Пляска в степи (СИ)

Ярослав потер широкие, густые брови. За стеной терема его поджидали две дюжины добрых молодцев, чтобы отправиться загонять кабана. Но после таких известий ловита станет поперек горла.
В гридницу со всей дури влетел сотник Стемид. Выглядел тот встрепанным не хуже Лутобора: ну как и впрямь со смазливой девки его подняли, едва успел портки да рубаху натянуть, и ту криво. Приглаживая рыжие вихры, сотник поглядел на воеводу, князя да смурного гридня, и все веселье тотчас стекло с его лица.
— Святополк увел из терема дружину, — коротко пояснил ему Ярослав в ответ на вопросительный взгляд. — Во дворе кмети на ловиту сбираются. Вели им расходиться. Не будет нынче никакой ловиты.
Стемид кивнул, как и следовало делать всякий раз, когда приказывал князь. Но смысл услышанного еще не дошел до него в полной мере, и заспавшийся сотник нынче никак не мог уразуметь, куда увел дружину княжич Святополк, да причем тут ловита?.. Но князь велит, и дружина слушается, и потому Стемид, кивнув во второй раз, вышел из гридницы столь же стремительно, как и вошел.
— А что же воевода Брячислав? — Ярослав поглядел на Лутобора.
Он злился, но уже совладал с собой. Взгляд потемневших глаз прояснился, посветлел. И старый шрам перестал столь ярко выделяться на его правой щеке.
— В тереме остался. Мы уж не посмели к нему сунуться, — и Лутобор покаянно развел руками.
— Ну, стало быть, тогда я сам к нему наведаюсь, — криво усмехнулся князь, поглядев на гридня и воеводу.
Дядька Крут медленно покачал головой. Чувство неведомой, нависшей над ними всеми опасности обострилось вдруг во стократ. Оно будто давно преследовало его неотступно, а нынче вдруг разом себя проявило. Затея Мстиславича ему не нравилась со всех сторон, о чем он прямо и сказал.
— А коли это ловушка? Заманивает тебя на свои земли.
— Ну так позаботься, чтобы моя гридь смогла отбить меня из ловушки, — жестко отозвался Ярослав, и его старый пестун нахмурился. Совсем заматерел тот, кого он помнил сопливым мальчишкой.
Поджав губы, воевода скрестил руки на груди. Он смолчал. Князь тоже ничего не говорил какое-то время, лишь продолжал в напряженной задумчивости измерять шагами гридницу.
— Может, ты и прав, — нехотя сказал Ярослав, наконец, и посмотрел на воеводу. — Может, нарочно все так устроил Святополк.
Он вздохнул так, как совсем не пристало князю, и провел рукой по волосам на затылке. На лбу они были перетянуты тонким кожаным шнурком, чтобы не лезли в глаза.
— Вели воеводе Брячиславу явиться к тебе в терем, — подсказал дядька Крут. — Пусть даст ответ за княжича.
— Он не явится, — Ярослав с сомнением покачал головой.
— Ну, все лучше, чем сгоряча в Белоозеро бросаться, — старый пестун пожал плечами. А потом вдруг ухмыльнулся с несвойственной себе хитрецой. — Может, и явится. Княгиня Мальфрида ведь до сих пор у тебя гостит.
Ярослав провел ладонью по короткой светлой бороде. Лутобор стоял молча, не влезая в их разговор. Служил он простым гриднем и пока не дорос советы князю раздавать.
— Передохни малость и отправляйся обратно, — Ярослав повернулся к нему. — Передай воеводе Брячиславу, что видеть его желаю у себя в тереме. Да пусть не медлит.
— Все исполню, князь, — Лутобор поклонился и вышел прочь.
— Поискать бы этого Драгана с дружиной… не мог же он под землю провалиться с войском, — немного помолчав, вновь заговорил дядька Крут.
Ярослав уселся на лавку и залпом опрокинул в себя полную чарку кваса.
— Всюду-то я запаздываю, — пробормотал он вполголоса, и его слова не предназначались для чужих ушей.
— Напрасно ты пригорюнился, Ярко, — помедлив, все же отозвался воевода.
Он назвал князя его детским прозвищем, которым его не звал почти никто с момента, как выдержал Мстиславич Посвящение.
По лицу Ярослава пробежала тень, и он усмехнулся, и поглядел снизу вверх на стоявшего подле лавки пестуна с поджатыми губами, сердито сведенными бровями и сложенными на груди руками.
— Отправь во все стороны гонцов, дядька Крут, — сказал Ярослав. — Нужно разыскать дружину моего брата.
 
______________________
* Лов/ловита — охота
 Девка в тереме V 
— Не ходила бы ты туда, госпожа, — Чеслава положила руку на стремя и слегка придержала смирную кобылу под Звениславой.
Та обернулась на воительницу, но пожала плечами, не став спорить, и вместо очередной лесной тропинки они повернули из к ладожскому терему. И впрямь задержались они маленько. Давно уж следовало воротиться.
Свалившись в день суда с лошади, Звениславка мыслила, что ни в жизнь не сядет больше верхом! Боги хранили ее, и отделалась она лишь ушибами, синяками да испугом. Но все же пролежала седмицу напролет на лавке, повинуясь приказанию местного лекаря. Голова у нее всяко кружилась, да перед глазами горница расплывалась, так что она особо не противилась.
Чеслава же ту седмицу также пролежала, но на пороге подле двери в ее горницу, о чем княгине потом рассказали смешливые теремные девки. Когда падала, Звенислава и не поняла, почему так случилось. А очнулась уже, и Ярослав сказал, что скинула ее неведомо отчего смирная допрежь кобылка.
Звениславка ныне ехала на ней верхом.
Воительница сама ей во всем призналась, едва Звенислава поднялась с лавки. Призналась, что озлобилась и потянула поводья, что через нее лошадь княгиню и скинула...
Что вспоминать. Все быльем поросло.
Зла она на Чеславу не держала и мужу ее — их — тайну не раскрыла. Но порешила, что нужно в седле потверже, поувереннее держаться. Ярослав дозволил, когда она попросилась ездить верхом в лес, что широким кольцом окружал ладожское городище.
И вот уже какую седмицу подряд Звенислава исправно забиралась на свою Лакомку и, стиснув поводья, медленно правила в сторону тропинок, затерявшихся в густых деревьях. По приказу князя и по собственной клятве Чеслава всюду ее сопровождала, учила хитростям да премудростям: как с лошадью правильно говорить, каким голосом приказывать, как свистеть, как коленями править... Каждая такая поездка была для воительницы и мукой, и благодатью. Никогда до самой смерти не забудет она, как едва не погубила по собственному скудоумию княгиню. И как та отплатила ей добром за все причиненные обиды. Как смиловалась и позволила жить.
Плавно покачиваясь в седлах, они медленно бок о бок ехали по стезе, ведущей в ладожский терем. Звенислава поправила на плечах пушистый мех, что согревал ее свежим, прохладным утром. За Осенинами совсем незаметно наступил Листопад. Еще совсем немного, и начнет похрустывать под ногами поверх листвы тонкая заледеневшая долгой ночью корочка. Для Звениславы это были первые столь суровые осень и зима, разительно отличавшиеся от тех, которых она знавала в прошлой жизни. По правде, она мерзла отчаянно, хоть и куталась в теплые меха и плотную шерсть. У Ярослава она ни в чем не знала нужды и ходила раз в две седмицы на торг, держа в руках туго набитый мужнин кошель. Он велел ей не скупиться, и она училась слушаться мужа.
— Кто это? — Чеслава вдруг прищурила единственный глаз и поднесла ладонь к бровям, вглядываясь в стезю перед ними.
Где-то впереди вдалеке в сторону терема по дороге брел одинокий путник. А может, и вовсе не в терем он шел, бежала ведь стезя дальше и дальше, к соседним небольшим поселениям да деревенькам.
— Да чего ты всполошилась, — Звенислава беспечно махнула рукой. — Мало ли кто идет.
Воительница покосилась на нее, поджала рассеченные шрамом губы, но ничего не сказала. Лишь свела посильнее колени в кожаных портках, прибавляя ходу. Лакомка послушно побежала шибче, следуя за серым жеребцом Чеславы.
На княжьем подворье царила обычная суета. Чеслава спешилась первой и взяла у Звениславы поводья, а после придержала ее, пока княгиня слезала с Лакомки. Никому из отроков и, тем паче, холопов не доверяла воительница снимать с лошади свою госпожу.
Одернув тяжелые юбки и меховую накидку на плечах, Звениславка направилась в терем. С тайной завистью покосилась на Чеславу: той-то вольготно было шагать в кожаных штанах да плаще, что не сковывал движения. Княгине же пришлось пойти на хитрость и прятать холщовые портки под юбкой, чтобы никто не увидал. Вот срам бы был! Еще и добрую ткань пришлось распороть, чтобы на лошадь было сподручнее взбираться.