Рассказы о привидениях (антология)
Хочу добавить, что с 1958 года, когда я начал внимательно изучать мистические рассказы, я стараюсь читать все новинки. Может, я что-то пропустил, но ни один из изданных за последнее время рассказов не дотягивает до уровня тех, что собраны в этой книге.
Л. П. ХАРТЛИ. ПИСАТЕЛЬ
Первая почтовая карточка пришла из Форфара.
Думаю, вам понравится эта открытка с видом Форфара, — сообщалось в ней. — Вы всегда проявляли большой интерес к Шотландии, и это одна из причин, почему я заинтересовался вами.
Я с удовольствием прочитал все ваши книги, но хорошо ли вы разбираетесь в людях? Сомневаюсь. Считайте мое послание приветом от преданного почитателя.
Как и прочие писатели, Уолтер Стритер привык получать письма от незнакомцев. В большинстве случаев они были настроены дружелюбно, но иногда высказывали и критические замечания. Человек добросовестный, он всегда отвечал на письма. Но ответы отнимали время и силы, необходимые для работы, поэтому он даже немного обрадовался, что У.С. не оставил обратного адреса. Фотография Форфара на открытке оказалась неинтересной, и он разорвал ее. Однако замечание незнакомца засело в голове. Неужели его персонажи и в самом деле далеки от реальности? Вероятно, да. Он понимал, что в большинстве случаев наделяет их собственными чертами характера или, наоборот, противопоставляет их себе. Я и не-Я. Возможно, У. С. это заметил. Уже не в первый раз Уолтер дал себе клятву писать более объективно.
Следующая открытка пришла дней десять спустя, на этот раз из Беруика-он-Твид.
Что вы думаете о Беруике-он-Твид? — говорилось в ней. — Как и вы, он стоит на самом краю. Надеюсь, мои слова не покажутся вам слишком грубыми. Я не имею в виду, что вы находитесь в пограничном состоянии! Вы же знаете, как я восхищаюсь вашими рассказами. Некоторые считают, что они не от мира сего. По-моему, вам следует наконец определиться, к какому миру вы относитесь — тому или этому. Крепко жму вашу руку.
Уолтер Стритер задумчиво посмотрел на письмо. Интересно, кто же его автор? Мужчина или женщина? Почерк, скорее, мужской — твердый, решительный, да и критикует он его по-мужски. С другой стороны, письмо могла написать и женщина — автор хочет, чтобы он чувствовал себя одновременно польщенным и неуверенным. В нем зашевелилось любопытство, но он быстро прогнал от себя эти мысли: зачем забивать голову ерундой?
И все же он испытывал странное чувство, когда думал, что какой-то незнакомец размышляет о нем, оценивает его. Надо же, не от мира сего!
Он перечитал две последние главы, которые только что написал. Возможно, они оторваны от реальности. Возможно, он, как и большинство современных писателей, слишком часто уходит в смутный, расплывчатый мир — мир, где все воспринимается по-другому. Но разве это имеет значение?
Он бросил открытку с видом Беруика-он-Твид в камин и попытался писать; но слова давались с трудом, словно натыкались на крепкую стену самокритики.
Шли дни, и у него появилось неприятное чувство раздвоения, словно некто проник в его душу и тянет ее в разные стороны. Его работа лишилась органичности, целостности; в ней появились две несогласованные и противоречивые линии, он писал теперь очень медленно, пытаясь прекратить борьбу между ними. Ничего страшного, думал он: вероятно, начинаю повторяться. Может быть, я слишком много работаю — отсюда и трудности; по-видимому, в голове зреют новые идеи. Если бы только я смог согласовать эти две линии и извлечь пользу из их противоречия! Ведь многим писателям это удается…
На третьей открытке было изображение Йоркского кафедрального собора.
Мне известно, что вас интересуют соборы, — писал незнакомец. — Уверен, вы не страдаете манией величия, но признайтесь: небольшие церквушки иногда заслуживают большего внимания. По пути на юг мне попадается множество церквей. Вы пишете или ищете идеи?
С сердечным приветом от вашего друга
Уолтер Стритер и в самом деле питал интерес к соборам. Линкольнский кафедральный собор занимал его юношеские фантазии, и он написал о нем в книге о путешествиях. Его действительно привлекали крупные размеры, и он всегда недооценивал приходские церкви. Но откуда это известно У. С.? Неужели это и вправду признак мании величия? И вообще, кто такой этот У. С.?
Неожиданно он обратил внимание, что у него такие же инициалы. Нет, не неожиданно. Он заметил это сразу, но такие инициалы — не редкость; у Гилберта были такие же, у Моэма, у Шекспира — весьма распространенное сочетание. Такие инициалы могут принадлежать любому. Но сейчас это показалось ему странным совпадением, и вдруг его посетила мысль — а что если я сам пишу себе эти открытки? Такие вещи случаются, особенно у людей с раздвоением личности. Безусловно, он не из их числа. Однако же с ним происходит нечто необъяснимое — раздвоенность замысла, которая поначалу была только в мыслях, отразилась на его стиле, и в результате один абзац получался вялым, со множеством придаточных предложений, отделенных точками с запятой, а другой написан ясным, сжатым слогом с четкими фразами и частыми точками.
Он еще раз взглянул на почерк. Самый заурядный — он мог принадлежать кому угодно — настолько заурядный, что наводил на мысль о подделке. Теперь ему стало казаться, что он напоминает его собственный почерк.
Он уже собирался бросить открытку в огонь, но неожиданно передумал. «Покажу ее кому-нибудь», — решил он.
— Здесь все ясно, приятель, — сказал ему друг. — Это женщина, и она психически нездорова. Я уверен, это женщина. Скорее всего, влюблена в тебя и пытается таким образом вызвать твой интерес. Я бы вообще не стал обращать на это внимание. Известные люди всегда получают письма от сумасшедших. Если они тебя беспокоят, рви их, даже не читая. Люди такого сорта, как правило, обладают удивительным чутьем, и если она почувствует, что ты нервничаешь, то уже не отстанет.
На мгновение Уолтер Стритер приободрился. Женщина, маленькая серая мышка, которая почему-то выбрала его объектом своей привязанности! Стоит ли из-за этого тревожиться? Но потом подсознание, подыскивая для него новую муку, услужливо подсказало логичное объяснение: допустим, открытки принадлежат перу психопата, но, если ты пишешь их сам, не означает ли это, что ты тоже сумасшедший? Он попытался прогнать от себя эти мысли; попытался уничтожить открытку, как и остальные. Но что-то заставило его сохранить ее. Он чувствовал, что она стала частью его самого. Подчиняясь непреодолимому порыву, который его напугал, он поставил ее за часами на каминной полке. Не видно, но знаешь, что она там.
Теперь ему пришлось признать, что история с открытками стала главной в его жизни, пробудила в нем новые мысли и чувства, которые, впрочем, не приносили ему никакой пользы. Он пребывал в напряженном ожидании следующего послания.
И тем не менее оно, как и предыдущие, застало его врасплох.
Я приближаюсь, я уже около Ковентри. Вас когда-нибудь отправляли в Ковентри? Меня — да, вообще-то это вы меня туда послали. Должен признаться, удовольствие небольшое.
Возможно, в конце концов, нам удастся понять друг друга. Помните мои слова о том, что вам следует получше разбираться в своих персонажах?
Вас уже посетили новые идеи? Если да, вы должны благодарить меня, ведь насколько я понимаю, они всегда нужны писателям.
Перечитываю ваши романы, можно сказать, живу в них.
Жму вашу руку. Всегда ваш.
Уолтера Стритера охватила волна паники. Как он мог не обратить внимание на столь важный факт — с каждым разом пункт отправления открытки становился к нему все ближе и ближе? «Я приближаюсь». Неужели его разум спал из подсознательного чувства самозащиты? Если так, хорошо бы снова вернуться в неведение.