Открывашка и пробой (СИ)
— Знаю, — подтвердил я. — Можете не уговаривать, — махнул на него рукой. — Я сам понимаю, что у меня выбора нет.
— Выбор есть всегда, — покосился он на меня. — Хочешь — уходи, я мешать не буду. Хочешь — на автобусе в город езжай и сдавайся, я тебе даже денег на билет дам.
— Выбор без выбора! — нервно хохотнул я. — Либо ворую с вами, либо в могилу или лабораторию на всю жизнь.
— Ну воровство, — пожал плечами Геннадий Петрович. — Так у богачей же! Видел — апельсины созрели? Сейчас продаст и купит себе барахло еще лучше.
— А мы через месяцок вернемся, — предположил я.
— Может и вернемся! — хохотнул он и хлопнул меня по плечу. — Ты хороший парень, Андрей, свой. Но ты пойми — мы тебя в рабстве держать не собираемся. Ты бы так и так здесь жил, и дальше жить будешь. Только лучше и веселее! В Скандинавии еще лучше будет — там целые города с миллионами оборотней. Там мы будем среди своих. Документы тебе сделаем новые, а в армию идти не придется — там спецзона, проживание в ней приравнивается к службе в армии.
— Звучит как утопия, — вздохнул я.
— Да с кем хочешь поговори, — оскорбился Геннадий Петрович. — Если мне не веришь. У нас там через одного друзья с родственниками — не только Валькин отец. Письма пишут, иногда, когда деньги лишние есть, даже звонят из города — там пункт международной связи есть.
— На лишние деньги могли бы и нормально переехать, — буркнул я.
— Перевезти всех, с минимальными пожитками — полмиллиарда рублей, — ответил он. — Государству выгодно, чтобы оборотни везде по чуть-чуть жили. В спецзону — только за выкуп, как при крепостном праве, — горько усмехнулся. — Там много пробоев было, и мы с тобой обязательно найдем туда дорогу. Все будет хорошо, вот увидишь.
Кусты сзади зашумели, я обернулся и увидел выбравшихся из-за них Лёху и пятерых мужиков возрастом от «чуть за двадцать» до седины в волосах и бороде. Все — голые, и, кроме Лехи, с сумками через плечо — чтобы носить в обеих формах. Достав из сумок одежду, они начали одеваться, а Геннадий Петрович, не вставая с покрывала, начал вводить их в курс дела, иногда запрашивая у меня подтверждение.
— Правильно. Угу. Так и было. Да. Да, — бубнил я минут десять подряд.
Потом они совещались и сошлись на предложенном Геннадием Петровичем варианте. Лёха от восторга чуть не завыл — теперь ему никогда не будет скучно, потому что в его доме поселится лучший друг! И это я не про себя, а про попугая, который переедет со мной.
— А еще в школу будешь ходить, — добавил мне проблем Константин Викторович. — Раз ты из другого мира, будет полезно — научишься лучше разбираться в нашем.
Как будто у меня есть выбор.
— Мне нужны деньги на тетрадки и ручки, — заявил я. — Предлагаю кусок отличной ветчины за сто рублей, — достал из кучи озвученный предмет.
Мужики гоготнули. Весело им, видите ли. Самый старый оборотень — это он седой и с бородой — староста, видимо, пообещал:
— Канцтовары мы тебе найдем. Это все себе забирайте, если влезет, — хохотнул. — Мужики, я на похороны возвращаюсь, там с Зинкой и поговорю. Ты, Гена, бери Лёшку и остальных и начинайте это все к Маринке перетаскивать. Ну и объясните ей, мол, что отец у Андрея богатый, а Валька его душит — все равно заметит, поэтому переезжает к ней. А ты, Костя, с Андреем останься.
— Сделаем, — пообещал Геннадий Петрович.
Оборотни подхватили бытовую технику, нагрузили сумки жратвой и апельсинами и убежали в человеческой форме. Староста же разделся и трансформировался. Точно, сегодня же как раз Тольку-пастуха хоронят. Ай, мне-то что.
— Расскажи мне о своем мире? — попросил Константин Викторович.
— Там жуков не было, — развел я руками. — Поэтому карта мира выглядит по-другому…
Рассказывал я долго — оборотни успели вернуться и утащить оставшееся, солнышко начало клониться к деревьям и настала пора собирать коров и вести их обратно в деревню.
По пути — Констан Викторович держался подальше от стада, но благодаря хорошему слуху прекрасно меня слышал — рассказ продолжился, но на входе в деревню пришлось замолчать.
Большая часть коровок в деревне умные — как только возвращаются в цивилизацию, сами расходятся по домам и сообщают хозяевам о своем приходе протяжным «м-у-у-у!», но пяток глупых животинок нужно провожать к дому. На улице «Яблоневой» по обочинам дороги появились еловые ветки. По ней в последний путь везли бывшего пастуха. А однажды, может быть, повезут меня, если мы не найдем проход в Скандинавию и останемся простой, подозрительно богатой — с таким-то воровством! — деревней.
Домой хочу, к маме. И почему надежда найти нужный пробой еле тлеет? Ну и «попадание» — чит вроде есть, но он такой, что лучше бы его не было. Вокруг как бы друзья, но у меня выбора не было — либо эти, либо не понятно кто. Тут хотя бы улыбаются и на цепь не сажают, а Марина — «тетей» она себя называть сразу же запретила, как и обращение по отчеству, Владимировна — стряпает очень вкусные пирожки. И Валя не будет кровь сворачивать — разве это не повод для радости?
Маловат повод, настроение — хуже некуда.
Коровы разбрелись по домам — хозяева, в основном бабушки и тетеньки, не забыли поблагодарить и премировать меня пирожком с вишней, тремя самодельными песочными печениями, парой свежих яиц и кусочком домашнего сыра. Неплохо быть полезным членом общества.
Остановившись у калитки Лёхиного дома, Константин Викторович постучал в калитку. Дверь дома открылась почти сразу, и нам открыл калитку довольный-предовольный Лёха. У ребенка сегодня настоящий праздник — поучаствовал в настоящем прибыльном приключении, порадовал маму невиданным добром и подселил себе попугая с человеком. Следующей на крыльце появилась совершенно ошалевшая, одетая в старенькое, желтое в цветочек, летнее платье, Марина.
— Здравствуйте, — поздоровался я с ней. — Извините, можно я у вас немножко поживу?
— Конечно! — влез Лёха. — Мы тебе с мамой уже и комнату приготовили!
— Живи сколько хочешь, Андрей, — нервно улыбнулась Марина. — Мы с Лёшей будем очень рады.
Не вижу радости, но я бы на ее месте тоже нервничал и боялся. Ладно, с Валей коммуникацию почти наладил, здесь тем более получится.
* * *Спал я плохо по нескольким причинам. Первая — ждал продиктованную паранойей, но так и не нагрянувшую группу захвата. Вторая — на новом месте всегда спится не очень, спасибо Вале, которая в первую ночь помогла мне адаптироваться нокаутом. Третья — долбанный Капитан Флинт, который формально мой. Несмотря на наброшенную на клетку простыню, засыпать он не собирался, время от времени выдергивая меня из полудремы испаноязычными возгласами. Потеряв терпение, подхватил клетку и унес ее в Лёхину комнату со словами:
— Ты — мой первый друг в Липках, поэтому я хочу подарить тебе свою главную ценность — этого попугая. Владей и заботься!
— Спасибо! — возрадовался маленький оборотень, а я с облегчением закрыл за собой дверь комнаты и наконец-то уснул.
Проснувшись утром, услышал за стеной «Лёшенька, вставай, в школу пора» и посмотрел на висящую на стуле старенькую, но чистую и аккуратно отглаженную школьную форму советского образца. Константин Викторович вчера припер, «из запасов». В дверь аккуратно постучали.
— Доброе утро, — откликнулся я. — Встаю.
— Доброе утро, — ответила Марина из-за двери.
Одевшись, вышел в Лёхину комнату — планировка дома немного отличается: там, где у бабы Зины стояли шкафы, Маринин покойный муж озаботился нормальной стеной. Я, получается, сплю там, где в прошлом доме жила Валентина, Лёха — по соседству, а Марина спит в комнате возле кухни.
Цветной телевизор теперь стоит у пацана, стиральную машинку подключить не удалось — водопровода-то нет — поэтому определили ее в сарай, холодильник занял свое место в кухне, а ванну поставили в бане, под кран из бака — планировка там тоже как у бабы Зины. В шкафах прибавилось вещей, кухня облагородилась гарнитуром, а Марина вчера перед сном опробовала на себе импортный шампунь и впервые в жизни намазала руки и лицо кремом. Она ж не знает, что ворованное.