СССР при Брежневе. Правда великой эпохи

Летом 1970 года группа в 12 человек совершила попытку захвата самолета для вылета в Израиль. На суде они заявили, что не желали никому причинять вреда, летчика планировали только связать, а единственный имевшийся у них пистолет был неисправен и служил лишь целям запугивания. Двух «самолетчиков», как их назвали, приговорили к смертной казни, остальных – к различным срокам заключения от 8 до 15 лет. Однако вскоре кассационный суд отменил смертные приговоры и снизил сроки заключения другим угонщикам. Вместе с тем впоследствии было задержано еще несколько граждан СССР и осуждено за «связь с организаторами захвата самолета»74.
Серьезную террористическую атаку, состоявшую из серии терактов в Москве, организовали армянские националисты. Это были три взрыва, прогремевшие во время каникул и выездов детей на елки в субботу 8 января 1977 года. Обычно говорят о взрыве бомбы, прогремевшем в этот день в поезде московского метро. Он действительно был самым страшным и тяжелым по своим последствиям. Еще один взрыв произошел в продуктовом магазине № 15, наконец третья бомба сработала на улице 25 Октября, недалеко от Историко-архивного института и ГУМа. Среди пострадавших были дети. Погиб ученик 10-го класса, приехавший в столицу на каникулы, тяжелое ранение получила 4-летняя девочка. В общей сложности пострадало 37 человек.
Операция по расследованию терактов получила кодовое название «Взрывники». Она была завершена в кратчайшие для таких дел сроки. Возглавлявший ее офицер КГБ В.Н. Удилов вспоминал, что произошедшее ошеломило советское общество, требовалось найти преступников, предупредить новые убийства. Стремясь снять подозрения с диссидентского движения, академик Сахаров 12 января обратился к «мировой общественности». Он попытался изобразить случившееся как провокацию «карательных органов», целью которой было «закручивание гаек» в стране. Тем временем удалось предотвратить еще один теракт – по чистой случайности взрывное устройство не сработало и его доставили в милицию. Через несколько месяцев следственные мероприятия привели к раскрытию подпольной террористической группы и аресту не только всех непосредственных исполнителей, но и организаторов взрывов в Москве. Среди них оказались и националисты со стажем, уже отбывавшие срок за антисоветскую деятельность75.
Самым известным инцидентом стал мятеж, поднятый в 1975 году в дни празднования 58-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции заместителем командира по политической части (замполитом) одного из новейших на Балтике противолодочных кораблей «Сторожевой». Долго вынашиваемый план состоял в следующем: привести боевой корабль в Ленинград, колыбель революции, встать рядом с легендарной «Авророй» и потребовать предоставить телеэфир для обращения к народу. Как альтернатива рассматривалась возможность вывести корабль за пределы территориальных вод СССР, и оттуда обратиться к народу, раскрыть ему глаза на происходящее в стране. Попытка уйти в нейтральные воды успехом не увенчалась – корабль был возвращен в советские территориальные воды, команду корабля арестовали. После следствия и суда инициатор мятежа был лишен воинского звания и наград и приговорен к расстрелу. Однако все остальные 6 офицеров и 11 мичманов, принимавших участие в захвате корабля, никакого наказания не понесли. Заведенные против них дела очень скоро были прекращены76.
Диссидентское движение в те годы было неоднородным. Современная историография выделяет в нем несколько течений. Прежде всего, это правозащитное движение, начало которому было положено в 1968 году, когда в Москве 7 представителей столичной интеллигенции вышли на Красную площадь в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию. Далее в литературе называются различные религиозные группировки (в которые входили приверженцы всякого рода тоталитарных сект и нетрадиционных для народов России религиозных течений, таких как евангелисты, адвентисты, баптисты и проч.). Особенно массовым течением диссидентства являлись разного рода сепаратистские движения, которые ставили своей целью разделение народов СССР по национальным квартирам. Своеобразным явлением в диссидентстве становится возникновение объединений, декларирующих необходимость возвращения к подлинным социалистическим или даже коммунистическим ценностям, также, как правило, с ярко выраженным интернационалистским уклоном.
 
Кроме того, некоторые авторы отдельным направлением диссидентства называют так называемое русское освободительное движение, в которое объединяют деятелей от национал-боль-шевистской до православно-монархической ориентации. Такой подход разделяется далеко не всеми, поскольку диссидентское движение, несмотря на некоторые нюансы в идеологии отдельных входивших в него групп, ориентировалось, прежде всего, на ценности «свободного мира» и было направлено на слом советского образа жизни. В этом контексте движение русского возрождения не только не правомерно относить к диссидентству, его следует квалифицировать как прямо противоположное ему, а именно как охранительное движение. Неслучайно основными формами деятельности представителей патриотического лагеря были сугубо охранительные: охрана и реставрация памятников старины, борьба за чистоту русского языка, воспитание молодежи в духе гордости за свое национальное историческое наследие и т. д. Среди структур, на которые могла опираться «русская партия внутри КПСС», один из ее активных участников и летописцев А.И. Байгушев называл, например ВООПИК (Всероссийское Общество Охраны Памятников Истории и Культуры), журнал «Молодая гвардия», а также одноименное издательство в бытность руководства им В. Ганичевым, журнал «Наш современник», конечно же, Союз писателей РСФСР и т. д. Все эти институты русского гражданского общества свою деятельность строили на идеологии величия России77. Тем самым объективно рост национального самосознания в широких кругах русской интеллигенции способствовал укреплению могущества государства, сохранение национального единства через «соединение веков отечественной истории»78.
Таким образом, мы убедились, что и политическая жизнь СССР в 1964–1982 годах, как и все прочие сферы жизни общества, ни в коей мере не может быть описана исключительно в терминологии застоя и тоталитаризма. Это, конечно, не отменяет того факта, что отдельные политические изменения в стране запаздывали, рост гражданской активности не всегда дополнялся, а иногда искусственно сдерживался косными политическими институтами. Кроме того, становится очевидной основная линия развития политической элиты в 1964–1985 годах. Удаление из нее национально мыслящих лидеров неизбежно вело к дрейфу советской верхушки к западничеству и либерализму безотносительно к тому, в чем это конкретно выражалось: в «косыгинской» экономической реформе, уступках в идеологической сфере или попятном движении на международной арене. Советские лидеры к концу брежневской эпохи были готовы капитулировать скорее перед диссидентами-западниками, чем уступить пробуждавшейся в русском народе стихии самосознания. Пораженческие настроения, проникшие в высшие эшелоны власти в СССР, рано или поздно должны были привести к появлению политиков, спекулирующих на них ради удовлетворения собственных интересов, идущих вразрез с интересами общества.
Можно сказать, что постепенно разрастался опасный разрыв между официальной риторикой, насквозь псевдореволюционной, и направленностью реальных шагов тех, кто оказался во главе партии и государства. В этом, как представляется, крылась одна из важнейших предпосылок поражения Советского Союза в «холодной войне» и его упразднения победившей стороной. Однако эти и другие проблемы, стоявшие перед СССР, не носили антагонистического характера и могли быть преодолены с опорой на собственные силы. Удастся ли это сделать, зависело и от позиции всего общества, и от выбора, который предстояло сделать советскому руководству в середине 1980-х годов.
  
Глава VI
 
Общество, в котором счастье мог найти каждый
 
Известный автор книг об эпохе Брежнева А. Шубин справедливо назвал советское общество живым обществом79. И хотя общую концепцию историка роста в советском обществе противоречий между составлявшими его слоями принимать категорически нельзя, само понимание советского общества как полного энергии роста, безусловно, полностью справедливо. Подтверждением позиции историка может служить положение во всех сферах общественной жизни СССР, но прежде всего, в духовной и социальной сферах. Именно здесь динамизм и успешность советского опыта сказались в наибольшей полноте. Социальная сфера вообще является важным элементом для понимания советского общества.