Попаданка ледяного дракона (СИ)

На уровне второго этажа – галерея. На ней, потирая лоб, стоит король. Старший принц Рарриен подступает к нему со спины, шепчет:
– Он не успокаивается.
– Вижу, – шепчет в ответ король Элемарр. – Как мы в таком состоянии покажем его имперцам?
– Может, сердце коллекции его слегка успокоит? – предполагает Рариен.
Услышавший их голоса Саран вмиг обращается драконом и бросается на галерею. Ударяется о щит отца и приземляется на пол. Рычит.
У Элемарра раздуваются ноздри: во дворце полно гостей, а тут такое… И ведь он обещал дать Сарану сердце коллекции после того, как тот всё сделает, а не до, нехорошо нарушать собственное слово.
Саран рычит, лёд вокруг него скрипит, намораживается всё больше, драконьи когти в бессильной ярости крошат его.
– Рариен, принеси его чайник, – неохотно командует король Элемарр: сейчас система охраны так тонко настроена, что телепортироваться в сокровищницу даже ему нежелательно, чтобы всё не нарушилось.
Кивнув, Рариен скрывается за тайной дверью, а Элемарр остаётся на галерее и, приподняв губу в полуоскале, смотрит в глаза разъярённого Сарана.
Единственное, что хоть как-то примиряет Элемарра с ситуацией, это уверенность, что в этом противостоянии он всё равно одержит верх, и Саран выполнит все приказания.
Столица Озарана, одна из фешенебельных улиц
Сборы в магическом мире занимают потрясающе мало времени. Всего полчаса в ванной с волшебным составом делают мою кожу идеальной. Пять минут – на высокую причёску с локонами в исполнении горничной-волшебницы. Ещё столько же – на лёгкий макияж. Двадцать минут – надеть сбрую нижнего белья и платье. И снова в зеркале настоящая принцесса.
– Счастливого бала, мадемуазель, – сделав книксен, горничная покидает спальню, а я снова поворачиваюсь перед зеркалом: хороша.
Даже явившийся с бархатными коробочками отец настроения не портит. Раскрывает их: синие сапфиры в цвет моих глаз неистово сверкают в платиново-бриллиантовой окантовке «морозных» узоров – диадема, серьги, ожерелье, браслет.
На несколько мгновений, пока отец помогает надеть это ошеломляющее великолепие, почти кажется, что мы настоящая семья, и в блеске его таких же синих, как мои, глаз можно уловить восхищение и самодовольство родителя, впервые выводящего дочь в свет.
Но эта блаженная иллюзия развеивается его холодными словами:
– Только без глупостей, иначе нас всех убьют. – Он пробегается горячими пальцами по моим плечам. – Я буду следить за тобой.
И сразу внутри всё холодеет.
– Что мы будем делать? – от страха голос почти срывается.
– Мы кое-что заберём. Пять сокровищ короны. – Наклонившись, отец целует меня в щёку. – Соберись.
Из его рукава выскальзывает чёрное существо и ныряет под мой рукав, просачивается под корсаж.
Кража… если подумать, не так уж это ужасно: ну возьмём какие-нибудь ценные побрякушки.
Улыбка отца в зеркале ужасает так, что сердце пропускает удар.
***
Дверца кареты распахивается. Отец выпрыгивает первым и подаёт мне руку. Ступив на хрусткий снег, я с сомнением оглядываю высоченную каменную стену. За нашей каретой останавливаются ещё три.
– Ты же сказал, что у нас будут пропуска, – напоминаю я.
– Они есть. – Отец вынимает из-за пазухи тонкие браслеты с бусинами похожего на кристаллики льда горного хрусталя. Один надевает себе, второй – на мою руку. – Без них родовой артефакт короля не позволит войти во дворец.
– Но почему мы не войдём через центральный вход?
– Потому что не сможем объяснить охране это, – отец кивает на кареты. Мужчины в синих с серебром камзолах снимают с задников карет сундуки. Ровно пять штук. – И тебе предстоит открыть им двери.
– Ты же сказал, что мы что-то украдём.
– Совершенно верно, дорогая, – отец поворачивает меня к стене. – Это твоя первая дверь.
От тревоги перехватывает дыхание, и мысль – предательская мысль рубануть ударом магии сопровождающих – выскакивает поверх страхов и любопытства. В следующий миг тело опутывают невидимые нити, и я опять превращаюсь в марионетку.
 
Моя рука поднимается, в ребре ладони концентрируется магия. Один короткий взмах – и стена осыпается хрусталиками льда, открывая внутренность склада. Хрусталики так красиво сверкают в лучах вечернего солнца, но проходящие в полумрак вскрытого помещения люди с ящиками безжалостно топчут их сапогами.
– Идём, – отец подставляет мне локоть, и рука сама ложится на его предплечье.
***
Приходится открывать разные двери: и обычные створки, и люки в полу, пробуравливать сами стены. Магия, натренированная на такие короткие удары, послушно выплёскивается, бьёт чётко, зонально. Иногда мы идём по тёмным мрачным тоннелям, как тот, в который попали из склада у стены. Порой – крадёмся по коридорам для слуг или по широким, словно изо льда созданным анфиладам.
Отец ведёт безошибочно, то и дело сверяясь с карманными часами, заставляя ждать или ускоряться. По этой выверенности действий понимаю: он знает не только план дворца, но и расписание караулов.
А где-то совсем рядом шумят голоса, играет музыка. Мы то приближаемся к залам с веселящимися гостями, то удаляемся. Я считаю: двадцать ударов сделано… уже тридцать… тридцать пять… сорок…
Сорок второй удар открывает путь в просторный светлый коридор, будто созданный из подсвеченного солнцем льда. Коридор упирается в высокие двери с прекрасным узором. За ними – большой зал с семью тронами на трехступенчатом возвышении. На стене за тронами висит громадный флаг: серебряный дракон и снежинки на синем фоне. Вдоль стен – витые колонны изо льда.
А из-за противоположной двери доносятся шелест голосов и музыка. Гости всего шагах в двадцати от нас.
– Ставьте по местам, – шипит отец.
Один из мужчин оскальзывается на натёртом до блеска полу, и его сундук с грохотом валится на пол. Эхо удара звенит, вибрацией отдаётся в хрустале потолочных люстр. Из-под отскочившей крышки выплёскивается тёмная субстанция, шевелит щупальцами.
– Мэлар, держи его, – вскрикивает бледнеющий мужчина, на лбу которого проступает татуировка чёрного глаза с красной радужкой.
Контроль над моим телом внезапно исчезает.
Подхватив подол, бросаюсь к дверям, за которыми гомонят гости.
– Стой! – вскрикивает отец.
Ага, щаз! Я вылетаю за дверь, открываю рот закричать, позвать на помощь, но голосовые связки парализует. Ну, отец! Разряженные дамы и господа воркуют о своём, но охранники в синих мундирах бдят – четверо сразу направляются ко мне.
Вдруг ощущаю колебания отца. А потом тело решительно закрывает за мной двери в тронный зал и, развернувшись на каблуках, спешит к средней из пяти дверей огромного зала. Охрана следует за мной.
Проклятье! Лучше бы они проверили тронный зал!
Гости разом приходят в движение, отступают в ту же сторону, что и я, подальше от тронного зала, и сотня голосов повторяет одно и то же:
– Принцы… принцы… принцы идут…
***
Пальцы Сарана так дрожат, что он вынужден сжимать их в кулаки. Даже сердце его коллекции – драгоценный предмет, пробудивший в нём свойственную драконам страсть к собирательству – толком не успокоил. И оставлять его под присмотром отца ему тревожно.
«Как отец и братья оставляют свои ценности? Как они могут? – Саран, шагая следом за братьями, с трудом подавляет желание остановиться и закрыть лицо руками, собираться с мыслями. – Скоро всё закончится. Сорок минут. Мне надо сорок минут официальной церемонии посидеть на троне. Даже говорить ничего не надо, слушать не надо – просто сидеть».
 
Впереди шелестят платья избранных жён его братьев Рарриена и Адарона. Сами братья по-военному чеканят шаг.