Ш из Б 2 (СИ)

Снаряды пушек могли повредить немецкий танк только при очень большом везении, но сейчас главным было предупредить своих о грозящей опасности. И поэтому «ильюшины» раз за разом заходили в атаку и поливали гитлеровцев свинцом.
Неизвестно, что испугало противника, но в какой-то момент он дрогнул, танки стали отползать назад, прячась под кронами деревьев. Зато по штурмовикам в ответ дружно ударили «эрликоны». И первыми же выстрелами они словно горохом осыпали машину экспата. Самолет затрясло, будто в лихорадке, он стал очень плохо реагировать на команды.
— Куприянов, я подбит, иду на вынужденную, — передал ведомому Григорий, убедившись, что доковылять до дома ему не удастся. Мотор работал с перебоями, угрожающе росла температура воды и масла. — «Маленькие», прикройте моего напарника, у него важные данные.
— Кощей, тяни к высоте 86.0, — посоветовал лидер истребителей. — Возле нее наблюдаю удобную площадку. От тебя на северо-восток, курс 250.
Дивин не удержался и хмыкнул. Надо же, этот оптимист разглядел в этой мешанине земли и железа удобную площадку. Но все-таки попробовал направить туда едва слушающуюся рулей машину.
— Андрей, держись крепче, садимся жестко! — приказал он стрелку.
— Есть! — отозвался старшина.
Штурмовик уже несся низко-низко над землей и Григорий снял ноги с педалей и уперся ими в приборную доску, чтобы не врезаться в нее лицом, ухватился покрепче за кресло. Под ним промелькнули поваленные деревянные колья с обрывками колючей проволоки, огромная воронка, изломанные зигзаги траншей.
Удар!
… Тишина. Хочется лежать так и лежать. Никуда не вставать, не открывать глаз. Просто ощущать, как ласковый лучик солнца ползет по лицу, щекочет ресницы...
— Командир! Ты живой, командир?!
— Нет от тебя покоя, старшина! — с чувством произнес экспат и открыл глаза. — Хватит колотить, открывай фонарь. — Прислушался к ощущениям. Вроде нигде ничего не болит. Только в левой ноге что-то немного тянет. Расстегнул ремни, попытался встать и тут же рухнул обратно. Дикая боль пронзила стопу раскаленной иглой. Такая, что в глазах потемнело.
— Ты чего, Гриш? — ворвался в сознание испуганный голос Пономаренко. — Ранен?
— Да нет, похоже во время посадки ногу повредил, — отозвался со стоном лейтенант. — Дай руку, попробую вылезти.
Но едва он попытался это сделать, как начался обстрел. Григорий моментально юркнул обратно в кабину, под защиту брони, а стрелок присел на плоскости. Пули противно щелкали по корпусу, рикошетили, с визгом уносились в разные стороны. Скомандовать, чтобы старшина лез обратно на свое место? Нет, нельзя, огонь становится все интенсивнее, пусть уж лучше пока остается где и был.
Черт, такими темпами кто-нибудь обязательно попадет в бензобак и тогда хана, сгорю к чертовой матери, забеспокоился через несколько минут экспат. Хорошо, пока по ним стреляют только из винтовок и автоматов. Но вот если подтянут крупнокалиберный пулемет или, того хлеще, орудие или миномет — вот тогда точно придется совсем не сладко! А самое обидное, что он сейчас никуда даже не убежит с поврежденной ногой.
Но к счастью, вскоре стрельба начала стихать. Выстрелы доносились все реже и реже.
— Командир, вылезти сможешь? — приподнялся над бортом Пономаренко. — Лучше бы нам убраться отсюда, а то, не ровен час, фрицы нагрянут и возьмут нас тепленькими.
— А ты смотрел, куда нам ползти-то, где наши? — поинтересовался Дивин. — Мы вообще, куда шмякнулись-то?
— Хрен его знает. Вроде на нейтралке, но ближе к своим, — неуверенно ответил стрелок. — Давай в сторону отойдем и со стороны посмотрим, кто сюда придет. Если наши, то выйдем. Ну а если немцы...
— Ладно, — согласился лейтенант. — Сейчас только часы сниму. А ты НЗ возьми на всякий случай. Кто его знает, сколько нам бродить? Ты, кстати, лыжи не положил?
— А куда я их засуну, и так в кабине не развернешься.
— Жаль, — огорчился Дивин. — Не помешали бы — вон какой снег глубокий.
Вообще, следовало, конечно, предусмотреть такой инвентарь на случай вынужденной посадки зимой. Недавно экипаж подбитого бомбардировщика из соседнего полка не смог уйти от погони, застрял в сугробах и гитлеровцы схватили летчиков. И после пыток утопили в проруби.
 
А вот у немцев этот момент был проработан как надо. В похожей ситуации красноармейцы пытались поймать фашистского пилота, но тот встал на лыжи и был таков.
— Да ладно, короткими перебежками уйдем, — пошутил Пономаренко.
— Иди уже, юморист хренов!
  
Глава 4
 
Они осторожно выбрались из самолета. Старшина обхватил Григория за пояс и помогал идти. Но первые же шаги ясно показали, что далеко они так не уйдут. Дивин висел на стрелке тяжким грузом и мешал ему двигаться.
По-хорошему, следовало сжечь «илюху», тем более, что технология известная — дернул в кабине кольцо парашюта, дождался, пока купол заполнит ее, а потом пальнул из ракетницы. Но после короткого размышления экспат решил не торопиться. Вдруг, рядом позиции советских войск? Тогда можно будет попросить помощи и эвакуировать штурмовик на аэродром, в мастерскую.
— Стой, Андрюха, — взмолился лейтенант. — Ерунда это, только пропадем на пару зазря. Давай дальше один. А я лучше возле машины подожду. Найдешь наших и приведешь помощь.
— Не выдумывай, — рассердился Пономаренко. — Я тебя не брошу. Ишь чего выдумал!
— Старшина, это приказ!
— А мне плевать! — набычился стрелок. — Как я потом товарищам в глаза смотреть буду? Скажут: сам сбежал, а командира бросил. Нет, не пойдет!
— Черт с тобой, — сдался Григорий. — Тогда пошли.
Дальнейший путь превратился в настоящую пытку. Мало того, что они и так двигались, что называется, в час по чайной ложке, так еще и фрицы время от времени начинали обстрел и тогда приходилось нырять с головой в снег, пережидать и ползти потихонечку вперед.
Поэтому, когда добрались до лесочка, Дивин обессилено рухнул на снег и, запалено дыша, прохрипел:
— Все, больше с места не сдвинусь, лучше пристрели!
— Такая же херня, командир! — выдохнул Пономаренко и они дружно засмеялись. Но старшина вдруг приподнялся, сделал предостерегающий жест: — Тихо, идет кто-то!
— Минимум, пятеро, — прислушался лейтенант. — Со стороны наших вроде бы.
— Ничего себе, как ты это определил? — удивился стрелок. — Я только-только первого увидел.
— Как он выглядит? — плавно перевел разговор на другую тему Григорий. Обсуждение особенностей слуха мантисов по сравнению с человеческим, в его планы не входило.
— Да обычно, — пригляделся Пономаренко. — Валенки, ушанка, телогрейка. О, второй показался. А этот в маскхалате.
— Ленты есть? — вопрос не праздный, немцы нашивали на оба рукава тонкую красную полоску ткани, чтобы отличаться от советских солдат.
— Не вижу, далеко. Слушай, а передний с миноискателем! И остальные за ним цепочкой идут. Движутся к нашему самолету.
Григорию, несмотря на то, что он лежал в снегу, враз стало жарко. Это что же, они на минном поле приземлились? Как же тогда им удалось до леса невредимыми добраться?
— Следы наши заметили, — сообщил тем временем старшина. — Повернули, сюда идут. Что будем делать, командир?
— Помоги подняться.
Дивин с помощью стрелка встал на ноги. Ухватился за ствол дерева и осторожно выглянул. По снежной целине в их сторону медленно пробирались пять человек. Не ошибся, значит, все верно определил. Первый с миноискателем, остальные прикрывают. У одного автомат, другие с винтовками. Экспат легким усилием воли чуть-чуть приблизил картинку. Насторожено всмотрелся.
— Свои! Шумни им, Андрюх, только аккуратно, а то подстрелят с перепугу.
Пономаренко приложил руки ко рту на манер рупора и крикнул:
— Эй, славяне, мы здесь!
Пехотинцы замерли, опустились в снег прямо там, где стояли, выставив вперед оружие.
— Летуны что ли? А ну, выйди на свет, покажись.
Старшина вопросительно посмотрел на Григория. Тот после секундной паузы согласно кивнул.