Освещенные шрамами (ЛП)

Брин не могла вспомнить никаких конкретных указов, запрещающих это, но независимо от этого, если бы женщина попыталась жить одна, а не с сестрами или другими молодыми женщинами, на нее бы бросали подозрительные взгляды, возможно, даже сторонились. Среди женщин Мира ценились мудрость и образованность… а не независимость.
Ставни на окнах дома Сарадж были открыты, впуская прохладный ветерок и нежный, ритмичный шум волн. Над единственной комнатой возвышался чердак, служивший спальней, куда вела лестница, а внизу находился камин с железным котелком для приготовления пищи и небольшой обеденный стол со стульями. В камине потрескивали дрова, согревая комнату, несмотря на открытое окно.
Сарадж открыла самый большой деревянный сундук, который Брин когда-либо видела, и практически забралась в него.
— Что насчет этого? — Сарадж бросила платье цвета лесной зелени, которое Брин успела поймать, прежде чем оно упало в огонь. — Я надевала его на сбор урожая примерно в твоем возрасте.
Брин поднесла платье к свету, любуясь его насыщенным цветом. Лорды и леди, как же она скучала по таким простым женским радостям, как примерка платьев. Как бы она ни ценила суровую жизнь, когда ухаживала за скотом и спала на полу, это было настоящим блаженством.
— О! Еще это. — Сарадж бросила еще одно. — Это платье мне подарил король Алет, когда меня назначили присматривать за соколами. Стыдно признавать, но я никогда его не носила. Ткань слишком нежная для охоты, а у меня мало поводов носить изысканные платья.
Платье было нежно-сиреневого цвета, сшитое из бархата и кружев. Красные и розовые цвета не часто встречались в Берсладене. Само приморское королевство было серо-голубым и темно-зеленым, и большинство красок для одежды отражали эти оттенки.
Не часто можно было увидеть и другие ткани, кроме кожи или шерсти. Одежда в Бере была более плотной, чем прозрачные летние платья, которые Брин носила большую часть своей жизни.
Хотя она скучала по легкости своих старых платьев, они подходили для теплого климата Мира. Здесь она была благодарна шерсти, коже и толстым нижним юбкам, которые защищали от ветра. Кроме того, ее нежные Мирские платья испортились, если бы на них попало хоть пятнышко ягодного варенья, но в этих прочных Берских платьях можно было ходить по грязи, спать в них несколько дней подряд, и после стирки они становились как новенькие.
Брин разложила два платья на обеденном столе Сарадж.
— Они оба прекрасны, — сказала она, любуясь платьями, и в ее голове промелькнула мысль. «Какое бы предпочел Рангар?»
Со своими светлыми волосами Брин и так выделялась среди Берсладенских женщин, поэтому она подумала, что ей стоит надеть зеленое платье, чтобы попытаться слиться с толпой. С другой стороны, Рангар не раз говорил, что ему нравится ее необычная внешность…
«Сиреневое платье наверняка привлечет его внимание», — подумала она. И тут же укорила себя за эту мысль. Какое ей дело до того, какое платье понравится Рангару? Не Рангару носить это платье. Рука ее метнулась к уху и провела по все еще заживающим шрамам от ритуала. Вот из-за чего появилась пропасть между ними.
Словно прочитав ее мысли, Сарадж ответила:
— Ты будешь выглядеть прекрасно в любом из них, Брин. Рангар не сможет оторвать от тебя глаз. Святые, даже если ты наденешь мешок с картошкой, он все равно будет пожирать тебя взглядом, как голодный щенок.
— Я не думала о Рангаре, — запротестовала Брин, убирая руку с заживающего магического знака на ухе.
Сарадж закатила глаза, ничуть не поверив.
— Я начинаю думать, что ты такая же упрямая, как и он.
— Это невозможно, — пробормотала Брин.
Сарадж громко рассмеялась.
— Тогда признайся. Будь честной сейчас, когда здесь только ты, я и луна. Ты влюблена в него?
Глаза Брин расширились, когда она услышала, как кто-то так открыто говорит о своих интимных чувствах. В Мире о таких разговорах говорили только шепотом. Она прикусила губу, обдумывая вопрос.
То, что она обязана Рангару жизнью, было неоспоримым фактом, который связывал их, будь то Священные узы или простая благодарность. И да, те холодные ночи в большом зале, когда она прижималась к нему, пытаясь согреться, заставляли ее желать его прикосновений… но любовь?
 
Любовь была для нее под запретом. Ее мать была обручена в политических целях, как и Элисандра, и все королевские женщины в Мире. Брин бы обручили с Бароном Мармозом под тем же предлогом, если бы восстание не произошло во время Собрания Солнцестояния.
Однако теперь никто не заставлял ее выходить замуж за кого-либо. Не было никаких разговоров о политических союзах. Никаких помолвок. Она могла выйти замуж по любви, если пожелает… или остаться незамужней, как Сарадж, и встречаться с кем угодно. Это была пьянящая, революционная идея. «Свобода любить».
В дверь постучали.
— Входи! — радостно позвала Сарадж.
Пожилая женщина с морщинами и седыми волосами, заплетенными в косу, вошла в дом, неся в одной руке плетеную корзину.
— А, Хельна, — сказала Сарадж, вставая из-за массивного сундука. — Ты просто святая, что нашла время помочь. Я знаю, что ты занята как пчелка, подбирая всем одежду перед праздником. Брин, это Хельна, лучшая швея в деревне.
Брин сделала небольшой реверанс, на что женщина только рассмеялась.
— Не нужно, принцесса. Просто разденьтесь догола, и я подгоню платье по вашей фигуре. Итак, какое платье вы выбрали?
Брин покраснела при мысли о том, что ей придется снова раздеться догола. Не так давно она вместе с матерью примеряла платье для бала Первой ночи. Мать старалась, чтобы никто не видел шрамов на груди Брин, опасаясь, что это сделает ее менее привлекательной для жениха. «Ни одному принцу не нужна несовершенная принцесса,» — говорила ее мать.
Теперь Брин почувствовала прилив гнева из-за того, что позволила себе стыдиться шрамов. В ту ночь, десять лет назад, пришлось выбирать, либо шрамы, либо смерть, а шрамы показывали через что она прошла. Она столкнулась с волками и выжила.
Но как бы ни старалась, она не могла злиться на мать. Ее мать попала в ту же угнетающую систему, что и Брин, если бы Рангар не забрал ее из прежней жизни. Кроме того, ее мать сейчас была в могиле, далеко за пределами досягаемости гнева.
— Сиреневое, — тихо сказала Брин.
Швея ткнула пальцем в ее штаны.
— Раздевайся.
Брин медленно расстегнула пояс и выскользнула из штанов, затем дрожащими пальцами принялась за пуговицы блузки. Конечно, она раздевалась догола в бане и однажды на крыше перед магом Марной и учениками, но тогда, по крайней мере, это было под покровом ночи.
— Могу я остаться в нижнем белье?
Швея посмотрела на нее так, словно у нее вырос лишний нос.
— Сарадж на двенадцать дюймов выше тебя, девочка. Думаешь, я смогу так подшить подол? Глупышка, тебе нужно все с себя снять. Не стесняйся. Я видела всех женщин и девушек в деревне голыми. И большинство мужчин тоже.
Брин закончила раздеваться и перекинула распущенные волосы через плечо, пытаясь скрыть шрамы. Но Хельна убрала ее руки и протянула вокруг груди измерительную нить. Ее морщинистые руки прижались к ребрам Брин, когда она снимала мерки, а пальцы бесцеремонно скользили по шрамам.
Когда швея отвернулась, чтобы забрать сиреневое платье, Брин сказала:
— Шрамы… простите.
— За что? — Швея казалась искренне озадаченной. — Это просто кожа. Вот, посмотри, сможешь ли ты надеть платье, чтобы мне не пришлось распускать швы.
Она протянула платье Брин, которая с трудом просунула в него голову и натянула с помощью Сарадж и швеи. Сарадж была молодой, высокой и невероятно худой, и, хотя Брин была небольшого телосложения, она чувствовала себя сдавленной, как сосиска.
Хельна сделала несколько пометок на платье мелом, бормоча про себя:
— Не могу убрать этот подол… не хватит ткани. Не волнуйся, я прикреплю туда ленту. Не снимай платье… я буду его подравнивать. Все равно придется распороть швы. Оно будет готово завтра днем, до открытия сбора урожая.