Попаданка ледяного дракона (СИ)

Дверь в ледник распахивают. Я задерживаю дыхание.
– Я всё отрицаю, – доносится голос Лаэра. – Первый раз вижу это место.
Только бы меня не сдал.
Кто-то заходит, неспешно шагает вдоль полок, оглядывая их содержимое. Кажется, тыкает трупы – лёд под ними хрустит. Дыхания не хватает, я очень медленно выпускаю и втягиваю воздух.
Холод пробирается в тело, но не колет, не морозит. Мне хорошо на льду. Уютно. Хочется слиться с ним. Кажется, даже дышать не надо. Наверное, у меня замедляются обменные процессы.
– Сделайте опись всех обнаруженных предметов, – приказывает Барагун. – Артефакты отправьте в хранилище герцогу Фламиру, остальное – в подразделение. А мы с господином Лаэром едем в тюрьму.
– Я настаиваю на том, что не имею ни малейшего представления о том, что и кто может здесь находиться, – бормочет Лаэр. – И я требую своего адвоката.
– Будет тебе адвокат.
Отдалённо хрустит стекло. Переговариваются о чём-то люди, звучат шаги.
Все обнаруженные предметы – а трупы к ним относятся? Если да, то мне надо бежать.
Граница империи Эрграй и королевства Озаран, излучина Пасть дракона
Надвигаются с горизонта горы, разливается по долине рокот, словно дракон злобно рычит. Только нет дракона, есть огромная излучина бурной реки, кидающейся на острые камни берегов.
Место давнего боя между золотыми и ледяными драконами, семидневного сражения, определившего границу между королевством и империей и подарившего истории Озарана самого великого человеческого мага – барда Ренашитура 1.
От битвы остались не только договорённости и линии на картах, от неё остался неровный магический фон и каменные клыки, на двенадцать километров превращающие и без того сложную для переправы холодную реку в непроходимую. Непроходимую для всех, кроме драконов, пролетающих в небе.
Снег хрустит под стопами Сарана, покрытая ледяной коркой набедренная повязка постукивает о ноги. Ветер позвякивает сосульками в светлых прядях. Саран настолько устал, что не может определить, где заканчиваются приграничные ловушки. Он проходит чуть дальше, там, где магический фон затрудняет любое колдовство, где просто глупо ставить ловушки.
Вода рычит всё громче, бьётся о поднятые магией камни, до сих пор острые, точно бритвы. «Испытай меня, проверь меня, сразись со мной», – чудится в этом плеске Сарану. Но его нога подгибается, за ней вторая. Он падает в хрустящий снег. И не понимает, почему тело не подчиняется.
«Ловушка!» – опасается Саран, но не чувствует ничего особенного, просто мышцы невыносимо тяжёлые, и кровь тяжёлая настолько, что сердцу трудно её гнать. В отдалённом уголке разума нарастает осознание…
Он просто устал.
И голоден.
Он слишком давно не ел и не пил.
Не спал.
Слишком долго шёл, и тело его предаёт, требуя хотя бы отдыха.
Империя Эрграй, приграничные земли, территория Фламиров
Представители власти оставляют дверь в ледник открытой, и на своей верхней полке я хорошо слышу доносящиеся из коридора звуки.
Треск стекла.
Топот сапог.
Ворчливые голоса.
Я дышу так неглубоко и медленно, что сама себе начинаю казаться трупом.
Я вслушиваюсь.
В жалобы на то, что начальство опять в тепло и уют ушло, а простым смертным тут работать.
Стенания, что утилизация волшебных грибов дело хлопотное и вообще такие тыщи в огонь кидать жалко.
Но жалко, не жалко, а, судя по грохоту, стеллажи с грибами разбирают и вытаскивают наружу.
Бесконечно долго. Муторно. Убийственно.
Топают. Гремят. Ворчат.
– А с трупами что делать?
– Да нашим некромантам сдадим, чего добру пропадать!
Как приговор. Желудок судорожно сжимается, пытается избавиться от завтрака. Но я держусь.
Бесконечно долго выжидаю, когда прекращают греметь полками грибов.
Шаги приближаются к холодильнику.
– Слушай, – кто-то останавливается в дверях, – а давай практикантов вызовем, пусть они трупы таскают. Негоже нам, старикам, грязной работой заниматься.
 
– Гы-гы-гы!
Топ-топ-топ гремят казённые сапоги, поскрипывает разбитое зеркало на ступенях наверх. Чудовищный грохот стихает, остаётся лишь мерное бормотание нескольких мужчин.
Минуту или две я жду в нервном оцепенении.
Удивительно, но мышцы совершенно не окоченели от холода. Единственное, что мешает двигаться – страх. Но я сползаю со своей полки и, опираясь ногами на нижние, бесшумно спускаюсь.
Быстро стягиваю сапоги и выглядываю в коридор: пусто.
Кто-то бубнит за приоткрытой дверью кабинета. Чем ближе, тем отчётливее монотонный голос:
– …кинжал с трёхгранным лезвием и змеёй на рукояти. На лезвии гравировка на языке драконов.
Что-то щёлкает. Я застываю. Капли пота стекают по вискам и вдоль позвоночника.
– Так, – бубнит дальше невидимый мне человек в кабинете. – Номер восемнадцать: лук чёрный. Без стрел. На рукоятке надпись на старолирнийском: «Он проклинает человека, пробивая все щиты».
Снова что-то щёлкает. Похоже, лук куда-то положили.
– Номер девятнадцать: подставка из костей руки. Предположительно эльфийской или человеческой.
И опять что-то щёлкает.
– Номер двадцать… оркский кинжал с плоским лезвием.
Крадучись, проскальзываю мимо двери, даже не смотрю внутрь: некоторые люди чувствуют взгляды, да и мой испуганный вид выдал бы меня с головой, а так мало ли кто прошёл, может, зомби.
– Номер двадцать один. Шило с агатовой рукоятью и серебряной оплёткой.
Меня не заметили!
По ступеням рассыпаны осколки, основательно размяты сапожищами. Да, зря я сапоги сняла, но… Вдох-выдох. Собраться с духом, просмотреть весь путь.
Натянуть сапоги – и вперёд.
Я переступаю через скопления стекляшек. Мелкое зеркальное крошево скрипит под подошвами, но, кажется, никого это не смущает.
– …номер двадцать три: нож для бумаг…
Выскользнув из подвала, несусь в столовую: там ничего ценного нет, портьеры толстые и широкие, окна довольно большие и выходят на боковую часть дома.
В столовой никого. В коридоре у входа снова гудят голоса. Подскочив к окну, тяну шпингалеты. Они легко выскальзывают из пазов, и эта лёгкость даёт надежду на то, что с остальным проблем не будет.
Придерживая одну раму, тяну другую – и о чудо: деревянная конструкция легко распахивается. Взобравшись на подоконник, спрыгиваю в сугроб. Закрыв раму настолько, насколько хватает силы дрожащим пальцам, прижимаюсь к стене дома и загребаю на себя снег. Холода я не боюсь, а бежать некуда.
Бежать просто опасно: вдруг кто-нибудь наблюдает из другого окна? Даже если окно надо мной распахнут, никто не подумает, что я так и сижу под ним. Главное, разрыхлить сугроб достаточно естественно на вид, чтобы ни у кого не возникло желания его ворошить.
А ещё было бы здорово, если бы сейчас повалил снег и замёл мои следы…
Граница империи Эрграй и королевства Озаран, излучина Пасть дракона
Небо заволакивает тьмой ночи. Свернувшийся калачиком, присыпанный колючими снежинками, Саран лежит в поле, и всё его застывшее в полузабытьи сознание наполнено рёвом реки, плеском воды.
Кто-то тыкает его в плечо, тыкает снова и снова, раз за разом, но Сарану не хватает сил разлепить смёрзшиеся ресницы. Он проваливается в забытьё, полное иллюзий, сладких видений, треска мороза и рёва бешеного дракона, что кидается на лезвия прибрежных камней. Раз за разом, бесконечно.
 
Тычки всё сильнее, настойчивее.
– Краа! Краа! – орут Сарану в ухо.
И он выныривает из забытья, осознаёт свернувшееся калачиком тело, птичьи лапы на плече. Клюв, долбящийся в руку. Ярость обжигает Сарана, мгновенно наполняя мышцы взрывной силой. Когти вонзаются в птичье тело, несколько капель крови разливаются по голубоватому в вечернем сумраке снегу. Саран запрокидывает голову, позволяя алой жидкости струиться на язык, проникать внутрь, наполнять ослабевшее тело силой…