Время собирать камни (СИ)
Я с трудом разлепив заспанные глаза, стал приводить спинку кресла в вертикальное положение и пристёгивать ремень, зевая при этом во всю ширь рта, и замечая, как волнуются вокруг меня другие советские люди.
— Ну и горазд же ты спать Иван, — с завистью прошептал мне Дима, когда самолёт наклонившись, пошёл на снижение, — я от волнения, что побываю в Америке, глаз не сомкнул за всё время полёта.
— Молод ты ещё Дима, — ещё раз широко зевнул я.
— Да мы с тобой почти погодки! — возмутился он.
— Морально Дмитрий, морально я старше тебя лет на сорок, — хмыкнул я и прикрыл глаза. Вскоре нас не сильно тряхнуло и самолёт, включая реверс, стал медленнее бежать по ВПП, а вскоре и вовсе поехал в сторону стоянки у терминала.
Припарковавшись, наш транспорт замер на месте, включилось освещение, и пилоты стали зачитывать ненужную пассажирам информацию, естественно на английском. Взволнованным товарищам по соседству я перевёл всё, успокоив их, поскольку они не понимали, что происходит. Вскоре подали транспорт и сначала пригласили советских спортсменов пройти на выход, что мы и сделали, распределившись по двум огромным автобусам с хромированными боками и бамперами. Выглядели они конечно весьма красочно, поскольку ещё к этому были раскрашены в цвета американского флага.
Автобусы мягко тронулись и вскоре выехали на идеально ровную дорогу, везя нас в сторону Калифорнийского университета, как я понял из речи нашего американского гида. Правда говорил он только по-английски, так что понимал в автобусе его только я и представитель МИД-а, ну может быть ещё сопровождающий из органов.
Вскоре со всех сторон послышались тихие переговоры, все обсуждали то, что видели. А посмотреть тут было что, я с усмешкой понял, что нас везли идеологически выверенной дорогой, поскольку вокруг мелькали только чистые, ухоженные домики и магазины, зелёные газоны и белые заборы идеальной американской жизни, вот только я знал, что происходит за всем этим красивым фасадом, и внешним лоском. Грязные, вонючие, засраные города, нищета и наркомания. Хотя сейчас возможно с этим лучше обстоят дела, чем в моём времени, но обольщаться всем увиденным я бы точно не стал, когда своими глазами видел изнанку этого видимого благополучия.
Через пару часов нас доставили в университетские кампусы и выдали пропуска на плетённых шёлковых лентах, которые нужно было носить на шее, и расселили по двум этажам, объяснив, что у большинства студентов настали каникулы поэтому огромный стадион и кампусы отданы как раз под товарищеские соревнования США-СССР. Раздав нам ключи от комнат, руководитель делегации сказал сверить всем часы, и быть внизу ровно через час. Нас проведут, познакомят с университетом, а также со столовой и стадионом. Дружной гурьбой, уже в полный голос обсуждая окружающую нас красоту и чистоту мы разошлись по комнатам. Которые были стандартные: небольшие двухместные, и по идее, если тут не было студентов, могли нам дать по отдельной, но нет, по советской традиции, чтобы за тобой всегда присматривало бдительное око товарища, поселили по два человека. В сожители я выбрал себе Диму, как самого мало храпящего, а Женю и Завьялова поместили рядом с нами, в комнате напротив. Пока мои компаньоны оккупировали подоконник, живо обсуждая открывающиеся виды из окна, я отправился в душ, который был в небольшой ванной комнате, вместе с унитазом, и освежился, сменив одежду. Остальные прождали время словно голуби, сидя на подоконнике, оставшись в той же одежде, что и приехали.
Глава 4
Спустившись вниз, ровно через час, я заметил, что чистюль у нас среди спортсменов не так много, и то в основном переоделись только девушки, но всё равно в запасной комплект формы с надписью: «СССР» на спине. В обычную одежду одет был я один, чем конечно же привлёк недоумённые взгляды к своей персоне, и грозные, со стороны руководителя делегации, но мне было плевать на это, никакого официального запрета на ношение повседневной одежды не было, одни только рекомендации, на которые я всегда забивал, одеваясь как удобно мне самому.
Пересчитав всех, и убедившись, что опоздавших нет, нас повели на экскурсию, показав столовую, основное здание университета, а также места, куда ходить не рекомендовалось, при этом взгляды всех перевелись почему-то на меня, пришлось тоже оглядываться по сторонам, делая вид, что меня это не касается. После был показан стадион и нас отправили ужинать, давав общее расписание на ближайшие тренировочные дни, как для акклиматизации, а также для основных дней соревнований. В них имелись пустые поля, куда можно было записать пожелания от советской делегации на обзорные экскурсии по городу. Глаза у всех загорелись, и я даже знал, что они там напишут.
Полные впечатлениями мы вернулись назад, и я, переодевшись в тренировочную форму, отправился на вечернюю пробежку на стадион в полном одиночестве.
Рано утром всё повторилось, правда я видел, как где-то на трибуне мелькнули блики от стекла объектива фотокамеры, но не стал придавать этому много внимания, закончив пробежку и ОФП, отправился принимать душ и готовиться к завтраку. После него мы отправились на стадион уже организованными группами, все как братья-близнецы в одинаковой форме, даже я не стал выделяться и надел комплект, чем явно порадовал зоркий глаз сопровождающего нас человека от комитета.
* * *К нашему приходу на трибунах практически не было людей, правда, когда появились американские атлеты их стало чуть больше, но в любом случае знакомых мне лиц не было видно, хотя Борзов перечислил фамилии тех, с кем он соревновался прошлый раз в Ленинграде. Ну ему было виднее, я в этих мини-соревнованиях не участвовал принципиально, действуя по принципу «вдруг завтра война, а я уставший».
— Иван! — внезапно с трибун раздался звонкий девичий голос, который звал кого-то с моим именем на английском, смешно коверкая имя произношением. Удивлённо повернувшись, вместе с мужской половиной советской делегации, я увидел, как именно мне усиленно машет рукой миниатюрная девушка. Взгляды товарищей по команде стали понимающими. Я ничего не понимая пошёл выяснить, кто это в Калифорнии меня знает, вот только подходя ближе, я увидел на её кофте знакомый значок, который сам подарил ей в Мексике, где она выступала шестнадцатилетней девчонкой и единственная, кто из американских гимнасток осмелился ко мне за ним подойти.
«С того времени она не сильно-то и подросла», — критически оглядел я девушку, всё те же метр пятьдесят, что на фоне моих 196 вызывало улыбку.
— Привет Кэти, — поздоровался я с ней, поскольку за эти годы она и правда не сильно изменилась, если только полностью пропала подростковая угловатость, лицо и фигура стали более женственным, хоть и по-прежнему невероятно худыми и стройными.
— Ты помнишь меня?! — её глаза засияли, а я видел, как с боковых трибун множество присутствующих на тренировке журналистов, словно охотничьи ружья перевелись на нас свои камеры.
— Точнее вот это, — хмыкнул я, показав на её значок на груди.
— А я так и знала! Поэтому и надела! — широко улыбнулась она, став ещё более милой, и сразу бросилась в атаку, — что ты делаешь сегодня вечером?
— Тренируюсь, — улыбнулся я.
— Давай встретимся? — предложила она, едва не вызвав у меня кашель. Не далее, как час назад нам руководитель делегации читал лекцию о недопустимости контактов советских спортсменов с американцами, особенно женщинами.
— Приходи на стадион, — я пожал плечами, не зная, как правильно завершить этот донельзя странный разговор, да ещё и под пристальными взорами множества людей, — я начинаю после восьми.
— Хорошо, договорились! Я приехала за тебя болеть! — заверила она, показывая на ещё трёх девушек, которые открыв рот следили за нашим разговором.
— Спасибо, — я помахал ей рукой и пошёл к своим. Лица советских легкоатлетов нужно было видеть, пришлось сдерживаться, чтобы не рассмеяться.