Крепость на дюнах (СИ)

И теперь командующий понимал, что поступил правильно, приняв такое решение. От 29-го стрелкового корпуса, который еще не принимал никакого участия в боях, осталось всего восемь тысяч бойцов и командиров. Из них две тысячи литовцев (а имелось 16 тысяч), что сохранили верность присяге — все в 179-й дивизии, в которой потеряна меньше половины от девятитысячного состава. Чуть больше двух тысяч отступило от корпусных частей и меньше полутора тысяч бойцов и командиров из злосчастной 18–й дивизии добрело до Западной Двины. 
Вместе с корпусом к Двинску выходило Виленское пехотное училище и потрепанная 5-я танковая дивизия — около пяти с половиной тысяч личного состава и четыре десятка танков, включая несколько новых Т-34, которых было до начала боевых действий полсотни. И что самое скверное — танки и мотопехота врага вечером захватили Утену. До Двинска остался один бросок, и сегодня вечером, а то и к полудню, немцы прорвутся к двинским мостам, имеющих стратегическое значение Враг может их захватить, и тогда дорога на Псков, а потом и на Ленинград будет для него открыта. Меры, конечно, приняты, но на войне всякое может случиться. 
— Из мехкорпусов изъять весь автотранспорт мотодивизий, превратив в стрелковые. Оставим только один из полков корпуса моторизованным, как в 21-м МК. Выхода просто нет — очень нужны грузовики. Как и гаубичная артиллерия — придадим только один артполк, сведя туда 122 мм гаубицы, второй со 152 мм артиллерией пока вывести в резерв. 
— Так точно, товарищ командующий — тягачей «Ворошиловец» у нас почти нет, а гаубицы М-10 слишком тяжелы, и трактора их тянут со скоростью пешехода, — Полубояров кивнул головой. Кузнецов знал, что с фронта на это постоянно указывали в донесениях. 
— Вот и выполняйте приказ, полковник. Получим три мехкорпуса силой в прежнюю мотодивизию каждый, будет, чем поддержать пехоту. И еще три стрелковых дивизии. Реорганизацию проводить немедленно, времени у нас практически не осталось. Опаздывать категорически нельзя!
Оставшись вдвоем с начальником штаба, командующий посмотрел на начальника штаба:
— Нам нужны резервы — оборона южных укреплений у Риги, что сейчас восстанавливаются, потребует трех полнокровных дивизий. У нас только 16-я, первые батальоны доставлены из Пярну флотом. Вся дивизия будет только послезавтра — 28-го, но сорок верст растянутого фронта. С переброской 22-го корпуса не успеваем — только к началу июля. 
— Нужно немедленно отводить Приморскую группу. Либаву надо оставить, укрепления взорвать. Оборонять город нет смысла… 
Либава
Член Военного Совета Приморской группы
дивизионный комиссар Николаев
— Ты прямо в воду смотришь, как та цыганка со своим гаданием. Теперь приказ получен, а я успел за ночь и утро отвести войска на семьдесят километров, благо автотранспорт имеется в достатке. 
— Гадалка с меня та еще, — усмехнулся Николаев. — Просто ситуация такая, что отвод твоей дивизии и бригад от занятых рубежей, включая город, принесет намного больше пользы, чем бесцельная оборона, которая приведет к неизбежной гибели двадцатитысячную группировку. Везде должен быть здравый смысл, и к счастью, он возобладал. 
— Ты успеешь к следующему утру уничтожить укрепления? Эвакуация населения ведь проведена, вчера, как мне доложили, и можно уже начать выводить гарнизон укрепрайона и моряков…
— Не стоит этого делать. Причем категорически. За Либаву нам нужно драться до конца, до последнего снаряда! 
— Но почему?! Ведь есть приказ командующего фронтом! Да и ты сам говорил не раз, что оборона города бесцельна и бесполезна!
Генерал Дедаев явно был ошеломлен его ответом и не скрывал искреннего недоумения. Серафим Петрович усмехнулся еще один раз, пожал плечами, и после того как закурил папиросу, объяснил:
— Оборона бесцельна и бесполезна, если будет вестись главными силами — 67-й дивизией и двумя сводными бригадами. Кроме истребления гарнизона она ничего другого в своем конечном итоге не даст. Еще раз повторю — укрепрайон узок, и не имеет достаточной глубины. Но если оставить собственно гарнизон 41-го УРа и моряков, то эффективная оборона будет вестись ровно три дня. А дальше все…
 
— Сколько там гарнизона у тебя останется? Вместе с моряками и пограничниками хорошо будет, если четыре тысячи наберется. А против них воевать будет целая дивизия с частями усиления — в порошок разотрет походя. Смерть тут вас всех ждет скорая — за сутки немцы восточный сектор проломят и в город ворвутся.
— Пупок у них развяжется, и пятикратный перевес в нашем случае не поможет. На каждый ствол береговой батареи, а их восемь, по полторы тысячи снарядов, с учетом привезенных из Риги. И еще штук по сто-двести доставят из Виндавы завтра по узкоколейке. Стреляют на 25 километров — в зоне поражения вся округа, квадраты заранее пристреляны. И еще одиннадцать гаубиц имеется, а семь из них в шесть дюймов. И на каждую полтысячи снарядов. Дивизион старых трехдюймовок уже идет приятным дополнением, там на ствол по четыре сотни снарядов приходится. Как и наши зенитки — их вообще можно не учитывать, у них задачи другие. Так что есть надежда, что если из десяти выпущенных снарядов один немец будет убит или ранен, то их атакующий порыв живо охладится. 
— Хорошо, три-четыре дня ты германца будешь держать огневым валом, а что дальше делать будешь, когда снаряды закончатся?! Ведь помирать придется, если морем вас не вывезут. 
— Надеюсь на это, чего скрывать. А потому если численность гарнизона незначительная, несколько тысяч, то за пару часов можно всех отвести от позиций, и загрузить на суда. Пароходов оставили в гавани семь штук, не считая всяких мелких — буксиров, лихтеров, рыболовецких судов. Есть несколько десятков моторных катеров. И не забывай — у Клевенского в подчинении дивизион «морских охотников» и отряд торпедных катеров — они и вывезут отряды прикрытия. Так что шансы убраться отсюда вовремя у нас есть, и отнюдь не малые. К тому же флот обязательно отправит эсминцы и сторожевики в прикрытие — «Ленин» ведь спокойно дошел с подводными лодками. 
— А если командующий фронтом будет настаивать на своем приказе?! Как ты ему все обоснуешь?!
— Я ведь так и остаюсь пока комендантом 41-го укрепрайона, и обязан прикрывать базу и корабли. Клевенский из Таллинна приказа на эвакуацию пока не получал. К тому же сегодня нужно подводные лодки «Ронис» и «Спидола» на буксирах увести, да М-83 — она из боевого патрулирования неисправная вернулась. Из Виндавы все нужно вывезти, включая три береговые батареи, а это несколько дней на демонтаж и погрузку. Ночью ледокол «Силач» уйдет, с ним несколько транспортов и субмарины. Потому что завтра немцы начнут серьезно бомбить гавань, а зенитной артиллерии уже не будет — дивизионы сегодня в ночь убудут из города, оставив по одной батарее. Загрузить пушки на транспорты в последний момент вряд ли удастся, так зачем напрасно терять матчасть?!
Серафим Петрович потушил папиросу в пепельнице, отпил из стакана уже остывшего чая — поморщился. 
— Главное заключается в том, что целая германская дивизия, причем усиленного состава, пойдет не на Ригу, а на Либаву. Задержится здесь на несколько дней, понесет потери, а потом будет снова направлена на столицу Латвии. Выигрыш составит десять дней, а то и две недели. Полмесяца при нынешних обстоятельствах это очень большой срок — 25 тысяч немцев будут оторваны из активной борьбы за двинский рубеж. 
— Тут ты прав, Серафим Петрович.
— А насчет того, что гарнизон не выдержит штурма, это отнюдь не факт. Курсантского батальона уже нет, они ведь пулеметчики и аотиллеристы, грех их в качестве пехоты использовать, тем более с Риги «максимки» привезли. Так что у нас теперь два пульбата, а к ним батальоны морской пехоты, саперы и стройбат, что стрелковым уже стал. Комендатура пограничников, рота НКВД с милицией, да пять рот вооруженных рабочих. И мины учитывай, и не простые, а морские, счет тола на центнеры идет — все в ход пошло. Саперы с флотскими минерами сплелись — фантазия так и бьет. Я, даром что инженер, о таких штуках сном-духом не ведал. Даже в Ригу донесение на катере отправили — придумали, как захваченные мосты уничтожать, да наведенные неприятелем понтоны на реке подрывать.