Феномен колдовства в Средневековье
Эти ереси явно повлияли на формирование культа ведьм. Точно так же, как катары поощряли ведовство, преувеличивая грозную силу дьявола, антиномисты, утверждая, что любой поступок добродетелен и что Сатана является Богом, способствовали мятежным настроениям, распутству и сатанизму. Однако люцифериане, адамиты и некоторые братья Свободного Духа подошли так близко к классическому ведовству, что не просто повлияли на его развитие, но и сами в некотором смысле стали ведьмами и колдунами.
Схоластика
Влияние схоластики на ведовство сильно преувеличено. Идея ведовства развивалась в народной культуре и только потом была подхвачена интеллектуалами. Идея о том, что интеллектуалы всегда опережают народную культуру, является одним из наиболее распространенных и наименее убедительных самообманов интеллигенции. Схоласты привнесли мало новшеств в магию, демонологию или ведовство. Они восприняли идею реальности малефициума из традиции Августина. Однако больше их беспокоили проблемы, связанные с высокой магией. То был век еврейской каббалы, век, когда издавались гримуары (руководства по магии), когда труды по астрологии и алхимии, а также их философские обоснования переводились с арабского и греческого языков. Но мало кто из схоластов проявлял хоть малейший интерес к классическому ведовству. Винсент из Бове, Александр Неккам, Варфоломей Английский, Майкл Скот, Альберт Великий – все они и большинство других, за исключением Гильома Овернского, практически ничего не могли сказать о ведовстве, а если и говорили, то во многом следовали традиции раннего Средневековья.
Тем не менее схоласты создали авторитетную интеллектуальную структуру, которая позже была использована охотниками на ведьм и плачевно сказалась на последних. Прежде всего, они подтвердили и снабдили аргументами традиционную христианскую демонологию и малефициум. Не менее важно и то, что они в целом придерживались аристотелевского мировоззрения, благоприятствующего развитию идеи ведовства, в отличие от мировоззрения неоплатонического, способствующего развитию высокой магии и не предполагающего веры в ведовство. Неоплатонизм, с которым яростно боролись большинство схоластов, сумел вернуть свои позиции только в эпоху Возрождения. Неоплатоническая точка зрения заключалась в том, что мировая душа объединяла Вселенную в единую систему микрокосма-макрокосма и симпатии-антипатии, так что все вещи были взаимосвязаны и воздействовали друг на друга. В такой Вселенной любое чудо могло быть совершено при помощи естественной магии, без вмешательства сверхъестественных сил. Подобное мировоззрение было характерно для ренессансных магов-неоплатоников, таких как Джордано Бруно, и большинства оккультистов, которые пришли им на смену. Эта приверженность естественной магии отчасти объясняет традиционную антипатию оккультистов к религии, предполагающей веру в сверхъестественное.
Естественная магия, как выразился сэр Уолтер Рэли, один из ее защитников, «выявляет сокровенные добродетели и извлекает их из скрытых недр Природы для использования людьми: Virtutes in centro centri latentes (Добродетели, скрытые в центре мироздания)». Противостоящая такому подходу «точка зрения Святого Фомы была изложена в строго аристотелевских терминах, то есть в терминах, которые предполагали контактное действие в качестве эффективной причинно-следственной связи, исключали действие на расстоянии посредством симпатии-антипатии и мировой души и были с трудом совместимы с понятием чудесных эффектов, производимых при помощи “естественных” средств. Другими словами, точка зрения св. Фомы вытекала из того, что экстраординарное использование “естественных” законов для создания экстраординарных природных эффектов было возможно только благодаря вмешательству демонов» [260]. Аристотелизм схоластов был строго рациональной системой, так что иррациональные события рассматривались как сверхъестественные и часто как демонические. Это противоречило более гибкой мистической неоплатонической системе, которая была шире в своем принятии того, что считать естественным. Схоластический аристотелизм, соответственно, должен был еще усилить тенденцию, уже наметившуюся в рамках августиновской традиции, к смещению магии в сторону ведовства.
Именно идея договора с дьяволом объединила магию и ведовство. Хотя схоласты были в первую очередь последователями Аристотеля, некоторые из них готовы были признать, что естественная магия существует. Тем не менее они верили, что для большинства магических действий требуется помощь демонов. Но если кто-то призывает демонов, чтобы они помогли ему совершить магию, он должен предложить демонам что-то взамен, поэтому с ними нужно заключить негласный договор. Различие между гласным и негласным договором четко определил Альберт Великий: в гласном договоре человек буквально заключает договор с дьяволом лицом к лицу а-ля Фауст; в договоре негласном человек совершает действие, которое не могло быть выполнено без демонической помощи и, следовательно, без того, чтобы оказать демонам ответную услугу. Гильом Овернский утверждал, что вся магия основывается на негласном договоре, а Фома Аквинский расширил этот аргумент, включив в него даже астрологию. Демоны – это зло; магия предполагает негласный договор с ними, следовательно, любая магия – это зло. По этой причине средневековое и современное христианство никогда не признавало различий между «белой» и «черной» магией и объявляло всю магию демонической.
Под влиянием народных представлений схоластический взгляд на договор с дьяволом в этот период начал претерпевать важные изменения. Раньше люди заключали сделки с демонами на относительно равных условиях. Старые идеи сохранились в фаустовской традиции заключения договоров, а также в рассказах о попытках людей перехитрить меньших демонов. Но в своих отношениях с дьяволом, с самим Сатаной, человек как сторона договора рассматривался не как равный участник сделки, а как подданный, совершающий оммаж своему господину. Это поспособствовало дальнейшему развитию идеи о взаимосвязи поклонения Сатане и классического ведовства.
Другим элементом, на который схоластическая мысль оказала влияние, но практически не добавила к ней ничего нового, была сексуальная связь между людьми и демонами. Хансен преувеличивал, когда утверждал, что нет никаких свидетельств плотских сношений между ведьмами и демонами до XIII века [261]. Однако в действительности случилось так, что идея такого сексуального союза приобрела новую окраску. Идеи о том, что демоны под видом инкубов и суккубов вступали в половую связь с людьми, а также о том, что еретики или ведьмы устраивали оргии во время своих ночных встреч, восходят к XI веку. Но идея о том, что ведьмы совершают ритуальное совокупление с дьяволом в своей синагоге, была новой. Однако, как и все новые идеи колдовства, эта брала начало в народной легенде, и схоласты по большей части не выходили за рамки ранней идеи об инкубах, обсуждая только вопрос о том, облекают ли демоны свои воздушные тела материей для плотского соития или они крадут человеческую сперму, превратившись в суккуба, и испускают ее в качестве инкуба.
Эти новые аспекты ритуального сношения значительно повлияли на феномен ведовства. Хотя демоны могли действовать по своему желанию как инкубы или суккубы, ритуальное совокупление обычно приписывалось женщинам, а не мужчинам. Это потому, что человеческое воображение сделало дьявола, как и Бога, мужчиной, несмотря на то что христианская религиозная мысль считала демонов и ангелов бесполыми, а также потому, что давняя традиция, заложенная апостолом Павлом, считала женский пол слабее мужского физически, умственно и морально. Гильом Овернский утверждал, что именно женщины, а не мужчины, обманывают себя, полагая, что они могут совершать полеты по ночам, так как их разум слабее и более подвержен иллюзиям [262]. Абеляр обвинял Элоизу в том, что она привела его к гибели через плотское искушение, как Ева привела к гибели Адама и как женщины всегда поступают с мужчинами. «Молот ведьм», опубликованный в XV веке, считал женщин особенно восприимчивыми к демоническому искушению из-за их многочисленных слабостей. Именно по этой причине обвинения в ведовстве предъявлялись именно женщинам.