Лишь разумные свободны. Компиляция (СИ)
Как бы то ни было, то, что я сделал, было злом, тем более — с точки зрения таких наверняка жестких моралистов, как «Христианские паломники», и почему я рассказал об этом Ревекке? Я ждал слов осуждения, даже надеялся на это — такой у меня случился приступ мазохизма перед самым рассветом, но Ревекка неожиданно сказала:
— Не бери в голову. Ты слишком чувствителен, милый. С Элис все в порядке. Не думаю, что она приняла бы от тебя какую-то помощь.
Я приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза — в комнате уже было довольно светло, в восточное окно продавливался тяжелый, как мешок, серый и бесформенный рассветный призрак.
Ревекка провела по моей щеке ладонью и сказала:
— Да, ты правильно подумал. О тебе наводили справки.
— Вы нашли Элис?
— Конечно.
— Зачем?
— Ну… Возможно, эта история позволила бы держать тебя на крючке. Но ничего не вышло. Элис Морфи — преуспевающий юрист, живет в Детройте, ведет бракоразводные дела…
— Вышла замуж?
— Да, дважды. Детей у нее сейчас, кстати, трое, так что твой Макс не ощущает своей обособленности.
— И ты молчала…
— Ты не заговаривал об этом, — напомнила Ревекка.
Я повалился на подушку и смотрел в потолок до тех пор, пока Ревекка не прикрыла мне глаза ладонью. Потом на некоторое время мир исчез, во всяком случае для меня, и когда я опять обрел способность воспринимать окружавшую реальность, было, по-моему, не меньше девяти часов, и все для Бойзена, по идее, уже закончилось.
Я перелез через спавшую Ревекку, оделся и, открыв дверь на лестничную площадку, убедился в том, что Бойзена действительно казнили — охраны не оказалось на привычном месте.
Я разбудил Ревекку и сказал:
— Ты пойдешь со мной или останешься здесь?
* * *Если Джемма и удивилась моему неожиданному появлению, то не подала вида.
— С приездом, шеф! — улыбнулась она. — Как Бразилия?
— Замечательно! — воскликнул я. — Ты видишь, какой у меня загар?
Джемма всегда говорила только правду, за что я ее порой ценил, а порой тихо ненавидел.
— Не похоже, шеф, что вы много времени проводили на пляже, — сказала она и добавила обиженно: — Не могли предупредить меня перед отъездом? Что я должна была говорить — полиции, журналистам, судье? Неужели дело было таким срочным и конфиденциальным?
— Да, — сказал я. — Очень интересное дело. Расскажу. Меня, надо полагать, искали не только перечисленные тобой лица, но и президент Соединенных Штатов, который не мог понять, почему мы не подаем на его имя прошения о помиловании Бойзена?
— Вот список, — Джемма, как всегда, была предельно аккуратна, перечень звонивших и приходивших состоял из четырех скрепленных страниц, и, пробежав его глазами, я понял простую вещь, давно уже, надо полагать, известную и Ревекке, и всем ее «паломникам»: никому мы в этом мире, в общем-то, не нужны по большому счету. Разве только тем, кто сам нам ни к черту не нужен.
Я разорвал листы на четыре части и бросил в урну.
— Надо полагать, — сказал я, — судья Арнольд — он в списке под номером два — очень удивился моему отсутствию?
— Не очень, — сообщила Джемма. — Он сказал, что ваш отказ от апелляции значительно упрощает и ускоряет процедуру.
— И все?
— Все.
— Замечательно, — сказал я задумчиво. — Именно этого я и ждал от судьи… Комиссара полиции — он в списке шестой — мой отъезд тоже из себя не вывел?
— А должен был? Эшер звонил трижды, но вопросы у него были административного характера — о ваших рабочих контактах с фирмой мистера Бертона, — так что я сумела удовлетворить его любопытство.
— Убийц Рика не нашли?
— Убийц? — удивилась Джемма. — О чем вы говорите, шеф? Это был несчастный случай. Дело закрыто.
Я прошел в кабинет, сел за стол — без единой пылинки, уборщица в мое отсутствие продолжала, конечно, работать, как обычно, — и задумался о том, как жить дальше.
С Ревеккой мы расстались в холле «Марк-сити» — она вызвала мне такси, внимательно оглядела со всех сторон, костюм, почищенный и отутюженный, сидел прекрасно, я это и сам чувствовал, рубашка и галстук тоже были в порядке. Мобильник оказался в кейсе, счастливо обнаруженном в камере хранения в ячейке, номер которой Ревекка вспомнила в тот момент, когда мы спустились в холл.
— Я позвоню, милый, не надо меня искать, — сказала она и исчезла, будто призрак из дешевой телевизионной мелодрамы.
До вечера я ждал, просматривая «Финикс таймс» и отвечая на звонки, не перестававшие поступать с тех пор, как по городу разнесся слух о моем возвращении. Любопытно (впрочем, это было бы любопытно, возможно, для комиссара Эшера, а я лишь скомкал листок и отправил в корзину следом за отчетом Джеммы), что в одном из отделений дипломата я обнаружил билет на Сан-Паулу, использованный в оба конца. Хотел бы я знать, кто летал в Бразилию под моим именем, и как провел там время. Наверняка его загар был сейчас более глубоким и ровным, чем мой.
Судья Арнольд зачитал приговор в понедельник, две с половиной недели назад. Судя по заметке в «Финикс таймс», осужденный Бойзен не был обескуражен отсутствием защитника, процедурных сложностей не возникло, нежелание подавать апелляцию, известное суду из представленной адвокатом Рознером записки, было лично подтверждено осужденным, отказавшимся и от заключительного слова.
Поскольку прошение о помиловании также подавать не предполагалось (адвокат Рознер утверждал это все в той же оставленной им, то есть мной, записке, а осужденный подтвердил), то подготовка к приведению приговора в исполнение прошла по ускоренной, а точнее, не заторможенной действиями защиты процедуре, и номере вечерней газеты уже помещены были фотографии, сделанные с экрана телевизора — большая пустая камера с единственной койкой посредине, все в белых тонах, типично больничная обстановка, на заднем плане застекленное окно, за которым видны лица присутствоваших при казни — размытые очертания, неважно. Лица Бойзена, лежавшего на кушетке, тоже было не разглядеть.
От священника, пришедшего в камеру, чтобы принять у осужденного последнюю исповедь и дать отпущение грехов, Бойзен наотрез отказался и умер в грехе, в каком и жил. Это особенно подчеркивалось в заметке некоего Артура Хауснера, отмечавшего, что Бойзен упустил последний свой шанс очиститься от скверны, и теперь-то уж наверняка его душа попадет в ад, которого он вполне достоин.
И куда стремился, — добавил я мысленно.
Больше ничего интересного в газетах я не нашел, а по телевизору в пятичасовых новостях CNN все-таки сказали, правда, не показав картинку, так что невнимательный зритель мог и не обратить внимание на информацию, но я-то ждал именно этого сообщения и потому запомнил каждое слово: «В Мексике, в городке Нуэва-Росита, произошел взрыв, уничтоживший ферму, принадлежавшую некой Аните Матеуала. Вероятно, хозяйка фермы и двое ее детей погибли во время взрыва. Таково мнение комиссара полиции округа Монтеррей майора Хименеса. Полиция полагает, что произошел несчастный случай, но пока неизвестно, для чего на ферме хранилось значительное количество взрывчатых веществ».
И ни слова о том, что Анита была женой казненного именно в момент взрыва серийного убийцы Бойзена. То ли журналисты не обратили внимания на этот факт, то ли сочли его не столь важным для короткого сообщения.
Значит, Бойзен уже там, — подумал я. Вооружен и очень опасен.
Я поймал себя на мысли, что думаю об этом спокойно, без иронии и даже малейшего скепсиса. Не говорю сам себе — «чушь». И даже пытаюсь представить, как может произойти эта встреча — Бойзена и Дьявола.
— К вам комиссар Эшер, — сообщила Джемма, воспользовавшись почему-то мобильником, а не интеркомом.
Эшер. Мне не хотелось видеть комиссара полиции. У меня для него было много разнообразной информации, но сообщать ему что бы то ни было я не собирался. Во всяком случае — пока.
— А что, если меня нет на месте? — спросил я.
— Не пройдет, шеф, — вздохнула Джемма. — Я ему так и сказала… Или не нужно было?