обедать. Тогда-то появится достаточно времени, чтобы сочинить душераздирающий ответ. Но даже до тех пор неприятный ком болезненно давил в области солнечного сплетения. И думать о чем-то, кроме красивого и дерзкого юноши, с которым Илья поступил в десятки раз хуже, чем любой даже самый гнусный профессор в этом учебном заведении, было просто невыносимо.
Серега сидел на паре, каждую секунду просматривая на мобильном телефоне соцсети в ожидании чуда. «Он все прочитал еще утром, но ничего не ответил…» — уныло констатировал Зайцев, раскачиваясь на стуле. Вздохнув, он приготовился настрачивать вконтакте еще одно сообщение душещипательного содержания. В конце концов, в черный список его не добавили, следовательно, хотя бы читали. И этого Сереге казалось более чем достаточно. Больше, чем нужно было. Это уже шанс. И он, как внезапно оказалось, не привык ими разбрасываться. Но что ему написать? Что-то душевное? Колкое, острое и непременно ранящее? Что-то цепляющее? Как вообще люди придумывают, что им написать? Наконец, собравшись с силами и потратив на это без малого двадцать минут, Зайцев выдал самое романтичное, на что был способен в неизобразительном искусстве: «Ну ты че, кидала, что ли?»
Можно было даже не надеяться на скорую реакцию. Но вопреки всему Серегино сообщение оказалось прочитано сию же секунду. Добрыня был в сети. Более того — он был в чате!
«Привет, Сергей. Прости, я был на занятиях с утра, не мог тебе написать. И прости, что не поговорил с тобой раньше».
Следом за этим пришло еще одно уведомление:
«А еще ты чуть не сделал мне инфаркт. Если не прекратишь меня так пугать, придется пожаловаться в деканат за хулиганство».
Серега подпрыгнул на стуле, громко грохнул им, а после — костяшками рук, разминая и привлекая своим поведением всеобщее внимание. Ответил! Впервые, за все это время. Зайцева окатило холодной водой, всю сонливость первых трех пар как рукой сняло, а руки тряслись. Нервничал. Долго думал, перебирая в голове варианты. На тот конец отправил лаконичное:
«Я просто восхищаюсь вашим творчеством, и деканат здесь ни при чем. =) Так что… кидала?»
В чате снова повисла тишина. На минуту, три, пять… А потом — маякнуло. Но не то, что Серега ожидал.
«Прости меня. Этого не должно было произойти.
Значит, да, кидала…
Мне очень жаль. И мне очень стыдно. Я не привык выделять любимчиков, но ты правда очень талантлив, Сергей. И я уважаю твой талант. То, что я сделал — низко».