Пока длится ночь (СИ)

Он помотал головой, встряхнулся, постарался думать о чём-то хорошем. Вику он сегодня спас. Уже что-то. Потянулся, протёр глаза. Что за чертова сонливость… Место, что ли, нагоняет эту вялость? Он посмотрел на поляну. Вася все так же деловито возился около костра, движения его были ладные, уверенные. Вот он остановился, что-то сказал Кристине, та улыбнулась и помотала головой. Вася подошёл, потрепал её по плечу.
Стас проснулся окончательно. Надо о деле думать, нечего предаваться воспоминаниям.
Стас вдруг подумал, что Вася не такой уж мрачный и оторванный ото всех человек. Просто это в его характере - постоянное бурчание и показное недовольство. На самом деле, такие люди редко начинают действовать. Они много ворчат, вздыхают и снова ворчат. Действие — не их конёк. Довести, конечно, можно любого, но так хладнокровно убить товарища? Пусть и гада, но того, с кем хорошо и долго знаком? Угрозы Стасу не в счёт. Он для него чужой. Для таких как Вася, мир чётко делится на своих и чужих. Он этого не показывает, но глубоко в душе что-то есть. Вася может сам об этом не догадываться. И в обычном мире даже может ненавидеть Родиона, за то, что тот спал с его женой, но будет терпеть. Ворчать, но терпеть, как он и делал месяцами. А за друзей он горло перегрызет кому угодно. Черт! Горло перегрызет! И впрямь. Но тогда в чём мотив? Не в измене — это точно. Не похоже было, чтобы этот медведь сильно нервничал или терял контроль. Измена и месть — это эмоции, страсть. Не было этого в Васе. Дать в морду по пьяни — мог. Но потом бы, скорее всего, даже извинился. Может через какое-то время все и повторилось бы, но это другое. Убийство — не его. Он и сам это сказал.
Конечно, тут надо делать скидку на место. Стас убедился, как оно влезает в голову, но всё же. Чтобы вывести Васю, одного этого не хватит. В этом Стас был уверен.
Он открыл брошенный на сиденье блокнот, решив еще раз просмотреть показания, сравнить схемы. Поперёк его записей неровным почерком, но сильной рукой было написано: «Не лезь — сдохнешь».
  
Глава 7
 
Стас усмехнулся и полистал блокнот. Больше надписей не было. Не хватало нескольких страниц со схемами. Кто-то грубо выдрал их из блокнота.«Приехали». Осторожно, стараясь не мазать лишний раз пальцами, он оторвал листок с надписью и убрал в бардачок, закопав под пачку салфеток и прочий хлам. Неизвестно, конечно, удастся ли полиции заняться этим делом, но улики лучше сохранять. Немного подумал и переложил листок в карман за сидением — там-то вряд ли станут искать. Мысль, что кто-то лазал по его машине, раздражала. Придётся запирать её.
Кто мог оставить надпись и украсть страницы? Когда они шли с Викой к берегу, к ним в воду заскочила Люба. Значит, точно не она. Кто там ещё топтался?.. Эх, он тогда был слишком занят Викой, чтобы обращать внимание на такие мелочи, да и не разглядеть ничего толком.
Ладно, это пока подождёт. Убийца, если конечно послание от него, склонен к риску, значит, проявит себя ещё и ещё. Обидно лишиться схем, но Стас успел кое-что запомнить. Расспрашивать повторно и просить нарисовать расположение смысла не было. Уж если потребуется что-то уточнить, тогда и спросит. Все равно никто никуда не уйдет.
«Куда нам деться с подводной лодки?» — усмехнулся про себя Стас.
Темнота вокруг упрощала убийце жизнь. Стоило отойти на несколько шагов от костра — считай, уже невидимка. Тьма не была абсолютной, на фоне неба проступали контуры скал на другом берегу, линия деревьев. Но человек легко мог перемещаться по лагерю незамеченным. Старый костёр потух, и на месте преступления тоже было темно. Стас задумался, что огонь не помешал бы, слишком уж на руку преступнику темнота.
Он отложил блокнот.
Радио снова ожило, зашипело, мигнуло зелёным. Стас замер.
Сквозь скрежет помех тихо-тихо запел знакомый ещё со студенчества хриплый голос:
По моей незасохшей руке 
Пробирается тихо память 
По моей незастывшей реке 
Проплывает тихонько птица 
 
По моей неубитой душе 
Плачет скорбно забытый разум 
Последняя строчка утонула в шорохе помех, воцарилась тишина, но Стас тихонько допел куплет до конца. Зелёный свет на дисплее мигнул и погас. Некоторое время мужчина сидел, размышляя. В прошлый раз с Викой они услышали песню о любви и потере, сейчас прозвучал текст о запределье. Случайность? Или кто-то пытается общаться с ним таким странным образом? Он вспомнил старую книжку, где герой также слушал незнакомое радио и делал выводы. Трезвый ум подсказывал сыщику, что это последнее дело — доверять свои решения домыслам и подобным «подсказкам». Факты, нужны голые факты. Иначе можно далеко зайти в плену иллюзий, принимая желаемое за действительное. Однако, эти тексты были неспроста. Стас снова взял блокнот и чиркнул себе пару строк на память, пометив время, когда звучали песни. Пусть это выглядело бредом, скрупулезность не повредит. Никогда не знаешь, что пригодится в расследовании.
Мимо костра куда-то в кусты потянулась Люба. На Васю она даже не взглянула, а Стаса в машине наверное не заметила. Через некоторое время Толик вылез из палатки, постоял у огня, перекинулся с Васей парой фраз и пошёл по дороге наверх.
Стас подумал, что Толик не готов так быстро сдаться. Он будет пробовать выйти раз за разом, пока не перепробует все пути. Но путей не было. Пока не было. Стас это остро осознавал. Все неспроста. Все для чего-то. Есть какой-то мотив. Будучи агностиком, он верил в высший замысел, хоть и сомневался в конкретном его авторе. Но здесь... Здесь было что-то иное. Чуждое его пониманию.
Жаль, Люба куда-то ушла. Сейчас было самое время пообщаться с ней.
Соня, видимо успокоившись, уселась у костра. Вася что-то спросил у неё, но она только отмахнулась, глядя перед собой. Даже со своего места Стас видел, что её лицо напряжено, а кулаки сжаты.
Бледной тенью в круг света вошла Кристина. Встала рядом с Соней, скрестив тонкие руки на груди и уставилась в огонь.
Из палатки выбралась Вика, подошла к столику, налила себе воды.
Вернулась из зарослей Люба. И начала что-то вещать, уперев руки в бока.
Стас уже собрался выйти и поговорить, но решил задержаться в машине и посмотреть, понаблюдать.
Хотел бы он оказаться на этом месте в роковой момент, когда полыхнуло зелёным. Отсюда было отлично видно всех. Он отметил, что ребята расположились сейчас примерно также, как и тогда. Вика села на бревно, Вася топтался неподалеку от поленницы, Люба стояла напротив Вики, рядом с Соней. Обе женщины вдруг начали кричать и размахивать руками. Соня толкнула подругу в плечо.
Стас сунул блокнот в карман, открыл дверцу и пошёл к ним.
Люба вещала как пророк:
— Выхода нет!
Соня снова кинулась к ней, но Стас успел влезть между ними:
— Так! Выход есть всегда! И мы его найдем! Главное не отчаиваться.
Он взял за кисть Соню, которая так и рвалась в бой. Она замерла в его руке, как пойманная птица. Он осторожно отпустил её, глянул в глаза: «Не надо». Соня притихла и отошла.
Он подумал, что прервать поток негатива сейчас будет в самый раз. Отвлечь народ от нападок друг на друга. Дать возможность немного подумать.
— Люба, — начал Стас, — ты говорила, что у тебя бабка легенды знала. Она тебе что-то рассказывала?
Люба пожала плечами, всё ещё находясь во взвинченном состоянии.
— Много чего говорила, но она сумасшедшая была. И старая.
— Что-то об этих местах? Не конкретно про это, а вообще про горы, местные поверья? — спросил Стас.
— Про шаманов говорила, но я мало что помню, — немного успокоившись, произнесла Люба.
Вика сидела, внимательно слушая разговор. Кристина как-то отстраненно хмыкнула и отвернулась, принялась разглядывать ногти. Соня громко вздохнула, переводя дух. Вася встал и принялся прохаживаться на границе круга света.
— Расскажи, — попросил Стас. — Я совершенно далёк от всего этого.
— Нечего особо рассказывать. Алтайцы верили в три мира: небесный, земной и подземный, еще называли их верхний, срединный и нижний. Шаманы, а точнее камы — проводники. Они умели ходить из одного мира в другой. Могли общаться с духами. Узнавать у них что-то. Духов там полно. Я и имен-то их не знаю. Точнее, не помню. Бабка много кого называла, но запомнить такое, это не моё.