Тайные наслаждения

– Скоро лето. Как ты думаешь, Веллингтон успеет внести коррективы в свою стратегию?
Джон ошеломленно уставился на брата.
– Откуда мне знать? Хотя, думаю, нет, не успеет. Переброска… – спохватившись, он оборвал себя на полуслове. – Проклятье, Нед, я не верю в это! Пусть даже сейчас уже слишком поздно вносить изменения в ту диспозицию, что разработал его сиятельство, дать ему понять, будто она им известна, было бы несусветной глупостью! Для этого агенты Бони слишком хорошо знают свое дело!
– Примерно так рассуждал и я. Тем не менее здесь есть и несколько аргументов «против». Если бы у де Кастра возникли сомнения в намерениях Евстасия, он мог бы потребовать, чтобы ему предъявили меморандум. Только представь себе, какая катастрофа ожидала бы французов, ежели бы Евстасий передал им ложные сведения! Сосредоточить войска, не имея неопровержимых доказательств того, что именно в этом месте могущественный противник нанесет удар, – значило бы пойти на риск, на который, по моему разумению, не отважится ни один военачальник.
– Пожалуй, ты прав. Следовательно, полагаешь, что де Кастр пожелал сначала взглянуть на меморандум, чтобы увезти его с собой либо же снять с него копию?
– Что-то в этом роде. Ты сам говорил, что, скорее всего, документ обнаружат в какой-нибудь случайной папке. Быть может, они изначально намеревались вернуть его таким вот образом.
– Я всего лишь пошутил! Ни в какой папке он храниться не мог. Говорю тебе, это величайший секрет!
– Тем не менее должны существовать способы вернуть его на место.
– Да, полагаю, что должны, однако они не могли быть известны Евстасию Шевиоту, Нед! Ну подумай сам! Ты же знал Евстасия лучше, чем кто бы то ни было! Это решительно невозможно!
Карлайон встал, чтобы наполнить свой бокал.
– Правильно, но я никогда не думал, что Евстасий может быть кем-то значительнее обычного посредника. Если наши подозрения оправданы, то за Евстасием должна стоять куда более важная фигура. Тот, кто боится выйти на свет и потому прибегает к использованию вспомогательного орудия.
– Это решительно невозможно! – взорвался Джон. – Нед, из всех, кого я знаю, только ты способен говорить или делать совершенно возмутительные вещи, а потом представлять их самым обычным делом! Но такое предположение – это слишком даже в твоем случае, а я чересчур хорошо тебя изучил, поэтому не поверю!
– Интересно, что я же такого натворил, чтобы удостоиться подобных речей из твоих уст? – кротко осведомился Карлайон.
– Я могу перечислять это до вечера! – огрызнулся Джон. – Но достаточно будет одного-единственного примера! Ты заставил несчастную молодую женщину сочетаться браком с Евстасием, и если это не предел цинизма, то не представляю, о чем еще можно говорить! Не трудись даже объяснять мне, будто это самое обычное дело, потому что все закончится тем, что я опять поверю тебе, хотя мне прекрасно известно – это далеко не так!
Карлайон, расхохотавшись, сказал:
– Очень хорошо, не стану, но я ни за что не поверю, что ты готов столь легко отступиться от своих убеждений.
– Если Евстасий действительно продавал сведения французам, – сказал Джон, – тогда я решусь обвинить во всем Бедлингтона! Ведь кузен частенько бывал у него в Конной гвардии, и я съем собственную шляпу, если он не знал, как воспользоваться представившейся возможностью! Он никогда не был дураком, а в изворотливости и хитрости ему вообще не было равных. Уж ты-то должен об этом знать! Ничуть не удивлюсь, если выяснится, что Бедлингтон проговорился кое о чем, совершенно случайно, кстати, но Евстасию этого оказалось достаточно! Сейчас мы можем лишь гадать, как все случилось на самом деле, однако впутывать в историю кого-нибудь действительно важного – Батхерста, например! – это уже слишком!
– Но я думал вовсе не о Батхерсте, – невозмутимо возразил Карлайон.
– Спасибо и на том! – с грубой иронией заявил в ответ Джон. – Имей в виду, Нед, все это плод твоего воображения и вскоре выяснится: то, что искал де Кастр, не имеет ни малейшего отношения к государственным делам!
 
– Надеюсь, ты прав. На самом деле, я вовсе не горю желанием вовлечь нашу семью в скандал, как тебе, очевидно, представляется.
В эту минуту в комнату вошел дворецкий и, поклонившись, сказал:
– Прошу прощения, ваша светлость, но к вам пожаловал милорд Бедлингтон, он просит уделить ему время для личного разговора. Я пригласил его в Малиновую гостиную.
Джон, поперхнувшись своим шерри, закашлялся. После едва заметной паузы Карлайон ответил:
– Передайте его светлости, что я присоединюсь к нему сию же минуту, и принесите в Малиновую гостиную шерри и мадеру. После чего распорядитесь, чтобы миссис Рагби приготовила Голубые апартаменты, поскольку его светлость, вне всякого сомнения, пожелает остаться на ночь.
Дворецкий с поклоном удалился. Карлайон же перевел взгляд на брата.
– Ну и что ты скажешь теперь? – полюбопытствовал он.
– Будь я проклят, Нед! – откашлявшись, выдавил из себя Джон. – Это называется: «Помяни черта, он и появится»! А ты ведь наверняка был уверен, что он нанесет тебе визит!
– Да, – согласился Карлайон. – Но только после того, как получит мое письмо, уведомляющее его о смерти Евстасия.
– Что?! – вскричал Джон. – Ты же дал траурное объявление в «Газетт», и он видел его!
– Вряд ли он мог увидеть его, – парировал Карлайон, – поскольку оно будет опубликовано только завтра.
Джон, с трудом выбравшись из кресла, во все глаза уставился на брата.
– Нед! Ты хочешь сказать, Бедлингтон… Ты полагаешь, что де Кастр сообщил Бедлингтону… Это невозможно!
– Нет, я не это имел в виду, – отозвался Карлайон. – Я думал о том, кто считается близким другом де Кастра.
– Френсис Шевиот! Этот попугай, изображающий из себя денди!
– А что здесь странного? – заметил Карлайон. – В конце концов, он сын Бедлингтона, и вот, прошу вас, – ко мне пожаловал сам Бедлингтон собственной персоной, причем за сутки до того, как ему полагалось бы узнать о случившемся и отправиться в Сассекс.
– Да, понимаю, но… тип, которого волнует лишь узел его шейного платка да смесь нюхательного табака!
– Так-то оно так, – задумчиво протянул Карлайон. – Однако в прошлом я по крайней мере трижды имел возможность убедиться в том, что Френсис Шевиот обладает острым умом. Собственно говоря, мой дорогой Джон, я ни в коем случае не стал бы недооценивать его в качестве противника. Я имел несчастье отметить его… поразительную безжалостность в достижении поставленной цели.
– Никогда бы не поверил! Но ты, разумеется, знаешь его куда лучше меня. Я лично его терпеть не могу!
– Я тоже, – сказал Карлайон. – Это не ты говорил мне, что он крупно проигрался на днях?
– Да, кажется, я. Он играет по чертовски высоким ставкам – следует отдать должное даже такому типу, как Френсис Шевиот; к тому же он действительно унаследовал состояние своей матери! Хотя я сомневаюсь, что оно было достаточно велико, чтобы он… Впрочем, все это пустые разговоры, Нед!
– Совершенно с тобой согласен. А теперь идем поприветствуем нашего гостя!
В Малиновой гостиной дворецкий как раз расставлял бокалы и графины на столе, а лорд Бедлингтон нервно потирал руки перед огнем. Когда Карлайон вошел в комнату, гость, резко обернувшись, шагнул к нему со словами:
– Карлайон, что это за ужасное дело? Я приехал сразу же – хотя вы могли обойтись без моего участия! Еще никогда в жизни я не был так шокирован! И должен сказать, весьма удивлен тем, что вы сразу же не уведомили меня о случившемся! О, как поживаете, Джон?
– Я нанес визит в ваш городской особняк, однако мне не повезло – вас не оказалось дома, – ответил Карлайон, пожимая Бедлингтону руку. – Посему я написал вам письмо, которое вы, скорее всего, получите завтра. Но скажите мне, откуда вы узнали о смерти Евстасия?
Маленькие круглые глазки Бедлингтона, пребывавшего в замешательстве, уставились на Карлайона. Последовала долгая пауза, после чего Бедлингтон раздраженно заявил: