Совершенный вид. Зов Неолы (СИ)

Дафна смотрела на нее – и не могла узнать…
Дверь им открыл сам Сурадж, предупрежденный звонком девушки об их визите. Выглядел он неважно – под глазами пролегли глубокие тени, лоб исчертили новые морщины, а лицо было бледным и усталым – но на гостей он смотрел цепко и внимательно. Особенно на Триса.
– Проходите, – мужчина посторонился, приглашая их внутрь. – Поговорим в моем кабинете.
Сурадж уже знал, зачем они приехали, и затея эта сперва пришлась ему не по нраву.
– Прия будет наблюдаться у лучшего психотерапевта и принимать эффективные препараты, – заявил он Дафне, когда та, позвонив ему на коммуникатор еще утром, озвучила свое предложение.
– То есть, делать все то же, что и до этого, так? – мягко спросила девушка. – Вы ведь сами видите, что ни лекарства, ни консультации психотерапевта ей не помогают…
– Ее горе со временем уляжется, я уверен. Она всегда была сильной.
– А теперь она сломалась, Сурадж. И я хочу помочь ей, пока еще не поздно. Вы ведь не будете караулить ее всю жизнь? Что, если она когда-нибудь улучит момент и…
– Нет, – резко оборвал ее он. Похоже, эта мысль тоже не единожды приходила ему в голову – и серьезно его беспокоила. Дафна молча ждала, решив не давить на мужчину, и спустя минуту Сурадж с тяжелым вздохом сдался:
– Ладно. Если ты так уверена в своем… друге, пусть попробует. Хуже вряд ли станет. Только никакого физического воздействия, хорошо? И… ей же не будет больно?
– Нет. Конечно, нет. Обещаю, Трис не причинит Прие вреда.
Сурадж провел их в свой кабинет, расположенный на втором этаже просторного светлого дома, где Дафне был знаком каждый уголок, плотно прикрыл за ними старомодную одностворчатую дверь. Жестом предложил присесть на большой, обитый коричневой экокожей диван, а сам сел напротив, придвинув к себе единственное кресло.
– Завтра я должен буду вернуться на работу – и так взял отгул на пару дней, чтобы побыть с женой в больнице, а потом забрать ее домой. Сейчас с ней сидит медсестра, Анна, – начал он, не дожидаясь, пока заговорит Дафна. – И я действительно не уверен в том, что Прия… что она не повторит того, что сделала. Тем более, у нее есть доступ к серьезным препаратам, и я боюсь, что Анна недоглядит и… она снова чего-нибудь наглотается, – Сурадж бессильно стиснул кулаки, лежащие на подлокотниках кресла. – Поэтому я решил попробовать метод, который ты предложила, Дафна. Скажи, – тут он перевел испытующий взгляд на Триса, – ты действительно обладаешь даром исцеления? Просто… касаешься человека – и его раны затягиваются?
Амавари сдержанно кивнул.
– Если рана не смертельна – так и происходит.
– А еще он недавно вылечил вириса, у которого был поврежден рассудок, – добавила девушка, решив не вдаваться в детали.
– Вириса, значит, – скептически хмыкнул Сурадж. Подумав, он вдруг решительно привстал, потянулся к стоящему рядом рабочему столу и, схватив с него канцелярский нож, рывком провел тонким лезвием по своей ладони. Дафна охнула, глядя на тут же выступившие из пореза крупные капли крови.
– Не продемонстрируешь свои способности? – с кривой усмешкой спросил Сурадж, протягивая окровавленную руку Трису.
Тот нахмурился, покосился на Дафну и, вздохнув, осторожно взял ладонь мужчины в свои. В глазах амавари мягко вспыхнули и погасли золотистые искры, и через секунду Сурадж неверяще уставился на свою совершенно целую и невредимую ладонь, где лишь потеки крови говорили о полученной совсем недавно ране.
– Невероятно, – пробормотал он, поднеся руку вплотную к глазам, точно сомневаясь в остроте своего зрения. – Как ты это сделал?
– Без понятия, – искренне ответил Трис.
– Что ж… Думаю, я могу доверить тебе здоровье своей жены. Идемте.
И вот они стояли в большой, залитой солнечным светом гостиной, глядя на остающуюся совершенно безучастной к их присутствию Прию. Анна – пожилая, приятной внешности женщина в зеленой униформе медсестры – осторожно поправила подушки за спиной своей подопечной и вышла из комнаты вслед за Сураджем, негромко бросив уже от двери:
 
– Если что, зовите – я буду неподалеку.
И Дафна невольно поежилась от этого ее «если что». Глянула на застывшего рядом Триса: он выглядел непривычно собранным и сосредоточенным, а во взгляде, устремленном на Прию, читалось отчетливое сострадание.
– Прия, – девушка, наконец, решилась подойти к дивану и присела на его краешек напротив женщины. – Это я, Дафна. А это – мой друг Трис. Мы пришли, чтобы помочь вам…
Она заглянула Прие в лицо, ловя ее взгляд, но тот прошел сквозь нее, словно она была незримым призраком. Дафна беспомощно посмотрела на Триса.
Молча приблизившись, тот сел на диван, заставив девушку подвинуться и уступить ему место рядом с Прией. Медленно протянул руку и накрыл своей большой, опушенной шерстью ладонью обе ладони женщины, все так же безжизненно лежащие на ее коленях.
– Не говори ничего, – тихо сказал он, обращаясь к Дафне, и та согласно кивнула, от волнения забывая дышать.
С минуту Трис просто всматривался в измученное горем, осунувшееся лицо Прии, в когда-то наверняка выразительные темно-карие глаза, сейчас пустые и как будто поблекшие, а затем осторожно потянулся к ней своей силой, дав волю обычно сдерживаемой способности к эмпатии. Окружающий мир постепенно отступил и размылся, оставив его наедине с женщиной, чья душа была заперта в плену собственной боли и воспоминаний, которые захлестнули его, точно приливная волна, едва он позволил себе их ощутить. Мысли, эмоции, образы и даже обрывки слов пронизывали все его существо, ясные, горькие, ошеломляющие, и центром этого безумного вихря была, конечно, Найя.
Вот мать прижимает ее, новорожденную, к своей груди, обессиленно и счастливо плача; вот устало баюкает, стоя у раскрытого в ночь окна; вот впервые провожает в школу, едва сдерживая слезы нежности и легкой грусти: ее девочка уже такая большая! Семейные каникулы у моря, домашние праздники, школьный выпускной, надежды, ссоры и примирения, а напоследок – холодное помещение морга и хрупкое тело под простыней, сменившиеся пляской языков пламени в разверзнутой пасти кремационной печи…
Прия вздрогнула, напряглась. Вместе с Трисом она вновь и вновь переживала самые драгоценные и болезненные моменты своей жизни, и эта боль выжигала ее душу дотла, но… и странным образом приносила облегчение. Словно очищала ее, оставляя после себя пустоту, какая иногда ощущается после тяжелой изнуряющей болезни.
Трис закрыл мерцающие золотом глаза, концентрируясь на собственных чувствах, и его сила мягко «потекла» в сознание Прии, обволакивая его, наполняя почти осязаемым светом, тишиной и покоем. Боли больше не было, и, повинуясь возействию амавари, постепенно уходила и пустота. Женщина прерывисто вздохнула, и через мгновение взгляд ее, к огромной радости Дафны, приобрел ясность и осмысленность. Моргнув, Прия стряхнула повисшие на длинных ресницах слезы, которые проложили блестящие дорожки на ее впалых щеках, а затем вдруг зевнула и, запрокинув голову на подпиравшие ее спину подушки… уснула.
– Она… спит? – недоверчиво прошептала Дафна, впившись в лицо женщины испытующим взглядом.
– Да. Это хорошо, – с немного усталой улыбкой ответил, повернувшись к ней, Трис. Мерцание в его огромных раскосых глазах уже затухало, и девушке почудилась тень печали в их янтарной глубине.
– Значит… получилось? – тихо спросила она, коснувшись руки любимого.
Он кивнул, бросив взгляд на мирно спящую Прию.
– Теперь ей станет легче. Скорбь, конечно, никуда не уйдет, но больше не будет настолько… нестерпимой. За ее жизнь больше можно не опасаться.
 
Дафна благодарно сжала его руку в своих ладонях, собираясь что-то сказать, но тут заметила осторожно заглядывающего в комнату Сураджа – бледного, как молочного цвета рубашка, в которую он был одет. Перехватив взгляд девушки, он хотел было что-то спросить, но затем увидел свою жену, раскинувшуюся в ворохе диванных подушек, и с недоверчивым изумлением на лице направился к ней.