Надвигающийся шторм (ЛП)
Сайлас посмотрел на нее, приподняв одну бровь. Он не спрашивал постоянно, все ли у нее в порядке, как это делала ее мать. Но внимательно изучал ее лицо, ища что-то. Амелия встретила его взгляд. Он был братом, которого она любила, тем, кто снова и снова вставал между ней и отцом. Даже если он никогда не говорил ни слова, все равно следил за тем, чтобы с ней все было в порядке.
Хотя пока что это не так. С момента нападения она не могла заснуть. Глаза жгло, голова пульсировала, но каждый раз, когда она пыталась отдохнуть, ей мерещилось лицо Кейна за закрытыми веками, его ядовитые глаза, отвратительная, развратная ухмылка. Амелия все еще чувствовала его руки — огромные, сильные, цепкие, как пауки, все еще ощущала зловонное дыхание, жар на своих щеках. Она не могла избавиться от следов его прикосновений на своей коже. Если ей удавалось задремать, она тут же просыпалась, с бешено бьющимся о ребра сердцем.
Кейн преследовал ее во сне, но Габриэль не давал покоя наяву. Она постоянно видела его в своем воображении, под дождем и в хаосе на палубе. Габриэль, отчаянно умоляющий о том, чего она не могла ему дать. Амелия не видела Габриэля с тех пор, как два морских офицера увели его в наручниках через несколько мгновений после их спасения. Она не знала, что с ним теперь будет.
Она задрожала и плотнее обернула вокруг себя одеяло.
Ее мать зашевелилась и открыла глаза.
— Амелия. — В ее голосе звучало облегчение. Каждый раз, когда она просыпалась от беспокойной дремоты, начинала волноваться, пока не видела свою дочь. — Мы выжили. Мы все здесь.
— Не все из нас, — заметил Сайлас.
Амелия облизнула губы. Отчасти ей хотелось, чтобы она не знала этого, чтобы могла притвориться, что ни о чем не подозревает. Но это невозможно.
— Почему они держат нас здесь? — снова спросила она.
В этот раз ее мать ответила.
— Хотят удостовериться, что мы не заражены.
— Из-за того, что происходит на материке, — кивнул Сайлас.
Амелия теребила свой браслет.
— Это все из-за отца?
Мать бросила на нее острый взгляд.
— Тебе необязательно постоянно меня защищать. — Ее тон прозвучал резче, чем Амелия намеревалась. — Если ты не заметила, мы уже давно вышли за рамки этого.
Элиза вздохнула.
— Говори тише, пожалуйста. Мы должны оставить это между нами. У нас нет всех ответов. Пока нет. Нападение на «Вояджер», должно быть, планировалось несколько месяцев.
— Но как…
— Есть политические группы, которые открыто ненавидят и угрожают нам уже почти десять лет. Ваш отец планировал Саммит процветания Коалиции Единства на «Гранд Вояджере» на одну и ту же неделю каждый год. Нельзя сказать, что мы стали трудной мишенью. — Мать провела рукой по впадине горла.
— Это еще не все, — заметила Амелия.
Элиза тяжело вздохнула.
— Да, это еще не все.
— «Новые Патриоты» заявили, что универсальная вакцина использовалась как прикрытие для распространения биооружия, — проговорила Амелия, глядя на мать и пытаясь уловить на ее лице признаки обмана. — Они утверждали, что созданный вирус предназначался для убийства ста тысяч невинных людей. Отец признал это. Как он мог сделать что-то подобное?
— Ш-ш-ш. — Ее мать дернула подбородком в сторону ближайших соседей. Но все остальные, казалось, спали. А они сидели в дальнем углу, что позволяло уединиться настолько, насколько вообще возможно в этом аквариуме. — Когда вы обвиняете бедных в их несчастье, как это делал ваш отец, это обесчеловечивает их. Становится легче оправдать зверства, если бедственное положение — их собственная вина. И если они меньше, чем люди…
— Ты знала? — зло спросил Сайлас.
Мать схватила Амелию за руку и сжала.
— Клянусь жизнью, я понятия не имела. И никогда бы не узнала. Я верила, что мы в безопасности. Ваш отец — он защищал нас. Я не знала.
Отвращение затопило Амелию. Она отдернула руку.
— Но ты знала, какой он человек.
— Амелия, ты должна понять. Мир так опасен. Он предложил безопасность.
— Безопасность? — Сайлас фыркнул. — Так вот как ты это называешь?
Между бровями Элизы пролегла линия.
— Так не должно было быть.
Амелия не переставая думала обо всех этих людях, обо всех тысячах жизней. Все эти матери и отцы, дети и младенцы, все они страдали, все умирали в муках.
И самое страшное — эти люди доверяли вакцине, верили в нее, ждали часами, чтобы сделать прививку своим больным детям. Все эти медицинские работники ставили уколы с улыбкой на лице и нежностью в прикосновениях, говоря: «Будет немножко больно». Потому что они не знали. Откуда им было знать, что они несут горе, ужас и смерть? Она согнулась, кислота обжигала горло.
— Амелия! Ты в порядке? — Элиза потянулась за сумочкой. — Дать твои таблетки?
— Я в порядке. А как же лекарство? Лекарство, которым «Новые Патриоты» хотели помочь всем этим больным людям?
— Они не хотели вакцину для людей. Только для себя.
— Что?
Ее мать закрыла глаза. Когда она снова их открыла, в них плескалось страдание.
— Доченька, дорогая, присядь.
Амелия напряглась.
— Просто скажи мне.
— Биооружие — оно заразило не только людей, получивших вирус через укол.
Голова закружилась. Появилось такое чувство, как перед мигренью, когда возникает неприятное состояние. Предупреждение.
— Рассказывай.
— Искусственный вирус, введенный в вакцину от гриппа, мутировал. Он заразен.
— Заразен, — повторила Амелия. В голове помутилось, мозг заволокло туманом.
— Всегда есть вероятность распространения вирусов при использовании вакцины, в которой есть живой потаген, например, против кори или полиомиелита. Но это… что-то случилось. Я не эксперт, но полагаю, что искусственный вирус слился с летучим штаммом гриппа H17N10 в десятках тысяч уже зараженных людей, которые выстроились в очередь, чтобы получить универсальную вакцину. Когда эти два вируса заразили одни и те же клетки носителя, они подверглись изменению, объединив свой генетический материал для создания нового штамма — вируса Гидры. Я почти ничего не знаю кроме этого. Но прямо перед тем, как связь на «Гранд Вояджере» прервалась, Центр контроля заболеваний объявил вирус Гидры пандемией.
— Что нам теперь делать? — спросила Амелия, борясь с паникой.
Ее мать сцепила руки вместе.
— У нас есть вера. Мы делаем все возможное, чтобы помочь. Мы молимся за больных и их семьи…
— Как ты можешь так говорить? — Рот Сайласа искривился. — Как ты можешь говорить о вере после того, что он сделал?
Глаза Элизы наполнились слезами.
— Надеюсь, я научила вас…
— Чему научила? — усмехнулся Сайлас. — Ты научила нас уважать и подчиняться монстру.
Она перевела взгляд с Сайласа на Амелию, ее лицо сморщилось.
— Вы оба, должно быть, ненавидите меня. И, возможно, я заслуживаю этого. Но вы не знаете всего. Есть еще кое-что, что я должна вам рассказать…
Но Амелия услышала достаточно. Она не могла находиться рядом с матерью, не могла даже смотреть на нее. Ее мать была слабой. Она всегда оставалась слабой. Теперь Амелия видела это. Раньше она слепо не замечала, так стремилась угодить отцу, что не видела его таким, какой он есть. А еще изо всех сил старалась быть такой же кроткой и покорной, как ее мать, и не видела, что это делает с ее собственной душой. Даже с Габриэлем она оставалась слепой, видя то, что хотела видеть — кого-то, кто спасет ее, чтобы не пришлось делать тяжелую работу самой.
Но теперь она прозрела. Ей больше не нужно быть слабой и покорной.
— Просто остановись.
— Но Амелия, ты не понимаешь…
Вход в карантинную зону открылся, и две фигуры в защитных костюмах вошли внутрь, втаскивая старомодный телевизор с плоским экраном. Из-за своих костюмов они выглядели чужими и пугающими.
— Дамы и господа, — громким, грудным голосом проговорила одна из пришедших.
Вокруг нее люди приподнимались, потирая измученные лица. Несколькими местами ниже Уиллоу сгорбилась, защищая своего младшего брата. Их глаза застыли. Амелия попыталась ободряюще улыбнуться, но не смогла. Ее рот, все ее лицо словно одеревенели.