Змеи в раю (СИ)

 — Я просто хочу быть собой, — она моргает, пытаясь сбросить наваждение. — И всё.
 — Для этого тебе придется признать, кто ты есть. Принять тьму в себе и позволить ей обнимать тебя. И тогда ты сможешь найти свое место.
 — Рядом с тобой, ты хочешь сказать? — во рту у неё пересыхает, и Мэллори тяжело сглатывает, чтобы смочить горло.
Его сила — обманчиво-спокойная, темная, обволакивающая, — душит её, мешает вздохнуть свободно, пробирается под ребра, и хочется вскрыть грудную клетку и вывернуть её наизнанку, чтобы освободиться… а, с другой стороны, не хочется, пошло оно всё к черту. Тьма — привлекательна, тьма тянет к себе и обещает больше, чем, возможно, может дать, но свет, похоже, не может вообще ничего давать теперь, только забирать и заставлять чувствовать себя не на своем месте.
 — Как я и сказал, — Лэнгдон поднимается, возвращается в свое кресло. Мэллори приходится глубоко дышать, царапая воздухом нёбо, чтобы прийти в себя. — Я мог бы помочь тебе, Мэллори, — он глядит на неё, склонив голову набок, и он совершенно точно знает всё, о чем она думает. — Если ты захочешь.
Мэллори выбирается из его кабинета на негнущихся ногах и прислоняется спиной к стене, пытаясь отдышаться. Ей просто нужен воздух, немного воздуха, подальше от этого гадюшника — здесь есть змеи похлеще тех, что подчиняются Майклу. И стук трости оповещает Мэллори, что одна из них приближается.
Да не в одиночестве. Вместе с ней мисс Мид — как всегда, в черном, как ворона или летучая мышь. Хватает Мэллори за локоть, а хватка у неё железная.
 — Идешь с нами, — чеканит, будто приказывает. Наверное, это и есть приказ. Мэллори успевает только взвизгнуть, и рот ей зажимают рукой. — Лучше тебе помалкивать.
Вильгемине Вейнебл приходит в голову страшное: она считает, что Мэллори убила Коко. Пусть Вейнебл не видела раны от ножа у Вандербильт в голове, она всё равно была уперто уверена, что служанка приложила свою хозяйку об стол, а мистер Лэнгдон зачем-то покрывает Серую. Они затаскивают упирающуюся и вырывающуюся Мэллори в какое-то помещение: стены обиты железными листами, с потолка свисают кандалы. Вейнебл дергает застежки платья на спине у Мэллори.
Та взвизгивает, и визг проходится наждачкой по её горлу.
Мисс Мид вытаскивает пистолет.
 — Ещё раз заорешь — и я пущу тебе пулю в лоб.
Если первое время общения с Майклом Лэнгдоном вызывало у Мэллори страх сродни детскому ужасу перед монстром под кроватью, если её собственные силы пугали неизвестностью, то пуля в черепе — факт вполне реальный, заставляющий Мэллори заткнуться. Она распахнутыми глазами смотрит на дуло и стискивает зубы. На висках выступают капли пота. Ей страшно, страшно, так страшно, — ещё недавно она думала, что, даже стоит ей умереть, мир ничего не потеряет, а теперь она хочет жить. Очень хочет жить.
Боже, позволь ей ещё пожить! Впрочем, Бога нет. Не было в момент, когда кто-то жал на красную кнопку, выпуская ядерные бомбы. Не было, когда Коко измывалась над ней. Не было никогда. А есть Дьявол, и он умеет читать её мысли.
«Майкл, — мысленно вопит Мэллори. — Помоги!»
Впрочем, кто знает, как действуют его силы? Может ли он слышать её, когда она не рядом? И захочет ли помогать? На её мысленный крик только лампы моргают и трещат, готовые в любой момент вырубиться. Неужели ей недостаточно страшно?
Жаль, что здесь нет огня.
Вейнебл стаскивает с Мэллори платье, оставляя лишь в нижнем белье. На хрупких запястьях смыкаются наручники.
 — Зачем ты убила Коко Сент-Пьер Вандербильт?
Мэллори смотрит в ничего не выражающее лицо Вильгемины и думает, что она здесь, в этой комнате, вовсе не потому, что демон Блокпоста номер три посчитал её виновной в чьей-то смерти. Она здесь потому, что Вейнебл знает — её в Святилище не возьмут, а у Мэллори ещё есть шанс. Или она думает, что есть. Не важно. Вейнебл злится. Она ненавидит Мэллори ещё сильнее, чем раньше.
 — Я её не убивала, — отвечает Мэллори. — Почему вы так решили?
 — Вопросы здесь задаю я! — Вильгемина повышает голос. Плетка свистит в воздухе, и кожаные ремни опускаются на спину Мэллори. Это чертовски больно, и мышцы горят от удара, на коже остаются алые полосы. По щекам у Мэллори текут слезы. — Что связывает тебя с Майклом Лэнгдоном?
 
Свист ремней.
Мэллори кричит, и одна из ламп, в дальнем углу комнаты, лопается, осыпая пол осколками. Мисс Мид опускает плетку, растерянно моргает. Но им и в голову не может прийти, что… что?
«Больно!».
 — Что вас связывает? — повторяет Вильгемина. Она не обращает внимания на осколки, кажется, считает их несчастным случаем.
 — Ничего!
 — Ложь, — Вейнебл смотрит с таким презрением, будто её вынудили общаться с букашкой. — Иначе он не покрывал бы твоё преступление. Я уверена, ты решила убить Коко в надежде, что перестанешь быть Серой, но ты родилась прислуживать, и такой умрешь. Мисс Мид?
Ещё один удар, и Мэллори воет от боли. Выплеск силы разбивает ещё одну лампу.
 — Да что сегодня с этими светильниками? — бормочет мисс Мид и снова замахивается плетью.
 — Я её не убивала!
 — Нет? — Вейнебл протягивает руку и тычет пальцем ей в грудь. — Тогда что именно ты так долго обсуждаешь с мистером Лэнгдоном, если не очередной план? — Она морщится. — Или ты пытаешься соблазнить его, чтобы попасть в Святилище, на место, что было предназначено им для Коко? Думаешь, здесь нет более достойных?
Сквозь пелену боли Мэллори понимает, что Вейнебл не просто зла и разочарована. Нет, она почти в отчаянии и боится остаться на блокпосте в одиночку, умирать от голода, пока за ней не придут каннибалы, сочащиеся гноем. Она смертельно боится оказаться вдруг беспомощной, без той власти, что стала наркотиком.
И она завидует. А, если Вейнебл не скрывает свои чувства перед Серой, значит, здесь Мэллори и умрет.
 — Я не трогала Коко… — выдыхает Мэллори упрямо. — И мистер Лэнгдон просто разговаривает со мной… как со всеми! — она почти кричит. На спине, как ей кажется, не осталось живого места, только вспухающие рубцы, и боль, боль, боль.
Вейнебл смотрит на неё. Потом кивает мисс Мид:
 — Пусть побудет здесь. Утром мы придем допросить её снова.
За ними закрываются автоматические двери, а Мэллори кажется, будто она вот-вот потеряет сознание. Она понятия не имеет, откуда у неё взялись силы перетерпеть эту боль — может, откуда-то изнутри, и, может быть, Лэнгдон прав, и в ней скрывается больше, чем она думает. Жаль, в этой комнате не было огня, она, возможно, спалила бы её до основания, а так…
Черт, как же ей больно! Мэллори закрывает глаза, пытается отключиться, пытается представить, как уходит боль, обжигающая тело. Не получается.
Двери неслышно открываются, и знакомые шаги оглушают её в тишине. Лэнгдон останавливается рядом, и Мэллори, хоть и не сразу, открывает глаза.
 — Значит, Вейнебл, — произносит Майкл негромко. — Надеюсь, хотя бы один осколок светильника отлетел ей в лицо?
Наручники щелкают, раскрываясь и освобождая Мэллори руки, и она кулем падает на пол, разбивая ладони и колени в кровь. Лэнгдон подхватывает её, и, кажется, впервые прижимает Мэллори к себе. Он кажется вполне теплым, а ещё пахнет опасностью, сухими лепестками роз и яблоками.
 — Я могу тебе помочь, — шепчет он ей на ухо. — Если ты попросишь…
========== IV ==========
Если вы заключаете сделку с дьяволом, значит, ни один ангел не предложил вам более выгодных условий.
© М. Томас. Исповедь социопата. Жить, не глядя в глаза
Открыв глаза, Мэллори обнаруживает себя укрытой простыней до самого носа. Полумрак в комнате, освещаемой только лампами — а ведь Вейнебл говорила, что генератора в блокпосте нет! Каждый раз этот свет изумляет Мэллори, как впервые, а, может быть, её изумляет ложь — не позволяет ей разглядеть, в чьей спальне она находится, но зато она четко понимала, что не в спальне слуг точно.
 
 — Ты очнулась.
Мэллори вздрагивает, торопливо обводит взглядом помещение. В одном из кожаных кресел, почти таких же, как стоят в кабинете, устроилась темная фигура. На неё не падает тусклый желтоватый свет, но она точно знает, что это — Майкл Лэнгдон. Трудно не узнать его глубокий, спокойный голос, который она так часто слышала в последнее время. Мэллори осторожно заглядывает под край простыни. Охает, обнаружив, что прежнего её грубого нижнего белья на ней нет, а вот мужская рубашка из мягкой и тонкой ткани — вполне себе есть.