Глиномесы (СИ)

Во вторник Зайцев соизволил появиться в университете. Пары, люди шли своим чередом, но Витю с Русланом Серый старался избегать. Как и Добрынина. В какой-то момент Зайцеву даже пришлось спрятаться в туалете на одном из этажей и уперто ждать до самого начала пары, чтобы не показываться никому на глаза. Сам от себя такой мягкотелости и смятения молодой человек не ожидал… Обычно все Серому легко давалось. Но в этот раз судьба сыграла с ним злую шутку. Таким образом пролетела еще неделя. Последние листья были сорваны с деревьев, и теперь смотреть в окна вместо занятий становилось скучно; изломанные силуэты узловатых ветвей уныло покачивались в непогоду. Серый мечтал о зимнем прилете снегирей, чтобы их нарисовать. Они чем-то напоминали ему Добрынина, особенно когда хохлились от холода.
«Сука, ну опять понедельник!» — сокрушался Зайцев, стоя перед дверью аудитории, где должно было пройти занятие по гончарному делу. С наступлением холодов в подвальных помещениях (да и во всем здании) начали топить сильнее, становилось невыносимо душно, а сырой запах глины только ухудшал ситуацию. Но на этот раз Серега осмелился присутствовать на занятии. Глаз на преподавателя он не поднимал, работал мирно, никого не задирал, ничего не спрашивал, назойливо перед Ильей Александровичем не крутился, на себя внимания не обращал. Просто сидел и работал. Серега решил, что именно таким образом он избежит дальнейшей неловкости. Да и больше ничего доказывать и искать в Добрынине не хотел. Боялся напортачить еще больше. Но Илья Александрович представлял собой ту константу, на состояние которой не влияло, казалось, ничто. Он был рядом, подсказывал, направлял, улыбался. Развлекал всю группу какими-то историями. А когда оказывался никому не нужен — сидел и скатывал что-то в ладонях из крохотного кусочка глины, работал стеком.
В конце занятия Добрынин объявил:
— Сегодня те, кто готов и кто в дальнейшем собирается приступать к росписи, могут сдать работы на сушку и обжиг. Это дело долгое, поэтому просто оставьте их мне — в готовом виде все получите в следующий понедельник.
Сразу протянули испачканные в глине руки трое желающих. Серега продолжал орудовать стеком. Решил, что просто молча поставит свою работу и все. Какая разница, сколько обжигать.
— Сергей? Вы еще не все? — обратился Добрынин к нему лично. Ну конечно, он же видел, что основная композиция у Сереги была в состоянии пятиминутной готовности.
— Да, простите, не слышал, — неловко оправдался Серый. — Я тоже отдам.
— Хорошо. Задержитесь ненадолго после занятия?
— Ладно.
После пары Серега едва дождался, когда Илью Александровича оставят в покое, ибо тянуло сбежать. Он сидел за первой к его столу партой, подперев голову рукой и медленно моргая. Казался сонным и уставшим.
— Ты в порядке? — мгновенно переключился Добрынин на неформальное общение, стоило им остаться наедине, и подсел поближе. Он был осторожен, сдержанно обеспокоен. — Тебя не было в тот понедельник, Сергей. Я не стал ставить тебе отсутствие…
— Я приболел, — Серый неожиданно для себя улыбнулся. Илья Александрович вновь был с ним! И даже рядом сидел. Неужели это не было знаком того, что он его не ненавидит? Зайцев повеселел и вытянулся, усаживаясь ровно. — Извините, что так вышло, — выдал Серега. Но неизвестно было, это он так сокрушался относительно пропущенной пары — или извинялся за что-то другое?
— Ничего. Я же говорю, формально ты был здесь. Но чтобы все было по-честному, мне бы хотелось, чтобы за пропуск ты пришел и отработал… С проектом ты все успеваешь, как я понимаю. Но не откажешься сделать кое-что для меня, я надеюсь? — Добрынин заговорщицки улыбнулся, и его синие глаза лукаво сощурились. Серый перенял эмоцию, но прищурил только один глаз. Это выглядело смешно.
— Конечно, Илья Александрович. — Серега замолчал ненадолго. Но любопытство взяло вверх: — А что именно?
— Нужно будет составить мне компанию. И порисовать. Так что захвати с собой эскизник. Большой.
Свою «замену» Добрынин назначил на пятницу этой же недели в мастерской. Как оказалось, ее преподаватель подпольно эксплуатировал для создания собственной керамики на продажу — и, явившись в университет после обеда, работал над каким-то чайным сервизом. Серегу он позвал уже около шести, когда у всего дневного отделения закончились пары. На улице стояли сумерки, а в коридорах — тишина. Илья добивал чайничек.
— Закрой дверь, пожалуйста, — попросил Добрынин, не отвлекаясь от работы с гончарным кругом. — И проходи.
Серега просьбу выполнил, но двигался очень тихо. Ему все казалось, что он может спугнуть правильный настрой мастера, испортить работу да и вообще чем-то помешать. Впрочем, Серегино любопытство такие мысли не умерили, и он бесшумно подобрался к Добрыне, засматриваясь на его работу… Точнее, на него в работе, но кто уж там разберет подобных тонкостей.
— Добрый вечер, — Зайцев неизменно выдавил улыбку. Только давил ее так, чтобы она не выглядела слишком счастливой.
— Угу-у-у-у… — промычал Илья, окуная рыжие от глины пальцы в сосуд. Вообще говоря, он был грязным по локти и по щиколотки. В ходе настоящей работы фартук богатыря никак не спасал. — Как твое настроение? Располагает к творчеству?
— Ну да. Если бы я еще знал, чего именно делать буду — было бы вообще отлично. — Серега скинул рюкзак, оставляя его на первой в ближнем к Добрыне ряду парте. Да и сам уселся на нее же. В этот вечер на нем красовались джинсы и свитшот с символикой Бэтмена. — Ну, я взял себе, на чем рисовать, как вы и сказали.
— Я хочу сделать себе татуировку. И для начала мне нужен хотя бы эскиз, — неожиданно прямо выдал Добрынин. Круг под его руками медленно остановился, а Серега получил самый пронзительный из взглядов в свой адрес. Такой же испытующий и оценивающий, как когда Зайцев позировал. Очевидно, именно в этот момент его очень серьезно брали на слабо. Если бы Серый мог, он бы схватился за сердце. Но крутые парни так не делают.
— А… Ладно… Не, ну вам пойдет, конечно, — нашелся Серый. «Вам все идет», — отозвалось внутри влечение. — А я тут при чем? Ну, в смысле… Я специфично рисую и все такое. Все от меня не в восторге, вы видели? Или… — вдруг на лице появилась чуть ли не лисья хитрость. — Или когда я позировал, вам так татуировки понравились?
— Понравились, — спокойно отозвался Добрынин и вновь утопил взгляд в работе. В его руках блеснул маленький ножичек, которым богатырь стал вырезать в чайнике отверстие для носика. — И у Михаила Владиславовича я твои работы смотрел. И в сети тебя нашел — там тоже смотрел. Так что — все мне понравилось. Хочу тебя, — и тут Илья сделал паузу, улыбнулся вдруг. — Чтобы подобрал мне рисунок.
— А вы знаете, что это целое таинство и, возможно, я заполучу ваше сердце и разум? — выпалил Серый. Не потому, что ему хотелось как-то подколоть преподавателя. Просто вся кровь от мозга ушла вниз от этих слишком прямых — хотелось верить — намеков. Настолько, что несчастный Зайцев вновь уверовал в свои галлюцинации и полную потерю разума. Но скоро лицо Серого приобрело какой-то очень деловитый вид, и, хоть он и по-хулигански раскачивал одну ногу, сидя на парте, в руках уже оказалась эскизник и карандаш. — А что бы вы хотели на себе видеть? И, главное, где?
— Забить я хочу спину — потому и формат большой. Но вот чем именно — не решил точно. Вот ты-то с моей проблемой и разберешься… Только зачем тебе мое сердце, Сергей? — Добрынин усмехнулся, примазывая к чайнику носик и ручку, а после отставляя его в сторону — на противень, где уже стройными рядами стояли такие же сырые чашки. — Мне показалось, тебя не интересуют мужские сердца.
Серый уже шуршал карандашом, но когда его настиг вопрос, резко остановился. Даже ногой болтать перестал. Да и улыбка с лица сползла. «И как на это отвечать? — думалось ему. — Прямо? Это, наверное, будет большой ошибкой». Но спустя пару мгновений повисшей тишины он решился:
— Сердца — просто орган. У них нет пола… Ну, типа… — Сергей фыркнул, раздраженно стирая ушедшую в сторону линию. Нет, у него определенно не вышел четкий, резкий и красивый ответ, как в фильме. Вышло нелепо. Он прятал покрасневшее лицо за большим форматом эскизника, осознавая, что дурной шуткой нарушил субординацию. — Мужские — нет…