Частный детектив. Выпуск 4
– Ничего подобного, – возразила жена. – Он и тогда был уже безобразно толстым. Разве ты не помнишь, как он вечно жаловался, что ему без конца приходится покупать новую одежду, так как старая, а ей еще и месяца не было, уже ему тесна? И эта его вечная болтовня, что он начинает худеть с завтрашнего дня. Сначала он твердил, что сбросит пять фунтов за полтора месяца, потом двадцать за полгода. И все время толстел. Каждый раз, когда он наклонялся, у меня было ощущение, что его брюки лопнут по швам. И главное, никак не хотел соблюдать диету, а жрал все подряд, причем исключительно жирную пищу. Бывало, за обедом он…
– Это ничего не добавляет к рассказу о смерти его первой жены, – нетерпеливо остановил ее адвокат. – У нас очень мало времени.
– Значит, так, – сказала она, – его первая жена умерла за три года до свадьбы с Элизабет.
– Он что–нибудь получил после ее смерти? – прервал ее Мейсон.
– Что–нибудь получил, тоже скажете! Он прибрал к рукам около пятидесяти пяти тысяч долларов. Вначале он занялся биржевыми операциями, затем полез в Голливуд. Он несколько раз прогорал и, поняв наконец, что бизнес – не его стезя, обдуманно бросив все свои дела, направил взоры на тех, у кого водятся денежки. Скажу вам, мистер Мейсон, именно ради денег он и женился на Элизабет. Он прямо трясся при мысли о ее деньгах, только и всего. Мельком увидев его, я сразу же раскусила этого человека. Достаточно на него взглянуть один раз, и все будет понятно. Именно таким способом я и распознаю людей, точно определяя их характер. Могу взглянуть на человека и тотчас сказать, о чем он думал в последние десять минут. И более того, мне никогда не приходится менять свое мнение. Приму решение и никогда, ни при каких условиях не меняю его.
– Это верно, – подтвердил Джим Брэкстон. Его вид красноречиво говорил о том, кто в этой семье главный.
– Продолжайте, – попросил Мейсон.
– Ну в общем–то, мистер Мейсон, это все. О Натане Бейне я скажу еще одно. Он – великолепный оратор. Дайте ему возможность поговорить, и он ворону заставит отдать свой сыр. А когда начал завлекать Элизабет, то действительно творил чудеса. Был приятнейшим, деликатнейшим человеком – такого жениха вы еще не встречали. Но меня не проведешь, я за версту чую людей такого сорта. Иногда мне казалось, что по нему растекается лицемерие, словно это был какой–то сосуд, доверху залитый хитростью. Провести меня он не мог и чувствовал это.
– Вы высказали Элизабет все, что вы думали о нем?
– Естественно, я выложила ей все как есть. Я ее предупреждала и… Но она меня не послушала.
– И что дальше?
– Ну, естественно, наши отношения несколько испортились, поскольку она была полностью загипнотизирована Натаном. И ничего нельзя было сделать: она тут же бежала к Натану и все пересказывала.
– Дорогая, обожди–ка минутку, – вмешался Джим. – Ты ведь не знала, приходила ли она к Натану и…
– Не лезь туда, в чем ты не смыслишь, – резко оборвала его Джорджиана. – Я знаю наверняка, что она делала и что нет. Я могла бы назвать каждую минуту, когда она делилась со своим Натаном. Могу судить по перемене, которая сразу же происходила в нем. Сначала он пытался гипнотизировать меня как свою родственницу, но с той минуты, когда он узнал мою позицию, тут же свернулся, как улитка, и затаил злобу.
– Продолжайте, – попросил адвокат, – давайте поговорим о том, что можно использовать в качестве свидетельских показаний, если они у нас будут.
– Хорошо, мистер Мейсон, я как раз рассказываю вам, что сразу же после свадьбы он был, правда недолго, самым внимательным мужем. Прикинулся тихоней, прямо–таки танцевал вокруг нее. Затем мало–помалу стал именно тем, кто есть на самом деле. Во–первых, он начал полнеть. Вернее, стал по–настоящему жиреть. Он просто жрал, жрал и жрал…
– Бог с ним, с этим ожирением, – вздохнул Мейсон, – давайте поговорим по делу.
– Ну, как я уже говорила, некоторое время он изо всех сил старался произвести приятное впечатление, затем начал показывать свое подлинное лицо. На первых порах он довольно бесцеремонно пытался уговаривать Элизабет профинансировать то или иное очередное деловое предприятие, а потом не стесняясь направил свои усилия на то, чтобы получить от нее разрешение на управление всем ее имуществом. Но к чести Элизабет нужно сказать, что она довольно быстро раскусила его штучки. Она сама довольно хорошо разбиралась в деловых вопросах и берегла, не транжирила свою собственность, полностью ее контролируя и не собираясь от нее отказываться. Я утверждаю, что Натан переменился с той самой минуты, когда понял, что связал себя с женщиной, которая и не думает плясать под его дудку, отдавать ему собственность, а, наоборот, считает ее своей и желает сама ею распоряжаться. Я знала, что что–то должно случиться. Однажды я предупредила Джима, а потом повторяла то же самое десятки раз. Джим, говорила я ему, смотри за этим человеком, он способен на все…
– Мы говорили о его первой жене, – прервал ее Мейсон.
– Хорошо, однажды он подвыпил и неожиданно разговорился о своей прежней жизни, что он крайне редко делал, и тут упомянул о своей первой жене.
– Как ее звали?
– Марта.
– И что же он рассказал?
– Ну, они были женаты уже два года или два года с хвостиком и отправились в Мехико, и она, как оказалось съев чего–то рыбного, внезапно заболела, очень сильно заболела. Он описал, какой это был кошмар – ночью перевозить ее через границу и пытаться получить по пути домой квалифицированную медицинскую помощь. К тому времени, когда он доставил ее домой, семейный врач установил, что она была уже в критическом состоянии. Врач заявил, что это было, без сомнения, пищевое отравление испорченными морскими продуктами. Ну а затем она умерла, и все этим кончилось.
– Как вы определили, что в болезни проявились симптомы отравления мышьяком?
– Я же говорю вам, мистер Мейсон, он сам рассказал о всех деталях. В общем–то, говорить о таком не очень прилично, но он был под винными парами и не стесняясь рассказывал о всех этих неприятных физиологических подробностях, когда он вез умирающую женщину по дикой мексиканской пустыне. И именно тогда он упомянул о конфетах. При всей его тяге к жирной пище он терпеть не может шоколада. По его словам, Марта взяла с собой в дорогу коробку шоколада, которую съела уже в Мексике. В ту же самую минуту, когда он только проговорился об этом, в ту же самую минуту, запомните, я уже догадалась, что произошло на самом деле. Я порылась в медицинском справочнике, изучила все симптомы, и, будьте уверены, все они были налицо. Марта была отравлена мышьяком, который был в той самой коробке с шоколадом, из которой она взяла и съела несколько конфет сразу же после рыбного обеда.
– Кто ей вручил шоколад? – спросил Мейсон.
– Боже, откуда я могу знать? Но можно биться об заклад, что именно он отравил мышьяком шоколад.
– Бейн не обращался к мексиканскому доктору?
– Нет. Марта якобы сама этого не хотела, да и он считал, что это нежелательно. Как сейчас подает эту версию Натан, они оба были уверены, что у нее простое пищевое отравление и что, прочистив желудок, она быстро поправится. Словом, они решили не обращаться к местному врачу и добраться домой. Если вы меня спросите, почему он хотел доставить ее домой, то я отвечу, что у него есть знакомый доктор, с которым он играет в гольф, и поэтому Натан был уверен, что доктор подпишет любое свидетельство о смерти, не задавая лишних вопросов. Врач согласился с диагнозом рыбного отравления, и, когда она через два дня умерла, он без лишних проволочек подписал свидетельство о смерти.
– Где они жили в то время? – поинтересовался Мейсон.
– В Сан–Диего.
– А что с телом Марты? Ее кремировали или?..
– В том–то все и дело, – продолжила она. – Он хотел, чтобы умершую кремировали, но ее родители требовали, чтобы ее похоронили, и они настояли на своем. Сама она не оставила никакого завещания или распоряжения, как поступить после ее смерти, и поэтому ее похоронили.